Читаем без скачивания Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости - Николай Коняев

А к тому же, после четырехлетних испытаний, вправе иметь я физический покой для своих слабых телесных сил.

Еще раз прошу простить меня, глубокочтимый Владыко, если я приношу Вам огорчение.

Помолитесь, чтобы Господь укрепил мои силы в мужественном перенесении нового испытания тяжелого разрыва со служением Св. Церкви, которому я отдал все силы и все разумение, и тяжелого разрыва с лаврской братией, клиром и всей своей паствой, с которыми я молился, скорбел, радовался, сроднился, полюбил, для которых стал своим и которых воспринимал как тепло, как родных, как Богом мне врученных»…

«Зачем же люди идут ко Христу при наступлении вечера, когда уже заходит солнце их жизни и чувствуют они холод надвигающейся ночи? — говорил Шлиссельбургский владыка. — Зачем они откладывают путь ко Христу до времени, когда они уже бессильны идти, как больные и израненные? Зачем?»

Сам епископ Григорий искренне не понимал этого.

В мае 1928 года митрополит Сергий назначил его епископом Феодосийским, викарием Таврической епархии, чтобы удалить владыку из Ленинграда. Епископ Григорий противодействовать этому удалению не стал, но к месту назначения не поехал, какое-то время он работал сторожем на птицефабрике в Московской области, а потом в марте 1933 года переехал в Кашин.

Все эти годы он работал над основным трудом своей жизни «Благовестием святого евангелиста Марка (Духовные размышления)».

В 1937 году этот труд — в одном из писем владыка называет свою работу «Евангельские образы» — был завершен.

«Актом вознесения обновленной и обоженной человеческой природы замыкается искупление человека. Но этот акт не поглощает земное, не заменяет его небесным. Он соединяет небо с землею, поднимает земное в обожение неба, низводя небесное на землю ради восстановления земли. Вот почему в Вознесении не разрывность, а замыкание круга.

И в Вознесении же сила, образовавшая неразрывность круга неба — земли и делающая этот круг живым в каждой точке и устремленным к главной завершительной точке — обожению человека. Это — сила Животворящего Божиего Духа. Дух животворит, и жизнь неустанно движется к завершению, к вечности»…

Вскоре, 16 апреля 1937 года, Григорий (Лебедев) епископ Шлиссельбургский был арестован как «руководитель контрреволюционной группы фашистско-монархической организации».

«Образным выражением «всякий огнем осолится» Господь незабываемо обозначил неминуемость подвига, — говорил он. — Грех разлагает тело и разлагает всю жизнь. Христианин объявил войну греху, и ему надо остановить разложение жизни. И как в материальном мире разложение останавливается воздействием на ткани сильно действующих растворов, например соли, так и ты, чтобы остановить внутреннее разложение, духовно осолись… Подвергни себя воздействию сильных средств, которые прекратили бы распад души.

Это средство, что, как соль, предохранит душу от греха и распада — подвиг.

Подвиг — это огонь. Он сожжет путанный хворост страстей… Он вытеснит едкий стелющийся дым похоти… Он истребит тлеющий угар увлечений.

Подвиг — огонь. Он опалит зияющие раны твоих поражений, выжжет смрад разложения, прокалит тебя добела, как металл, и будешь ты золотом, прошедшим горн очищения, будешь золотом, которого уже не коснется ржавчина»…

13 сентября 1937 года епископ Григорий был приговорен тройкой Кашинского УНКВД к расстрелу.

17 сентября 1937 года в час ночи его расстреляли.

Глава седьмая

Мобилизация

Близятся осени дни, по ночам холодеют туманы.

Скоро на голых лугах песни затянет пурга,

Злаки падут под серп, заклубится поток Эридана.

Стикса загробного лед жизни скует берега.

Кончено лето души. Из долин надвигается стужа.

Белые хлопья кружат, шагом ночей взметены…

Чье же возникнет лицо из осыпанных инеем кружев,

Шествие чье озарит луч заходящей луны?

Вот грянул дождь,

Остановилось время.

Часы беспомощно стучат.

Расти, трава, тебе не надо время.

Дух Божий, говори. Тебе не надо слов.

