Читаем без скачивания Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

разбудил Тайсто и Тимо среди ночи, утверждая, что в Монреале ему не дали никакого адреса, по которому следовало доставить груз мяса. Тимо был этим удивлен, но затем в машине нашлись накладные, и в них были, как положено, сделаны отметки о пересечении границы и имелся точный адрес в Майами, где должны были разгрузить машину. Отто утверждал, что кто-то тайком сунул бумаги в ящик для перчаток, сам он ни одной квитанции за всю дорогу не видел. Отто был недоволен тем, что совершенно чужие люди проникли в кабину водителя, хотя он старался не спускать с машины глаз. Он подозревал, что бумаги подложили в Филадельфии, где он, припарковавшись на какой-то стоянке, часа два проспал в машине, поскольку иначе не смог бы проехать ни метра. Отто не верил утверждениям Тимо, что без документов его не пропустила бы таможня из Канады в Штаты. В Майами автопоезд отвел сам Тимо, я сказал, что это и лучше. На мое замечание Тимо ничего не ответил.

Тайсто посмеивался над нашей с Отто «сауной» в Филадельфии. За то время, пока Тимо вел автопоезд в Майами, Отто сообщил Тайсто о существовании трех видов любви: плотской, духовной и платонической, или небесной. Оп утверждал, что я сразу же предался этой плотской, которой Отто старался избежать. Мне не хотелось вспоминать, какому из видов любви предавался Отто, сказал только, что и его не очень-то была похожа на духовную, когда я в приоткрытую дверь смотрел, чем он занимался. Тайсто сказал, что отвез Отто домой на моей машине, которой пользовался после отъезда Кайсу. Женщина, живущая с Отто, уверяла, что помешательство Отто было обыкновенным, быстро проходящим.

Мы пили пиво. Суутари советовал Тимо и Тайсто, как вести дела. Он рассказывал, что следовало делать на этом континенте, если хочешь добиться успеха, сам-то он приехал из Финляндии без гроша, но скопил тут большое состояние и стал теперь уважаемым человеком как среди финнов, так и среди местных. Его компаньоны знали, что на него можно положиться. Суутари утверждал, что уж он-то всегда был человеком слова, и рассказывал, как во время этого самого подряда в Эллиот-Лейке получил от финской фирмы полную машину бракованных цементных труб, из-за чего выполнение работ задержалось бы или вообще оказалось под угрозой срыва, но он, благодаря знакомствам, получил в другой литейной неподалеку от Торонто новые трубы и сам лично с сыном привез грузовик новых труб из Торонто в Эллиот-Лейк. На шахте не заметили бы, что трубы бракованные, пока, после окончания всех работ, по ним не пустили бы воду, тогда бы трубы начали протекать и денежных убытков было бы не счесть. Суутари сказал, что его фирма не хотела устраивать заказчику такие неприятности, но у финского поставщика он собирался отобрать доллары вместе с процентами, ибо успел уже оплатить счет за те бракованные трубы, как делает обычно, получив товар, человек честный, доверяющий продавцу, а брак заметил лишь тогда, когда трубы стали уже устанавливать. Изготовитель труб избегал разговора с Суутари про бракованную партию, его не было ни дома, ни на работе, но его еще разыщут и положат перед ним счет, чтобы и он понял: пришло время платить. И Тайсто тоже был уже в таком настроении, что уверял, будто понимает Суутари и всегда выступал против несправедливости. По его мнению, мужчина всегда должен держать свое слово. Суутари ударил кулаком по столу, крикнул, что взаимное доверие — это единственная основа, на которой можно строить сотрудничество бизнесменов. Если эту основу подрывать, не останется никакого фундамента, на котором бы держалось такое сотрудничество. Тогда оно словно на песке построено, сказал Суутари. Так теперь и случилось с отношениями между строительной фирмой Суутари и фирмой цементных изделий Николая Мяки.

Тим вспомнил, что отец рассказывал о «собачьей будке», которую держал Мяки, прежде чем занялся отливкой труб из цемента. Суутари сказал, что много раз сиживал в «собачьей будке» Николая Мяки по субботам и воскресеньям с отцом Тима в пятидесятых годах и в начале шестидесятых, когда «собачья будка» Мяки была одной из самых известных в Садбери и его окрестностях и наилучшим образом снабжаемым среди подобных предприятий. Мяки всегда хорошо одаривал чиновников, а его «собачья будка» находилась на таком расстоянии за городской чертой, что у завистливых соседей не было возможности жаловаться. Пива и напитков покрепче подавали столько, сколько человек был в состоянии выпить, в углу гостиной играло автоматическое пианино, а иногда и гармонист вытягивал из гармошки танцевальные мелодии и можно было приглашать девушек, прислуживавших у Мяки и не имевших ничего против продолжения «беседы» в комнатах на верхнем этаже за небольшое вознаграждение. В те времена начались и доверительные отношения между Мяки и Суутари, который был всегда желанным богатым гостем тайного кабака, поскольку вторжение в деловую жизнь тут поначалу требовало от Суутари такого общения с клиентами, и в этом ему сильно помогало «предприятие общественного питания», принадлежащее Мяки. Суутари, однако, уверял, что теперь Мяки подложил ему большую свинью и недалек тот день, когда он устроит Мяки серьезный разговор. Тайсто пообещал, что мы поможем Суутари в этом. У нас, мол, у всех — у него, Тимо и у меня — большой опыт по улаживанию сложных деловых отношений, поскольку мы занимались прямой продажей товаров людям и нам приходилось взыскивать долги самыми тяжкими способами. Суутари пообещал иметь нас в виду, если ему потребуется помощь.

Финнов в этом ресторане было много, и они знали Суутари и Тима и подходили к нашему столу поинтересоваться, как идут дела у строительной фирмы Суутари и что слышно у Тима и его отца Ильмари. Многие из них раньше шахтерили вместе с парнями, они вспоминали, как работали в шахтах и как проводили свободное время в садбериских ресторанах, гостиницах и бардаках, которых в пятидесятых годах было еще много, и в них через каждые две недели появлялись новые писаные красавицы-француженки из Монреаля, обслуживавшие клиентов. Они вспоминали также финнов-лесорубов, которые валили деревья зимой в лесах Северного Онтарио, и приезжали в город с большими заработками в карманах, и тратили эти заработки в несколько недель на вино, женщин и такси; этим люмпен-пролетариям женщины в борделях совали ложкой в рот кашицу еще недели две после запоя и устраивали между собой кружечный сбор денег, чтобы всех этих пропившихся и протратившихся посадить в поезд и отправить обратно в большие леса. И особо они вспоминали девушку-цыганку, которая приехала сюда в пятидесятых годах из Финляндии, и сердце у нее было