Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Благодаря бюрократической ошибке он спасся от смерти пятнадцать лет спустя.
Итак — опорные точки. Два отъезда, две войны, жизнь, зажатая между 1878 годом и годом 1942, когда он ляжет во французскую землю.
28 февраля 2003
История про Гатчину
Я живу в Гатчине. Собственно, я и раньше жил в Гатчине — но вдруг с неба свалился американский космический корабль. До земли мало чего долетело, но это был знак свыше. Я я больше не жил в Гатчине. Но потом всё опять вернулось. Опять ёбнулся американский космический корабль, и я приехал в Гатчину.
Стал ходить по тем же дорожкам, ездить в Город со станции Татьянино. Делать какие-то бессмысленные дела.
А чего ещё надо? Видел вот Знаменитого Актёра Жжёнова.
И ещё каких-то знаменитых людей. Например, подружился с дочерью писателя Ильфопетрова.
Но, главное, я ходил по улице Володарского и плакал. Потому что там в ледовом накате тротуаров, в жухлых снежных куч закопано моё Прошлое.
И, наверное, я в Гатчине в последний раз — потому как не ждать же, пока ёбнется очередной космический корабль. Там ведь люди сидят, а не космические уроды. Я лучше в других городах поживу, а они пускай летают. На здоровье.
Ну и ладно.
А завтра я собираюсь в Город — так что если я кому нужен — ищите меня там.
04 марта 2003
История про разное Знание
Есть такая история. Один мой одноклассник заявился к другому. Тот собирался было в магазин, но гость, перехватив инициативу, сказал:
— Костян, ты меня обещал на гитаре научить играть на гитаре.
Это была правда — действительно обещал. Но здравомыслящий одноклассник пытался опираться на то, что, дескать не время, сметана — сыр — хлеб, да бабушка яиц просила купить. Гость заметил — сейчас обеденный перерыв, есть ещё полчаса.
Он был настойчив, и тогда один одноклассник сказал другому, сняв гитару со шкафа:
— Смотри: вот «звёздочка», вот «баре», вот «треугольничек»… Видел? Ну, всё, пошли!..
Это очень правильная история. Потому что в ней правы все. Прав человек, защищающийся от лупоглазого профана, обуреваемого жаждой знаний. Прав человек, тянущийся к струнам, потому что человек создан для того, чтобы затыкать всякую бочку и долетать до самого Солнца, чтобы никогда не вернуться домой. Все правы. Все виноваты. И виноватых нет.
Я буду рассказывать о спекулятивном знании.
Спекулятивное знание не хуже любого другого. Просто к нему есть повышенный интерес у общества. И ещё — этот интерес можно удовлетворить простым объяснением.
Сейчас время демократии, а демократия — это именно простые объяснения. Потому что демократические объяснения должны быть понятны Бивису и Батхеду. Бивис и Батхед жуют и приговаривают «клёво» и «круто». Строятся пирамиды золотого сечения и святится, будто в храмах, в этих пирамидах вода.
Я говорю об этом угрюмо, потому что говорю об этом для себя. Никто не обязан меня слушать, я не вкрадчивый телефонный голос Ильющенко. В этом вся разница — я как одинокий монах-пустынник. Моё отношение с миром не несёт прозелетической функции.
Идеалы Просвещения для меня сомнительны. Я не стал бы отстреливать энциклопедистов и народников, но раздача адаптированного Толстого Бивисам и Батхедам — не моя задача.
Не надо меня за это ругать.
07 марта 2003
История про праздник
В общем, конечно, это день мужского налогообложения. Точно так же, как 23.02 — день женского налогообложения. А 14.02 — это день особого налогообложения. Референт наша вышла замуж в день Св. Валентина. Отметила, так сказать годовщину казни. Бодрит.
Бодрит, точно так же, как и все праздники.
07 марта 2003
История про визиты в Ленинград
У Вениамина Каверина есть такой роман «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове». Это один из множества романов двадцатых годов, где фамилии героев не скрывают фамилий их прототипов. Но я люблю его не за это — в этом романе есть чёткость метафор, неожиданные повороты стиля, всё то, что постепенно забывали Серапионовы братья.
«Он вернулся домой мокрый и с таким лицом, что старуха, которая отворила ему дверь, растерявшись, заговорила с ним по-татарски»
— вот как пишет в этом романе Каверин.
Так вот, в этом романе есть московский писатель, что едет в Ленинград устраивать скандал. Он так и думает, что не наскандалив, нельзя уехать обратно. Про него говорится так: «Покамест ему удавалось легко жить. Он жил бы ещё легче, если бы не возился так много с сознанием своей исторической роли. У него была историческая роль, но он слишком долго таскал её с собой, в статьях, фельетонах и письмах: роль истаскалась; начинало казаться, что её у него нет. Тем не менее он всегда был готов войти в историю, не обращая ни малейшего внимания, просят его об этом или нет». «Время шло у него на поводу, биография выходила лучше, чем литература… Женщины сплошной тучей залегли вокруг него, по временам из-за юбок он не видел ни жены, ни солнца. Но его литература уже приходила к концу. В сущности, он писал только о себе самом, и биографии уже не хватало».
Он призывает писателей скандалить, он сам устраивает скандал, но всё идёт как-то криво. Внезапно московский писатель обнаруживает, что трахнул жену своего друга. В измятом платье, с дурацкой улыбкой, лежит перед ним жена его друга, и он с отчаянием понимает, что совершенно невозможно понять, зачем он это сделал. Наконец, на каком-то собрании он начинает организовывать скандалистов. Он говорит, что в Москве есть правильный журнал, что называется «Левый фланг». И в нём-то и можно скандалить.
Аспирантка с мужскими чертами сразу же говорит ему, что её статьи этот журнал не напечатает. «Это была обида. Ленинградцы не принимали журнала, который он почти редактировал. Они объявляли журнал сомнительным, они шутили над ним. Дальше начинается буйство, тяжёлое буйство человека, что отстаивает право на дебош.
У Каверина были свои счёты с этим писателем — юношеский кумир, когда в нём разочаровываются, распадается на отравленные осколки. Осколки отравляют восприятие. К тому же именно из-за этого писателя, убежавшего из РСФСР по тонкому льду