Наверное, шлиссельбургские «цветоводы» и предположить не могли, как стремительно начнут разрастаться после Октябрьского переворота заложенные ими цветники…

21 марта 1921 года в Москве по инициативе, как сказано в советских энциклопедиях, Феликса Эдмундовича Дзержинского, Ян Эрнестовича Рудзутака и Минея Израйлевича Губельмана (Емельяна Ярославского) было создано Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев.

Вообще-то инициатива создания общества бывших политкаторжан высказывалась раньше и совершенно другими людьми, но в дни, когда М. Н. Тухачевский расстреливал участников Кронштадтского мятежа, Владимир Ильич Ленин предпочел поставить у истоков Общества главного чекиста и главного безбожника.

Это и определило дальнейшее направление развития Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Уже на 1-м Всесоюзном съезде, состоявшемся в марте 1924 года, когда Владимир Ильич Ленин наконец-то отошел в иной мир, был принят новый Устав, согласно которому членами Общества не могли быть лица, «осужденные органами советской власти за всякого рода выступления против нее».

«15 марта 1924 г. является не только для меня, но и для истории революционного движения всех стран, днем величайшего падения этической мысли, мысли, бившейся на протяжении всех эпох человечества в лучших умах, мысли, подкреплявшей революционеров в самые тяжелые минуты неволи, мысли, что заключение человека человеком в тюрьму есть величайшая подлость, которую необходимо искоренить, — писал по этому поводу один из подлинных организаторов Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев анархист Андрей Никифорович Андреев. — Первый в мире съезд, о котором я мечтал на каторге, с одним моим товарищем, тот «кандальный» съезд, говоря и думая о котором румянец выступал на мертвых лицах наших, этот съезд, где должна была воплотиться идея чаяний всех поколений революционеров, — спроституировался».

Андрей Никифорович Андреев принадлежал к числу тех революционеров, которые и после Октябрьского переворота оказались в оппозиции к власти и продолжали, как и при царизме, бороться за осуществление великой идеи — освобождения человека от насилия друг над другом.

«Как гнусна и подла идея: пусть живут тюрьмы! — писал он, обращаясь к вчерашним товарищам политкаторжанам. — Как мерзка мысль, что статья закона есть выразительница этики и судья над ней. Это сказано и это подкреплено десятками подписей тех, кто сам пробыл тысячи лет в каторжной неволе.

Членом Общества политкаторжан не может быть тот, кто осужден судом советской юстиции, кто получил приговор на основании кодекса законов СССР — говорит утвержденный новый устав, а впереди есть другой пункт — карающий за нарушение каторжно-революционной этики.

Как совместить эти два исключающих одно другим положения? — Ведь в каре судейской никогда не может быть этического оправдания. Кодекс законов не может быть мерилом этических идеалов! Закон, каков бы он ни был, это игрушка в руках судьи и законодателя. Речь Крыленко на последнем «показательном» процессе служит ярким к тому примером. В своем обвинительном слове Крыленко подчеркнул, что если инкриминируемая статья покажется слабой для судей, то в их распоряжении другая — смертная. Такой растяжимостью отличались законы самодержавные, и мы никогда не допускали этой возможности для нас, для новой эпохи.

Кодекс законов, который каждый день видоизменяется… каучуковый… кодекс стал регулятором этики.

С меня требуют, чтобы я санкционировал право тюрем пожирать свои жертвы. С меня требуют, чтобы я признал от всегда изменяющегося — от своего несовершенства — кодекса законов, совершенства абсолютной истины и этичности. И этот жалкий критерий хотят провозгласить от имени членов общества политкаторжан; хотят, как проститутку, изнасиловать всех несогласных, но позорно молчащих. И это уже сделано. Да будет проклят тот, кто под статьей закона видит высшую справедливость! Пусть имена авторов такой идеи в уставе общества останутся позорными, и язык их да онемеет как хвост издохшего пса.

12 марта 1917 года с меня сбили кандалы; 12 марта 1924 года на меня их вновь одели мои бывшие товарищи. Требую, чтобы мое имя было окончательно вычеркнуто из списка членов Общества»[203].

Хотя и трудно принять «неонигилистический»[204] пафос этого заявления, но насчет каучуковых регуляторов этики возразить еще труднее.