Читаем без скачивания Проданная монстру - Ева Мелоди

Боже, он продолжает издеваться!

Скатываюсь с кровати, неловко кутаюсь в покрывало, которое содрала, тяжелое и неудобное, в него не завернешься толком… Хватаю с пола вывернутые джинсы, и тут сильная рука стискивает мое плечо. Больно. Замираю и понимаю взгляд на Бахрамова.

– Это не шутка, детка. Единственный выход чтобы спастись для тебя – это выйти замуж. Ну а у меня свой интерес. Главное – сейчас наши интересы совпадают. Ты хочешь спасти свою семью, свой дом. Я хочу свою дочь, Эрика. Хочу узнать ее, сблизиться. Отсюда такое ярое желание жениться на тебе. Это не прихоть и не эротическая фантазия. Это холодный расчет. Ты выйдешь за меня замуж, Эрика. Другого варианта у тебя нет. Это будет выгодно нам обоим. Черт, даже физически… потому что ты огонь, девочка. Я тебя хочу. Ты меня хочешь, отрицать бесполезно. Многие браки строятся на куда более шатком фундаменте.

– Что за бред сумасшедшего? Когда ты это придумал? – вопрошаю слабым голосом.

Давид улыбается хищно, отчего озноб пробегает по позвоночнику.

– Это из-за Николь? Потому что думаешь, что она твоя дочь?

– Я не думаю, я точно знаю это, – спокойно отвечает Бахрамов.

– Так веришь в Марго и ее верность? – спрашиваю с горечью. Почему мне невыносима мысль, что он все еще любит мою сестру?

– Нет, нисколько.

– Тогда как ты можешь планировать такие вещи, не будучи уверенным…

Единственный аргумент, который у нас есть против действий Бахрамова, это то что мы не дадим сделать Николь ДНК. Мой отец как опекун имеет на это право. До ее совершеннолетия это ему решать… На семейном совете мы твердо решили, что никакого теста не будет…

– Я сделал уже тест, – произносит Давид и мой мир распадается на осколки.

– Что? Когда? Ты лжешь! Ты не мог этого сделать из тюрьмы! Это полный бред! – выкрикиваю нервно, меня буквально трясет от неконтролируемой ярости. Нельзя быть до такой степени подонком, ставя на кон чувства ребенка, его будущее…

– Ошибаешься. Если есть деньги, возможно что угодно. Советую запомнить эту истину, Эрика. Ведь именно это разрушает твое семейство. Твой отец разорен, остальные – приживалы, которые всю жизнь пользовались его добротой. Никто не поможет, Эрика. Безвозмездно – точно нет. Что остается такой как ты? Только продать себя.

– Спасибо за жизненный ликбез, но я не желаю этого слушать. Я не верю тебе, слышишь? У тебя не было такой возможности, ведь ты сидел!

– Твоя наивность очаровательна. Из тюрьмы многое можно сделать за деньги. Я сделал тест давно, когда дочери и года не было. Это произошло во время одной из прививок, когда вы возили ее в медицинский центр. Щедрый куш, от которого ни один врач не откажется. Лишний образец крови, все это несложно. Я убедился, что девочка моя. Я следил за Николь, все эти годы на зарплате был человек, от которого я получал информацию о дочери. Я даже знаю, что ты заменила ей мать хотя сама была ребенком. Она любит тебя, Эрика. Мой вариант развития событий – идеален. Ты станешь ее матерью официально. Мачехой, если соблюдать точность. Но как ни назови, главное – будешь рядом. Я в любом случае заберу ее. Тебе решать, насколько болезненной выйдет наша притирка…

– Может быть, ты объяснишь мне еще кое-что?

Мне хотелось, чтобы в вопросе прозвучала угроза, но вместо этого в нем звучат растерянность и мольба о пощаде.

– Спрашивай.

– Зачем ты начал… с этого?

– С чего? Назови. Произнеси это.

Уголки рта Бахрамова приподнимаются. Он продолжает смеяться, издеваться надо мной, и от осознания этого меня охватывает ярость.

Молчу, отвечая ему взглядом, в который вкладываю все свое презрение.

– Трусиха, – констатирует Давид, фыркая. – Так зачем я начал с того, что отлизал тебе, Эрика? Чтобы убедиться, что наш брак не будет фиктивным. Что могу послать в отставку свою теперешнюю любовницу. Для ребенка лучше, когда у родителей полное взаимопонимание. Я убедился, что в постели мы идеально подойдем друг другу.

– Наверное, мне даже жаль тебя, – губы сводит от ярости, что кипит внутри. – Слово любовь тебе даже в голову не приходит.

– Хочешь услышать от меня слова любви? – усмехается Давид.

Почему он, спрашивая это, неотрывно на мои губы смотрит?

– Разумеется нет! Это просто смешно! – фыркаю, не смея отвести взгляд, потому что это будет означать, что я пасовала перед ним.

Несмотря на мое отрицание, мне обидно, что он говорит о любви так небрежно. Я столько лет жила с этим чувством к нему. Иногда это походило на одержимость… Нет, какие бы аргументы не приводил Давид, а некоторые из них, надо признать, были довольно разумными. И все же, ни за что не прыгну в этот адский котел! Почему я вообще все это выслушиваю, едва стоя на ногах, обнаженная, едва прикрытая каким-то покрывалом? Что хочу увидеть, вглядываясь в красивые непроницаемые черты лица этого непостижимого мужчины? Какой‑то намек на того человека, в которого влюбилась подростком?

Давид пожимает плечами:

– Я дам тебе время подумать. Как всякая невеста, ты имеешь право покапризничать. Но недолго. Через неделю, в субботу, будет большой благотворительный прием, ты знаешь, о чем я. Твоя семья числится в спонсорах, мои родители тоже активно помогали этому фонду. На нем объявим о нашей помолвке.

С ненавистью смотрю в лицо своему мучителю. У меня стойкое ощущение, что Давид наслаждается этим поединком взглядов. Не выдержав, отворачиваюсь, хоть и понимаю, что этим признаю свое поражение.

Как бы мне хотелось сейчас оказаться дома, залезть с головой под одеяло… Господи, неужели судьба моей семьи целиком и полностью зависит от такого чудовища?

Откидываю покрывало, сколько можно прятать то, что он и так разглядел прекрасно? Нахожу взглядом свои джинсы, некрасиво раскинувшиеся на полу, полувывернутые наизнанку. Выправляю их, натягиваю на голое тело потому что трусы вряд ли найду, да то, как Бахрамов их сорвал с меня, говорит о том, что они скорее всего непригодны к применению. Для того чтобы отыскать футболку приходится выбежать из комнаты. Мои щеки уже пылают огнем, когда наконец нахожу злосчастный предмет возле кресла, в котором сидела на коленях Давида.

Чудо, что он не поимел меня. Только потому что так решил. Потому что у меня не было никакой способности сопротивляться ему. Ни малейшей…

– Может хватит рефлексировать? – раздается за спиной спокойный, равнодушный голос. – Что ты пытаешься доказать?

Он читает меня как открытую книгу. Я действительно веду себя как подросток, нарочито, напоказ бунтую, хоть и понимаю остатками трезвого разума, что он запросто может заставить меня