Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков - Тамим Ансари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти сословия определялись не социальными, а политическими границами. География также не имела на них влияния. К примеру, вступить в брак людям из разных сословий было сложно, даже если они жили в одной деревне. А вот брак между людьми из разных поселений не представлял проблемы, если только жених и невеста принадлежали к одной касте. Города формировались на субконтинентах, но расслоение жизни там проявлялось точно так же, как и в деревнях.
Для индийцев время не было циклично, оно было иллюзорно. Одни события сменяли другие, но в конечном счете во многом все оставалось неизменно. Менялась только внешняя сторона жизни, а сама жизнь всегда проходила через одни и те же четыре стадии (снова многослойная структура): люди рождались, взрослели, старели и умирали. Это происходило и с нищими, и с царями. Какие бы события ни происходили в обществе, самую важную драму каждому человеку предстояло прожить лично: рождение, взросление, старческую немощь и смерть.
Боги в Индии были многочисленны, однако они не выступали отражением неких абстракций. Они являли собой изменяющиеся силы, они обладали лицами, телами и собственными историями, и жили они сразу на множестве уровней. Некоторые выступали инкарнациями высших богов на более низком уровне. Другие воплощались непосредственно в материальном мире и какое-то время оставались людьми. Материальный уровень, наиболее открытый для непосредственного восприятия, вместе с тем считался и наиболее иллюзорным. Индийцы полагали, что чем выше уровень, тем более он настоящий и на самом верху все многообразие растворяется в единой, безвременной, неопределимой и непреходящей реальности.
Около 900 г. до н. э. в долине реки Ганг появилось несколько мыслителей, которых называли «садху». Эти люди оставили свои семьи и родные места и уединились в лесу, чтобы посвятить себя размышлениям и медитации. Из ведийского нарратива они выделили зерна новой системы верований, известной сегодня как индуизм. В священных песнях Упанишадах они завершили формирование идеи о мире как иллюзии и о реальности как едином и неделимом целом. Они пели о том, что у людей нет души, но люди и есть сама душа. Они пели, что все души страстно желают подняться на самый вверх, но не могут, поскольку заточены в своих телах, и что, когда те умирают, души переходят в новые тела.
В Упанишадах впервые появилось понятие кармы как непреложного закона вселенной: каждое действие имеет свои последствия. Если вы сеете добро, то вам воздастся добром. Если же вы навредили кому-то, вас тоже кто-то заставит страдать. Не обязательно это случится в той же жизни. Карма следует за душой в процессе реинкарнаций, определяя, переместится ли она на уровень вверх или вниз при каждом следующем перерождении. Души, которые накопили достаточно хорошей кармы, смогут вырваться из круговорота перерождений, пройдя через уровни этой многоярусной вселенной, и освободятся наконец от бесконечно повторяющейся печальной истории – той самой, которая начинается радостью рождения и заканчивается мраком немощи и смерти.
Как и в Китае, некоторые мыслители здесь вывели несколько различающихся философских систем из одного и того же ключевого нарратива. Махавира – исторический основатель джайнизма – утверждал, что люди могут прервать цепь реинкарнаций, если откажутся от секса, насилия и имущества. Другой плодовитый мыслитель, Сиддхартха Гаутама, больше известный как Будда («пробудившийся»), предложил не столько новую философию, сколько практический способ разорвать бесконечный цикл в течение всего одной жизни. Будда не призывал своих последователей отрекаться от мира и спать на гвоздях; он говорил, что нужно ступать по миру легко, соблюдать умеренность и следовать определенной технике медитации. Эта практика ослабит хватку желаний, причину всех страданий, и откроет путь к нирване, просветлению, то есть к освобождению. Подобно Конфуцию, Будда не рассуждал о богах. Когда ученики спрашивали его о сверхъестественных вещах, он отвечал, что этот вопрос не имеет отношения к просветлению и не способствует ему. Он уподоблял себя врачу: мир был полон страданий, он же предлагал лекарство.
