Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мисс Мильрой… – повторил Мидуинтер, все более и более удивляясь. – Сам Аллан сказал мне…
Он опять недоговорил.
– Мистер Армадэль сказал вам, что я предмет его восторга. Бедняжка! Он восхищался всеми. Его голова, видимо, пуста, как это, – промолвила мисс Гуилт, показывая с многозначительной улыбкой на свою пустую чашку.
Она опустила туда ложку, вздохнула и снова стала серьезной.
– Я виновата в том, что позволила ему ухаживать за мной, – с раскаянием продолжала она, – не испытывая ни малейшего интереса к тому мимолетному вниманию, которое он проявлял ко мне. Я не унижаю многих превосходных качеств мистера Армадэля, понимаю, какое превосходное положение он может предложить своей жене. Но сердцу женщины приказывать нельзя. Нет, мистер Мидуинтер, даже счастливому владельцу Торп-Эмброза, который приказывает многим другим.
Она посмотрела ему прямо в глаза, произнося с чувством эти слова. Мидуинтер опустил голову, густой румянец покрыл его щеки. Он почувствовал, как сердце его забилось при словах о ее полном равнодушии к Аллану. В первый раз с той поры, как они узнали друг друга, его интересы противоречили интересам друга.
– Я была, признаюсь, тщеславна, позволила мистеру Армадэлю волочиться за мною, и наказана за это, – продолжала мисс Гуилт. – Если бы между моей ученицей и мною было хоть какое-нибудь доверие, я легко уверила бы ее, что она может стать миссис Армадэль, не боясь соперничества с моей стороны. Но мисс Мильрой возненавидела меня и не доверяла мне с самого начала. Она, без сомнения, видя легкомысленное внимание ко мне мистера Армадэля, испытывала чувство ревности. В ее интересах было унизить меня в его глазах, и, весьма вероятно, мать помогла ей в этом. Миссис Мильрой также имела свои причины (о которых мне стыдно даже говорить) желать выгнать меня из дома. Заговор удался. Меня принудили (с помощью мистера Армадэля) оставить место у майора. Не сердитесь, мистер Мидуинтер, не составляйте опрометчивого мнения. Наверно, и мисс Мильрой имеет какие-то хорошие качества, хотя я их не приметила, и опять уверяю вас, что я не обвиняю мистера Армадэля, я только обвиняю тех людей, орудием которых он служит.
– Как, он был их орудием? Как он мог быть орудием ваших врагов? – спросил Мидуинтер. – Пожалуйста, извините мою тревогу, мисс Гуилт, но доброе имя Аллана так же мне дорого, как мое собственное!
Взгляд мисс Гуилт опять устремился на него, он был полон нежности и вдохновения.
– Как я восхищаюсь вашей вдумчивостью! – сказала она. – Как мне нравится ваше беспокойство за доброе имя друга! О! Если бы женщины могли поддерживать подобные дружеские связи! О! Счастливые, счастливые мужчины!
Она замолчала и в третий раз стала рассматривать свою пустую чашку.
– Я отдала бы очень многое, – сказала она, – за то, чтобы найти такого друга, какого нашел в вас мистер Армадэль. Я никогда не найду такого, мистер Мидуинтер, никогда! Вернемся к тому, о чем мы говорили. Я могу рассказать, в чем ваш друг виноват в моих несчастьях, только рассказав прежде о себе самой. Я похожа на многих других гувернанток; я жертва печальных семейных обстоятельств. Может быть, это мне вредит, но я терпеть не могу рассказывать о них при посторонних. Мое молчание о родных и друзьях вызывает превратные толки о причинах моего зависимого положения. Вредит это мне в вашем уважении, мистер Мидуинтер?
– Сохрани боже! – с жаром возразил Мидуинтер. – Нет ни одного человека на свете, – продолжал он, – думая о своей собственной истории, который смог бы лучше понять и уважать ваше молчание, как я.
Мисс Гуилт схватила его руку.
– О! Я знала это, – сказала она, – с той самой минуты, как в первый раз увидела вас! Я знала, что вы также много страдали, что вас не обошли в жизни горести, которые сохранили в тайне! Странная, странная симпатия! – Мисс Гуилт вдруг опомнилась и задрожала. – О! Что я наделала? Что вы должны подумать обо мне? – воскликнула она, когда Мидуинтер, уступая гипнотическому очарованию ее прикосновения и забыв все на свете, кроме руки, лежавшей в его руке, наклонился и поцеловал ее. – Пощадите меня! – произнесла она слабым голосом, когда почувствовала горячее прикосновение его губ. – Я так одинока, я нахожусь полностью в вашей власти!
Он отвернулся от нее и закрыл лицо руками; он дрожал, и она это видела. Она смотрела на него с большим интересом и удивлением.
«Как этот человек любит меня! – подумала она. – Я хотела бы знать, было ли время, когда я могла полюбить его?»
Молчание между тем продолжалось уже несколько минут. Он прочувствовал ее мольбу о пощаде так, как мисс Гуилт не ожидала и не надеялась, он не решался ни взглянуть на нее, ни заговорить с нею.
– Продолжать рассказывать мою историю? – спросила она. – Забудем и простим друг другу все, что сейчас произошло?
Снисхождение этой женщины к выражению искреннего восторга Мидуинтера было подчеркнуто очаровательной улыбкой. Она задумчиво посмотрела на свое платье и, вздохнув, стряхнула с колен несколько крошек.
– Я вам говорила, – продолжала мисс Гуилт, – о нежелании рассказывать посторонним о моей печальной семейной истории. Этим-то, как я после узнала, обязана я коварству и подозрению мисс Мильрой. К той даме, которая поручилась за меня, тайно обращались за справками обо мне по наущению мисс Мильрой, я не сомневаюсь в этом. С сожалением должна сказать, что это еще не все. Какими-то скрытыми интригами, которые мне совершенно неизвестны, обманули простодушного Армадэля, и тайные справки у моей поручительницы в Лондоне пытались получить, мистер Мидуинтер, с помощью вашего друга.
Мидуинтер вдруг встал со стула и посмотрел на нее. Неотразимое впечатление, которое она произвела на него, как ни было сильно, перестало на время влиять теперь, когда это простое признание наконец прямо сорвалось с ее губ. Мидуинтер посмотрел на нее и сел опять, чрезвычайно изумленный, сел, не произнося ни слова.
– Вспомните, как он слаб, – кротко уговаривала мисс Гуилт, – и простите его, как я его простила. То ничтожное обстоятельство, что он не нашел моей поручительницы по адресу, данному ему, я не понимаю почему, возбудило подозрение мистера Армадэля. По крайней мере, он остался в Лондоне. Что он там делал, я не могу сказать. Я решительно ничего не знала, я не верила никому; я была счастлива в маленьком кругу моих обязанностей, как только могла
