Читаем без скачивания Полёт совиного пёрышка - Арина Предгорная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нальда бездельничала тут же, возле глубокой миски с пирожками. Придерживая ладонями кружку с остывшим травяным отваром, она сорокой трещала с Рутой. Раскрасневшаяся кухарка сноровисто укладывала на противень ещё одну партию крепеньких пирожков.
– Сиди, – небрежно махнула я подпрыгнувшей, замолчавшей на полуслове Нальде. – Работу твою завтра проверю, с утра. Рута, я не спущусь к ужину, поем у себя.
Женщина понятливо кивнула и собрала мне целый поднос еды: несмотря ни на что, кормить она любила, а мне оставалось следить за своим лицом и тихонько наблюдать, как наполняются тарелки и накрываются сохраняющими температуру крышками. Горячему жаркому и пирожкам с пылу, с жару мой птиц, пожалуй, очень обрадуется. Одарив напоследок притихшую служанку недовольным взглядом, я ушла. Проводить хозяйку до комнат, помочь донести увесистый поднос никто и не подумал, и хорошо.
Рене всё ещё принимал водные процедуры, во всяком случае, я на это надеялась: в спальне он не обнаружился, а его возвращения обратно в мелкое тельце сычика так скоро не хотелось бы. Прислушавшись, я уловила плеск воды. Вот и хорошо. Он вышел с предовольной улыбкой, влажные волосы завивались, браслет с необычным узором плотно обнимал запястье, выглядывая из-под подвёрнутого рукава слишком просторной дедовой рубахи, штаны ожидаемо оказались коротковаты. Потянул носом и уставился на столик с выставленной едой.
– Это было великолепно, – мечтательно признал Рене, поправляя второй рукав.
– Ещё одна порция удовольствия ожидает тебя на столе, – не удержалась от встречной улыбки я, отворачиваясь к огню.
– А сколько их всего? – оживился сыч, и я тут же прикусила язык.
– Поешь нормально, пока время есть. Никак не могу понять, как долго ты задержишься в…
– В себе, да. Самое верное определение. Спасибо, Дэри.
Мы продолжали общаться на смеси логноса и имперского, только сыч перепрыгивал с языка на язык непринуждённо, а мне приходилось прилагать усилия.
Кулинарные изыски Руты он оценил в полной мере, пирожки жевал с прикрытыми глазами, не спросив, составлю ли я компанию. Я составила, скромно ухватив один пирожок с мясной начинкой. К таким я была равнодушна, больше любила сладкие, а вот Рене явно оценил. Пусть ест, ему нужнее. И, несмотря на жадность, с которой он ел, на скорость поглощения, чуть подрагивающие в руках столовые приборы, я обратила внимание, что последними он пользуется вполне уверенно и в целом за нашим неправильно накрытым столом довольно аккуратен. Снова задумалась о том, кто он такой, ждут ли его, помнят ли, ищут ли.
– Ты можешь контролировать свой оборот? – задала я один из волнующих вопросов, когда первый голод был утолён, а половина принесённой еды исчезла.
– Увы. Я безмерно удивлён и просто счастлив, что это вообще стало возможным: хоть ненадолго вернуть себе нормальный вид. Было бы прекрасно задержаться в нём как можно дольше.
Но видок у Рене стал печальнее некуда.
– Я тоже этого хочу, – призналась я. – Твоё заклятье просто чудовищно и бесчеловечно.
– Слышал, бывает и хуже. Меня хотя бы не в предмет мебели поместили… хотя и в этом воробье тело совершенно отвыкло слушаться, про длительное отсутствие физических нагрузок вообще молчу.
Янтарные глаза неотрывно смотрели в полупустую чашку. Я не хотела, не собиралась спрашивать, но вопрос сорвался с языка сам собой.
– Это…больно? Когда превращаешься в сову?
Сначала я решила, что Рене не ответит, так плотно он сжал челюсти.
– Больно, – после продолжительного молчания последовал негромкий ответ. – Но сейчас хорошо.
– Надо сообщить твоей семье о тебе, – напомнила я о втором важном моменте. Как лучше всего это сделать? У меня здесь… не очень богатый выбор оповещений, бумага, которой располагаю, действует на ограниченное расстояние, но я постараюсь раздобыть другую, с более сильным дейст…
– Не надо. Никак не надо.
– Но почему?! Совершенно очевидно, что тебя нужно вытаскивать из этой птицы, а я с этим, к огромному сожалению, помочь не могу, здесь нужна сильная магия. В империи же с магами всё не очень впечатляюще, их мало, тогда как на землях Альнарда, я читала, чуть ли не каждый первый одарённый, и…
– Верно, одарённых у нас хватает, – усмехнулся Рене, как мне показалось, едко.
– Ну, вот! Разве ты не хочешь вернуться домой? Ты упоминал, что есть семья, разве они не надеются вновь увидеть тебя живым и…
– И не в себе, – с холодной любезностью подсказал сыч. Вздохнул, уставился в потолок, неловко откинул со лба упавшие волнистые пряди. – Дэри, утратившему небо и ветер нет смысла возвращаться. Вельвинд без крыльев всё равно что мёртв. Потерять крылья – позор, зачем это родным? А теперь ещё и этот жалкий комок перьев. Нет, не нужно никому обо мне сообщать. Отсюда…Я привык к твоему дому и твоему обществу, мне нравится, но, если для тебя это неудобно, я могу отсюда убраться. Надо только подождать, когда моё тело снова займёт тот воробей.
Я смотрела на Рене во все глаза. Что он несёт?!
– Почему позор? – глупо переспросила я. – Как ты сказал? Вельвинд? Что это?
Я не была уверена, что верно истолковала прозвучавшее слово.
– Это крылатый народ в Альнарде, – пояснил Рене, наконец переводя взгляд на меня. Глаза были безрадостные. – И утратить крылья всё равно что лишиться жизни, смысла… всего. Вельвинды не живут без неба.
– Ты жив, – напомнила я.
Он хмуро передёрнул плечами.
