Читаем без скачивания Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости - Николай Коняев

В центре — церковь Иоанна Предтечи, перестроенная заново в 1828 году. Теперь в ней Музей истории Шлиссельбургской крепости, как политической тюрьмы»[208].

Скоро начались экскурсии в Шлиссельбургскую крепость.

Представление о том, как проходили эти экскурсии и что узнавали в ходе их экскурсанты, дает заметка, помещенная в шлиссельбургской газете «Авангард» 28 июля 1937 года.

«Каждый выходной день невские пароходы, до отказа заполненные пассажирами, поднимаются вверх по Неве к Ладожскому озеру.

Пение, музыка, смех несутся с бортов пароходов и далеко оглашают окрестные берега.

Последняя пристань Шлиссельбургская, и пароход, с трудом преодолевая бурный напор рвущихся в Неву ладожских вод, подходит к острову.

Нарядные веселые экскурсанты, трудящиеся Ленинграда, переходят в древнюю крепость. Мерно звучит речь экскурсовода.

Старые башни крепости, основанные шведскими рыцарями и вольными новгородцами, уже со времен Петра I были превращены в политический застенок Романовых и справедливо слыли среди царей первоклассной тюрьмой. В ней, в течение двух веков, заживо погребались лучшие люди России.

Польские революционеры, демократы, народовольцы проводили годы, десятки лет в сырых холодных казематах.

Выход из крепости — возможен лишь по приказу царя. Сторожа тюрьмы Романовы — самые страшные и беспощадные сторожа. Очень многие узники не выдерживали пытки заключения и кончали самоубийством или сходили с ума…

На одной из мемориальных досок тюремного дворика, в списке казненных, экскурсанты читают: Александр Ильич Ульянов…

Невольно склоняются головы.

В крепости здесь с 1912 по 1915 год вместе с другими революционерами находился в заключении Серго Орджоникидзе.

С вздохом облегчения покидают экскурсанты мрачные камеры и выходят на свет, на простор.

Ладожский ветер колышет деревья и цветущие травы на стенах полуразрушенной тюрьмы, в лучах июльского солнца особенно ярки легкие платья женщин. Приятен обратный путь по красивой могучей реке и радостно сознание, что наши дни — дни двадцатого года всепобеждающей Октябрьской революции».

Публикация этой заметки А. Печериной в № 44 шлиссельбургского «Авангарда» совпала с арестом первого старосты Ленинградского отделения Общества политкаторжан Ильи Ионовича Ионова, которому и принадлежала инициатива восстановления сожженной крепости.

Умер он в Севлаге, вспоминая почти пророческие строки из «Поэмы о 36» Сергея Есенина:

Пятый сказалВ ответ:«Мне уже сорокЛет.Но не угас мойБес,Так все и тянетВ лес,В синий вечернийСвет.Много сказатьНе могу:Час лишь лежал яВ снегу,Слушал метельныйВой,Но помешалКонвойС ружьями на бегу».

Правда, сорок лет Илье Ионовичу было в 1927 году, когда началось преследование Г. Е. Зиновьева, а в Севлаге, где и закончилась жизнь бывшего старосты питерских политкаторжан, ему исполнилось уже пятьдесят…

Тем не менее, популярность музея в Шлиссельбургской крепости была поразительной! К примеру, в мае и июне 1937 года, по сведениям газеты «Авангард», Шлиссельбургскую крепость посетили 11 730 экскурсантов.

Но это в 1937 году, а на митинге 26 августа 1928 года, когда открывали филиал музея, президент Академии наук Александр Петрович Карпинский говорил только о значении нового музея…

Между прочим, выступал на митинге и новый староста ленинградского отделения, бывший шлиссельбуржец Давид Абрамович Трилиссер.

Если судьба Ильи Ионовича Ионова неразрывно была связана с судьбой Г. Е. Зиновьева, мужа его сестры Златы Лилиной, то судьба Давида Абрамовича Трилиссера была неразрывно связана с судьбою его брата Меера Абрамовича…

Вместе приехали братья на родину отца-сапожника, в Одессу, чтобы сдать экстерном экзамены за восемь классов гимназии и, поступив в университет, выучиться на присяжных поверенных, но с учебой не повезло и они начали заниматься революционной работой.

В 1907 году Давид Абрамович был арестован, осужден на пять лет каторги и заключен в Шлиссельбургскую крепость. Его брата Меера Трилиссера в сентябре 1909 года приговорили к восьми годам каторги по делу Финляндской военной организации РСДРП(б) и тоже поместили в Шлиссельбургскую крепость.