ПерсияНа пике развития Хараппской цивилизации племена пастухов и земледельцев жили на лугах к северу от реки Амударья – этот регион известен как Трансоксания. Сами себя они называли ариями, что на их языке означало «знатные». Около 4000 лет назад началась миграция жителей Трансоксании на юг и запад. Те, кто отправился на юг, вошли в долину реки Инд. Они поглотили остатки Хараппской цивилизации и основали ведийскую цивилизацию. Те же, кто отправился на запад, мигрировали на территорию современного Ирана – название этой страны очень похоже на слово «арии». Как только ведийская цивилизация и иранцы географически дистанцировались друг от друга, между ними началось и культурное расхождение. На юге языком этих людей стал санскрит, а на западе – авестийский. Гимны, которые они пели, превратились в Индии в Веды, а в Иране – в Авесту[6]. В ритуалах ведийской цивилизации использовалось ныне неизвестное растение под названием «сома». У авестийцев были свои похожие ритуалы, в которых важную роль играло неизвестное растение хаома. В ведийской цивилизации ритуалы проводили религиозные специалисты, которых называли брахманами. У авестийцев за ритуалы отвечал свои религиозные специалисты – маги[7]. В пантеон ведийских богов входила группа существ, которых называли дэвами, и другая – асуры. Дэвы имели ангельскую сущность, а асуры – демоническую. Авестийцы также различали две группы божеств, которых они называли дэвами и ахурами. Несомненно, в самом начале это были одни и те же божества. Однако, как ни странно, в авестийской культуре их воспринимали иначе: дэвы там стали демоническими созданиями, а ахуры – ангельскими.
Арии, отправившиеся на юг, оказались в местах, изобилующих природными богатствами. Их боги распались на тысячи индивидуальностей, что соответствовало растущей остроте и проницательности мышления индуистов. Если попытаться описать индуистский пантеон одним словом, то это будет «многообразие».
В Иране, наоборот, первоначальные арийские боги объединялись и трансформировались совершенно противоположным образом, пока не осталось всего две группы. Каждый бог относился либо к ахурам, либо к дэвам, то есть был либо ангелом, либо демоном. Когда иранцы смотрели вокруг, они не видели многообразия – они видели противоположности. Их мир был миром света и тьмы, жизни и смерти, правды и лжи, добра и зла.
Некоторые из древних арийских богов потеряли свою значимость в Индии, но обрели вес в Иране, и иногда этот вес был огромным. К примеру, Агни, арийский бог огня, стал авестийским Ахурамаздой – творцом, богом света и жизни. А еще можно вспомнить Митру: в ведийской культуре он едва дотягивал до статуса младшего дэвы; в Иране же он уступал в величии и силе только Ахурамазде.
Каким богом был Митра? Он был богом договоров. На первый взгляд это кажется странным. Как можно какие-то договоры ставить наравне с творением и разрушением и возводить в разряд вселенских принципов? Мне кажется, ответ нужно искать в контексте. Для цивилизации, основой жизни которой была межрегиональная торговля, бог договоров имел ту же значимость, что и бог плодородия для мира земледельцев. Здесь, на Иранском нагорье, где города связывали друг с другом караванные пути, общество сохраняло целостность благодаря запутанному клубку договоренностей с чужаками. Люди постоянно заключали сделки с теми, кого они могли больше никогда не увидеть. Все было хорошо, когда обе стороны говорили правду и держали данные обещания. Ложь и клятвопреступление угрожали порядку во вселенной в той же мере, в какой засуха и неурожай подрывали мир земледельцев. Нет ничего удивительного в том, что появился бог, который следил за правдой и соблюдением обещаний, и что его почитали как одного из величайших.
Как только авестийские боги разделились на два противопоставленных друг другу союза, в этом социальном созвездии для объяснения мироустройства появилась грандиозная история. В ней дэвы стали богами-прародителями. Они дали жизнь ахурам, но затем почувствовали угрозу со стороны собственных детей и попытались их убить. Ахуры воспротивились, и началась эпическая битва. Смысл жизни скрыт в этой борьбе. Мир иранцев не был бесстрастной системой концентрических кругов, не был он и упорядоченной многослойной структурой.
