Читаем без скачивания Маг и его кошка - Алина Лис

Стерва! Сыграно как по нотам. И появление Стормура, и дальнейший разговор.

Разумеется, я не стал молчать, когда увидел это надутое ничтожество с чистым личиком. Поинтересовался, когда красавчик успел потерять замечательную отметину, что я поставил ему в прошлый раз. А то, может, нужно подновить? Мне не сложно.

Он никогда не умел держать удар и сорвался в ответ. Все шло к повторной дуэли, о которой я втайне мечтал, но вмешалась Иса. Пригрозила мне изгнанием, Стормуру — что не будет с ним разговаривать. Я опомниться не успел, как она утащила его танцевать, оставив меня наблюдать за ними в бессильной ревности и злости.

Ожог, к слову, оказался на месте. Даже доктора фэйри не смогли до конца убрать отметину истинного пламени с фэйри льдов и туманов. Лорд-буря просто прикрыл ее иллюзией по случаю бала, чтобы не пялились.

Мелочь, а приятно.

Мне никогда не нравился братец Исы. Высокомерие — ладно, простительный грешок, сам порой им страдаю. Но у Стормура была подлая привычка пинать безответных. Еще он не гнушался возможностью очернить кого-то, просто так, между делом. И главное — брат Исы был труслив. При намеке на серьезный отпор всегда давал задний ход.

Меня он откровенно опасался, а я брезговал его трогать, пусть иной раз и хотелось. Брезговал и не хотел расстраивать княгиню. Помнил, какая нежная дружба связывает Ису с ее высокомерным братцем.

Угу… тогда я был наивен. Даже предположить не мог, насколько «нежная»…

Я все еще смотрел на них. Подмечал, почти против воли, не по-родственному тесные объятия, а воображение, на которое я никогда не жаловался, дорисовывало остальное.

А потом мне резко стало весело. Кто сказал, что в срежиссированной княгиней драме я обязан играть жалкую роль ревнивца?

Франческа

В малой гостиной нет ни души, оттого она кажется пугающе огромной. Здесь тихо. Не доносится музыка из бальной залы, не слышен смех и разговоры гостей из анфилады комнат.

Лиловые портьеры, сиреневая обивка дивана, обои на два тона светлей. Всей мебели — пара диванчиков, кресла и белый клавикорд с резной крышкой, инкрустированной золотом, в углу.

Пустота подавляет.

Я отдергиваю портьеру. На широченном — два с половиной фута, не меньше — подоконнике лежит полученная от княгини книга.

Ждет.

Оглаживаю переплет из темной кожи. По углам книги оттиснуты символы четырех стихий, а в центре — восьмилучевая звезда.

Символ Хаоса на своде законов фэйри. Так странно…

Я сбежала с приема. Не совсем сбежала — отлучилась. Все равно вечер безнадежно испорчен, так отчего бы не провести его остаток за книгой.

Можно устроиться на диванчике, но комната слишком большая для меня одной. И мне не нравится мысль, что в любой момент кто угодно может войти. Еще донесут Элвину, чем я занимаюсь.

Поэтому я, прихватив лампу, подбираю юбки и заползаю на подоконник. Портьера опускается, отделив меня от расфуфыренного и самодовольного мира фэйри. С другой стороны — оконное стекло. Огромное и невероятно прозрачное — без помутнений, без пузырьков воздуха. Можно подумать, преграды и вовсе не существует.

Я прилипаю носом к стеклу, рассматриваю темный двор в подтаявших сугробах. Сегодня уже первый день весны, а снег и не думает сходить. Как же холодно на севере…

— Прекрати!

Я вздрагиваю. Что это? Голоса из гостиной?

— Да ну? Что, правда просишь прекратить? — Элвин произносит это глумливо, с веселой яростью, от которой у меня мороз по коже. Хочется забиться в щелочку, стать совсем незаметной, невидимой.

Я, не дыша, приникаю к щели между стеной и портьерой.

— Еще скажи, что тебе не нравится. Задери платье!

Вцепляюсь зубами в ладонь, чтобы не пискнуть. Может, я заснула и мне снится кошмар?

— Не здесь, — говорит княгиня Иса, стоя на четвереньках.

Юбка ее платья волнами растеклась по мраморному полу. Голова высоко вздернута, потому что мой хозяин намотал волосы княгини на правую руку и теперь тянет, принуждая выгибать спину. Его колено упирается в спину фэйри.

— Кто угодно может войти…

— Тогда тебе лучше поторопиться, — ухмыляется Элвин, взмахивая хлыстом. — Мы же не хотим, чтобы гости застали княгиню в таком неудобном положении.

Умоляющий шепот:

— Ты ведь не сделаешь этого.

Он наклоняется и целует ее, потом медленно, едва касаясь, проводит кончиком хлыста вдоль обнаженной спины:

— Еще как сделаю. Давай, задирай платье.

Зажимая рот руками, я слежу за тем, как гордая, совершенная повелительница фэйри, всхлипывая, поднимает подол. Мелькает край нижней рубахи.

Она все еще стоит в унизительной позе на четвереньках, платье подтянуто к поясу, обнажая кружевные панталоны и ноги в белых шелковых чулках.

— Милые рюшечки, — говорит Элвин, медленно приспускает панталоны, гладит ягодицы, а потом резко взмахивает хлыстом. — Считай!

Это жутко, до невозможности жутко, но нет сил отвернуться. Меня словно заколдовали. В тишине слышен лишь свист хлыста, прерывающийся от слез голос отсчитывает удары, на алебастровой коже вспухают розовые отметины…

…Обжигающая боль от плети и злой голос отца: «Терпи, потаскуха!»

Дурнота рассеивает злые чары. Она находит внезапно и так сильна, что меня чуть не выворачивает прямо здесь. Не будь так страшно, я бы не сдержалась. Отворачиваюсь к стене, дышу медленно, глубоко, пытаясь удержать выпитое вино и легкий ужин, а из-за портьеры все так слышен свист хлыста и дрожащий женский голос, отсчитывающий удары…

Что-то горячее капает мне на руку. И снова, с другой стороны. Почему я плачу?

Безмолвно всхлипываю, сдерживая рыдания. Рядом, за шторой, в голос всхлипывает Иса:

— Двадцать.

— Хватит, — он тянет ее за волосы, принуждая подняться. Отбрасывает хлыст, целует и медленно расшнуровывает лиф платья.

— Можно я…

— Нельзя, — он подсаживает ее на подоконник напротив. Я мысленно вздрагиваю. Он сек не до крови, но все равно должно быть больно. Я помню, каково оно — сидеть сразу после порки…

Ничего, ничегошеньки не понимаю, потому что княгиня по доброй воле целует руку, которая только что наказывала ее, а потом обнимает и ласкает своего мучителя, пока он стягивает лиф ее платья и задирает юбки.

— Да сними ты уже эти проклятые панталоны!

Белая кружевная тряпочка соскальзывает вниз. Снова отворачиваюсь. Не хочу этого видеть! Не хочу ничего знать об этой мерзости!

…Запах браги и пота, хриплое дыхание и боль…

Иса стонет, сперва тихо, потом все громче, в голос. Затыкаю уши, но от ее стонов и всхлипов не избавиться, они вонзаются в мозг раскаленной иглой.