Февральская революция освободила братьев в Иркутской губернии.

Меер Трилиссер был избран членом Центрального исполнительного комитета Советов Сибири (Центросибирь). А Давид — членом первого Иркутского Совета. Однако вскоре оба брата вернулись в Петроград и активно участвовали в подготовке вооруженного восстания.

После Октябрьского переворота Давида Абрамовича назначили заведующим экономическим отделом Выборгского райсовета Петрограда, и весной 1918 года он стал председателем Выборгского райсовета Петрограда, потом работал секретарем Петроградского губисполкома, руководителем административной группы Северо-Западной областной Рабоче-крестьянской инспекции.

Ну, а Меер Абрамович Трилиссер за несколько недель после октябрьского переворота дорос до председателя СибЧК.

В марте 1921 года он переходит в центральный аппарат ВЧК и в декабре 1921 года становится помощником начальника ИНО ВЧК Соломона Могилевского, а 13 марта 1922 года — руководителем Иностранного отдела (ИНО) ГПУ.

Возглавляя Иностранный отдел, Меер Абрамович объехал всю заграницу, организуя в посольствах, представительствах и торгпредствах резидентуры.

М. А. Трилиссер

Не забыл он и своего младшего брата. Давид Абрамович тоже не вылезает в эти годы из-за рубежа, работает вначале директором совместного русско-германского складского и транспортного товарищества «Дерутра», а потом заведующим импортным отделом торгпредства в Италии.

1927 году суждено было стать звездным годом братьев Трилиссеров.

Меера Абрамовича за ударную работу в ГПУ наградили орденом Красного Знамени, а его младшего брата Давида Абрамовича, назначенного к тому времени заместителем председателя Всесоюзной торговой палаты, произвели из старост в председатели Ленинградского отделения Общества политкаторжан.

Надо сказать, что не только свою торговую деятельность Давид Абрамович подчинял разведывательным интересам брата, но и деятельность общества политкаторжан тоже частично поставил на службу Иностранному отделу ГПУ Ленинградское отделение Общества политкаторжан активно участвовало в работе Международной организации помощи борцам революции (МОПР).

Однако в 1928 году карьера орденоносца Меера Трилиссера пошла под уклон, его деятельность начала вызывать все больше вопросов, а окончательно прокололся Меер Абрамович в 1929 году на деле знаменитого Якова Григорьевича Блюмкина…

Славу Симхе Янкелю Блюмкину принесло убийство в 1918 году немецкого посла Вильгельма Мирбаха…

И хотя Феликс Эдмундович Дзержинский и визжал тогда в припадке ярости: «Я его на месте убью, как изменника!», хотя за подписью самого Владимира Ильича Ленина во все райкомы РКП(б), Совдепы и армейские штабы и ушла телеграмма, требующая «мобилизовать все силы, поднять на ноги всех немедленно для поимки преступников», Блюмкина так и не поймали…

Судили его заочно, и в отличие от товарища В. А. Александровича, расстрелянного 7 июля 1918 года без суда и даже без допроса, центральный герой эсеровского «мятежа» был заочно приговорен лишь к трем годам лишения свободы.

Но и этого наказания Яков Григорьевич избежал.

Почти год он скрывался, а в апреле 1919 года явился в Киевскую ЧК «с повинной», и уже 16 мая был амнистирован и снова принят на ответственную работу — вначале в аппарат Льва Давидовича Троцкого, а затем и в ГПУ.

Искупал свою вину Блюмкин чекистом и по-чекистски.

Нет никакого сомнения, что он честно залил свою вину кровью контрреволюционеров, расстрелянных в подвалах ГПУ Во всяком случае, столь ревностное отношение к чекистским обязанностям смягчили даже сердце железного Феликса Эдмундовича.

Вскоре по его рекомендации Яков Григорьевич Блюмкин стал членом партии большевиков и был командирован в Северный Иран, а в 1925 году оказался советским резидентом на Тибете.

Потом под именем персидского купца Якуба Султана-заде Блюмкина перебросили на Ближний Восток, где, создавая агентуру в Египте и Саудовской Аравии, он торговал еще и хасидскими раритетами.

Коммерсантом Блюмкин оказался вполне удачливым, и Москва готова была доверить ему продажу сокровищ из хранилища Эрмитажа, но 16 апреля 1929 года Яков Григорьевич, будучи в Турции, встретился с высланным из Советского Союза Львом Давидовичем Троцким и взялся доставить в СССР его письма…