Читаем без скачивания Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

как мы улеглись спать, что убедился теперь, до чего у нас тут все хорошо, а то, мол, мать дома сильно о нас беспокоилась, она знала об Америке только по письмам деда и рассказам отца. А в них финны тут всегда мерли как мухи.

12

Утром женщины хотели поехать в город и походить по магазинам. Я сказал, что меня не слишком прельщает идея таскаться с ними по универмагам и смотреть, как они вертят так и сяк женскую и детскую одежду, удив­ляются изобилию продуктов и количеству мясных кон­сервов на полках универсамов. Было до того жарко, что не хватило бы сил даже пройти через парковочные пло­щадки универмагов. Кайсу слушала утром радиопередачу на финском языке — прогноз погоды, к вечеру обещали дождь. Это освежило бы воздух ненадолго, но по магази­нам безусловно следовало прошвырнуться до этого. Не­вестка, правда, уверяла, что небольшой дождичек ее не напугает — она не сахарная, не растает от нескольких капель. Я рассказал, что вечерние дожди тут бывают очень сильные, они могут смыть изящную женщину в море, и труп ее поплывет в струях Гольфстрима к Северной Ев­ропе, в фиорды Норвегии или до Земли Франца-Иосифа.

Я дал Кайсу денег и ключи от машины. Женщины уехали. Мы с брательником пошли к плавательному бассейну и долго лежали в тепловатой воде. Брательник предложил вызвать по телефону такси и поехать в город осматривать достопримечательности. Я сказал, что с достопримечательностями тут туговато. Он хотел увидеть океан, да с такого места, чтобы насупротив был Африканский континент. Он никогда еще не имел возможности кинуть взгляд так далеко, это было бы приятно вспоминать дома. Я уверял, что отсюда ему Африку не увидеть, ко ему было достаточно одного только знания того, что впереди через тысячи морских миль есть целый материк, миллионы людей со своими мыслями и судьбами, и он никогда ничего об этих людях не сможет узнать, и они о пом тоже, но он мог бы стоять на берегу и думать, что все это где-то прямо, впереди. Если бы он мог пойти в этом направлении, пришел бы туда. Я пообещал доставить ему эту радость сразу же, как только женщины вернутся с покупками.

Брательник объяснил, что второй финн — делегат конференции — сидит как раз сейчас в зале и слушает доклад о последних достижениях электротехники. Я спросил, не беспокоит ли его совесть, когда он лежит вот так в плавательном бассейне; он сказал, что получит доклады, размноженные на ксероксе, от второго представителя «Стрёмберга» на обратном пути в Финляндию, и сомневался насчет того, что доклады содержат что-нибудь новенькое; зарубежные докладчики всегда только хвалят себя и бахвалятся успехами своих фирм.

Мы вылезли из бассейна и пошли домой, в ожидании возвращения жен слушали передачу местного радио на финском языке. Брательника смешила реклама, которую читали по-фински, но с американским пафосом, особенно сильно он смеялся над рекламой дома для престарелых в Лейк-Уэрте, где освободилось много мест по причине смертности, и людей призывали записываться туда заранее в очередь. Брательник читал также «Америкен Уутисот» — «Американские новости» — и смеялся над их финским языком. Я спросил, разве статьи в «Похьялайнен» написаны лучше. Брательник утверждал, что «Похьялайнен» еще отобьет всех читателей у «Илкки»[56], ибо рассказывает обо всем так, как нравится похьянмаасцам: в патриотическом духе и с уважением к авторитетам, а в «Илкке» публикуют сплошные сказки. Брательник скапал, что собирается выдвинуть свою кандидатуру на следующих выборах в муниципальный совет города Вааса, он начал посещать местную организацию коалиционной партии в Вааса и верил, что однажды допрыгнет до государственной политики. Я пожелал ему успеха. Он сказал, что сокрытие мною доходов от обложения налогом вряд ли поможет ему добиться успеха на политическом поприще, — остальные кандидаты могут использовать это в предвыборной борьбе, наверняка станут распускать слухи, которые трудно будет пресечь. Я посоветовал ему не лезть в политику, спросил, что за охота у него вмешиваться в чужие дела, ведь за это никто на свете не получил благодарности, я подозревал, что брательником двигало вовсе не желание исправить мир, а что-то другое. Он пожаловался, что работа на фабрике стала такой рутинной, как и семейная жизнь, вот он и подумал, что занятие политикой освежит жизнь; в таком городке, как Вааса, он не хотел заводить романов, деятельность же спортивных обществ всегда казалась ему чем-то ненормальным — в футболе и хоккее ваасасцы уже много лет не могли добиться успеха, а легкая атлетика до того переполнена гормонами и стимуляторами, что обычный любитель пива или виски не годится больше для тренировок.

Я спросил, хочет ли он банку пива, он задумался, не был так уж уверен, что хочет. Я принес банку, откупорил и поставил на стол перед ним. Он спросил, выпью ли я тоже пива, я отказался, он уверял, что не привык пить один. Я велел ему все-таки пить пиво, пока оно не выдохлось и не нагрелось, и он отхлебывал из банки, продолжая беседовать. Я спросил, выпьет ли он еще банку, он отказался. Я посоветовал ему вступить в мужской хор, это, как известно, успокаивающее занятие для мужчин среднего возраста, там предавались порокам умеренно, и прошлое родственников не оказалось бы помехой для участия в хоре. Он утверждал, что для пения у него нет голоса. Я полагал, что отсутствие голоса — не помеха, в большой мужской компании будет незаметно, когда они все в торжественных случаях начнут кричать: «Сыном леса хотел бы я быть!»

Вернулись женщины и уже в дверях закричали, что жуткая жара и что кондиционер в машине не действует. Брательник просил, чтобы теперь я повез его и показал ему Атлантический океан, а жены пусть готовят обед. Кайсу сказала, что пока сложное и вкусное блюдо, которое она задумала приготовить, окажется на столе, мы успеем даже вплавь достичь другого берега и вернуться. Они купили вина, показали бутылки, но обещали нам стаканчик, лишь когда сядем за стол. Я сказал, что брательник уже начал утро пивом, его жена тут же запретила ему продолжать в том же духе. Я спросил про их детей, они ответили, что дети здоровы и хорошо успевают в школе.

Когда мы вышли из дома, брательник вспомнил о Тайсто, хотел, чтобы он поехал с нами. Мы прошли вдоль ограды теннисного корта к дому Тайсто и позвонили в дверь. Тайсто, в одних трусиках, вышел и сказал, что он еще спит. Мы приказали ему