Читаем без скачивания История Византийских императоров. От Федора I Ласкариса до Константина XI Палеолога - Алексей Михайлович Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К сожалению, следует признать, что Византийские цари были гораздо последовательнее и честнее в своем стремлении объединить Церкви, чем их римские корреспонденты. Своими честолюбивыми требованиями и желанием унизить греков, подчеркнуть второстепенное значение их патриарха папы многократно срывали уже намечавшиеся объединительные тенденции. Так было уже после заключения Лионской унии 1274 г., когда папским легатам непременно нужно было увидеть почтение к особе понтифика от каждого византийца. Так получилось и после Ферраро-Флорентийской унии, которая таила в себе большие перспективы. Нарастающий объем требований Римской курии, игра обязательствами, нетерпимость и откровенная брезгливость римских легатов — все это привело к тому, что сама идея унии скоро стала непопулярной в Византии.
Интересный эпизод произошел летом 1339 г., когда в Авиньон к папе Бенедикту XII прибыли Варлаам Калабриец вместе со Стефаном Дандоло, венецианским рыцарем, имевшие поручение от императора Андроника III Палеолога начать переговоры об унии. И хотя у них отсутствовали верительные грамоты, аудиенция у апостолика была получена, и на встрече живо обсуждался вопрос об унии. Надо отдать должное Варлааму: он откровенно заявил, что способ силы, каким в последнее время злоупотребляла Римская курия, не приведет к единству Кафолической Церкви. Нужно избрать способ свободного согласия и разрешить все противоречия, которых на самом деле не так много, на Вселенском Соборе, решения которого греки не смогут не принять.
Предвосхищая ссылки на Лионский Собор 1274 г., Варлаам заметил, что на том Соборе не присутствовали представители всех патриархатов, а послы Константинопольского архиерея уполномочивались одним императором, «который насилием был приведен к унии». Не обошел вниманием Варлаам и политическую тонкость — он заметил, что идея вначале заключить с византийцами унию, а потом воевать с турками — смертельно опасна, т.к. мусульмане угрожают не только грекам, но и армянам, киприотам и самим латинянам. К сожалению, папа и его окружение «вспомнили», будто все предыдущие Вселенские Соборы включали Filioque в Символ Веры, а потому противоречит авторитету понтифика и Вселенских Соборов попытка ревизовать их определения[890].
Надеясь достучаться до сознания понтифика, Варлаам напрямую заявил, что уния — дело одного Римского императора, и тот не смеет объявить о своих намерениях ни народу, ни восточному клиру, ни аристократии без реального опасения быть свергнутым. «Знайте еще и то, — продолжал Калабриец, — что не столько разность догматов и обрядов делает вас чуждыми грекам, сколько ненависть, которую получили к вам по причине жестокости зол, которые вы им причинили и доселе еще ежедневно причиняете. И соединение не может свершиться, если не уничтожится эта ненависть через какое-либо великое благодеяние, с вашей стороны им оказанное, без чего вас не захотят даже слушать»[891]. К сожалению, Апостольская кафедра не сочла нужным корректировать свою позицию и прислушиваться к словам правды, прозвучавшим из уст Варлаама.
Совершенно безобразное поведение Рима констатировал не только Варлаам. Одним из наиболее последовательных сторонников унии являлся, как известно, император Иоанн V Палеолог, который для спасения Византии перешел в католичество. При дворе его блистали такие замечательные интеллектуалы, сторонники унии, как, например, Димитрий Кидонис, занимавший пост месадзона двора (первого министра). Но и тот был вынужден заметить в письме одному своему корреспонденту, что «послания папы полны величавости и достоинства в самый неподходящий момент»[892].
На время сношения между двумя центрами церковной жизни прекратились. Тема унии эксплуатировалась лишь в конъюнктурных целях представителями Французского королевского дома и Неаполя, где правили Анжу. Сами же Римские епископы, пребывавшие в «Авиньонском пленении», выступали только глашатаями королевской воли, не более того. Но постепенно вопрос о воссоединении Церквей вновь принял традиционную редакцию, хотя и сопровождался привходящими обстоятельствами. С одной стороны, правителей западноевропейских государств уже мало интересовала перспектива занять Константинополь в связи с резко уменьшающейся территорией Византийской империи и нарастающей турецкой экспансией. С другой, возврат в Рим из Авиньона ознаменовался жесточайшим расколом Западной церкви и появлением двух конкурирующих пап. В этой связи вопрос о воссоединении с Восточной церковью стал критерием авторитета и силы папы и антипапы[893].
В принципе Константинополь и сейчас был готов пойти на унию с Римом, но на условиях того, что все догматические разногласия будут рассмотрены Вселенским Собором. Эта мысль часто встречается в документах той эпохи, в частности в знаменитой «Беседе императора Кантакузена с папским легатом». В 1350 г. царь встретился с послом понтифика, предлагавшего в очередной раз Восточной церкви признать примат Апостольской кафедры и ее догматы. На вопрос василевса: «Что ты хочешь?» — легат ответил: «Единства Церкви». Царь воскликнул: «Едва ли не с той поры, как на свет появился и увидел солнце, я охвачен стремлением и желанием увидеть единство Церкви. Но вы подходите к вопросу объединения не как друзья и братья, а наставнически, самовластно и как если бы вы были господами, заявляя, что ни мы, ни вообще кто-либо из людей не может иметь взгляды, отличные от того и противоречащие тому, что папа говорит или скажет, поскольку он является наследником Петра и говорит то же самое, что и Христос. И что мы должны выслушивать его слова, склоняя сердца и головы, как если бы они исходили от Самого Христа»[894].
Кантакузен, как интеллигентный человек, тонко дал понять, что такая позиция не только переводит Восточную церковь в разряд «пасомых», но и нагло попирает традиционные полномочия Римских императоров, которым вместо соборного обсуждения под их председательством рекомендуют склонить голову перед мнением предстоятеля Святейшего престола. Не акцентируя внимания на этом явно недипломатическом вызове царскому сану, император как ни в чем не бывало продолжал: «Нужно, чтобы состоялся Кафолический и Вселенский Собор, на который собрались бы в Константинополь архиереи, находящиеся под властью «Вселенского патриарха» — и те, которые близко. Собор, на который и папа прислал бы своих представителей, согласно с установленными издревле порядком и обыкновением. И когда они соберутся, надо с любовью Всесвятого Духа и братским расположением исследовать существующие причины конфликта между вами и нами. И если так будет, я уверен, что Бог не скроет от нас Свою святую волю и истину»[895].
На упрек легата о том, что Римские императоры перестали ездить к папе, Кантакузен не без
