Читаем без скачивания Мама - Наталья Евгеньевна Назарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы обнялись, и я пошла домой, где в Маминой комнате и коридоре по-прежнему горел свет. Я оставляла его включенным потому, что мне было страшно. Чего страшно – не знаю. Но войти в темную квартиру было бы пыткой. Свет горел и днем тоже. Я могла не успеть включить его, если отсутствовала. Включить его снова было бы испытанием.
Мамины тапочки так и стояли в коридоре. Я поливала их слезами, когда мыла полы.Много позже я поставила их на полку.
Я бы с удовольствием сказала, что забыла эту зиму, но я помню каждый день поминутно. Меня не было. И я была, что доставляло мне страдания. Физические. Ощутимые. Сдавливающие грудную клетку, забирающие дыхание, выжигающие желудок потому что я забыла поесть, вымывающие мои глаза. Каждая минута. Я редко бодрствовала, слава Богу. Это бодрствование навсегда со мной. Я была. Мамы не было. Я заходила в каждую церковь на пути и заказывала панихиду. Утром и вечером я читала молитву. Это успокаивало. Я думала, что вымаливаю Маму.
Кто-то на поминках сказал, что Душе Ангел показывает ад 31 день, а потом только Душу забирают на Небеса… Я помнила о 31 дне ада. Я была с Ней. Я думала о Ней. Я молилась за Нее.
Молитва была долгая, прям очень долгая, но я подумала, что 40 дней можно. А еще я представляла, как Мама ходит по аду, по всей земле, видит, как всё на самом деле и как моя молитва ей помогает.
Непонятно, что на самом деле с Мамой произошло. Везёт тем, кто во что-то верит. У меня не было стройной концепции в голове, что почему и когда происходит, где моя Мама сейчас. Было мучительно больно. Я понимаю, что смерть – это очень естественно. Даже от болезней. Но в старости. А Маме был всего 51 год.
Я приходила в церковь пообщаться с батюшкой Александром.
Он сказал мне, что Мама на Небесах.
“На Небесах?” Это где?
У той подставки, куда ставят свечки за упокой, стоял маленький гробик – страшно смотреть. Батюшка Александр сказал, что там пятилетний мальчик Вася. Он сказал:
– Представляешь, каково его родителям?
– Представляю, – ответила я, – только его родители всю жизнь без него жили. Они знают, как жить без него. А в моей жизни всегда была Мама. И я не знаю, как жить без неё.
Мир посыпался. Как если бы вот та картинка, которую вы видите перед собой – половина её посыпалась бы, и там была бы просто чернота. Вот так я смотрела на мир тогда. Что-то видела краем глаза. А остальное было черно.
Папа уехал – наверное, к родителям. Приехала Женя и мы готовили поминки. Сорок дней. Пришлось повязать черную ленточку на Мамину фотографию. Мы это делали вдвоем. До этого она висела без ленточки. Женя была уверена, что это делается сверху справа. Все-таки, портрет Мамы и портрет Мамы с черной повязкой – две разные вещи.
Зеркала были завешаны тканью. Так как в Маминой, большой, комнате зеркало занимало всю стену, мы решили прикрепить на ткань фотографии. Чтобы не так тоскливо смотрелись пододеяльники.
На фотографиях я повесила нас в детстве – всех пятерых, отдыхающих на Иволге под Воронежом. Веселые фото счастливых людей. Фотографии Мамы с 50-летия – такая она счастливая была тогда! Я настояла, и мы сделали портретов 20, и на всех Мама лучезарно улыбалась.
Фотографии с ее последнего дня рождения – всего две фотографии, которые будут вечно напоминать мне, что я пришла домой к 11 вечера. А Мама так светилась на этих фотографиях… Никто бы не сказал, что она умрет через 2 месяца и 17 дней. В это нельзя было поверить. Может быть, мысль о том, что это последний семейный праздник в ее жизни, подстегивала Ее. Может, она хотела, чтобы все ее именно такой и запомнили. Как же ей радостно было всех нас видеть! Кого-то – в последний раз.. Ее рука еще не распухла. Хотя я знаю, что на груди уже была маленькая шишка, которую Мама умело спрятала. Ужас. Это происходило за стеной от меня…
Как же она улыбалась в свой день рождения. В комнате, да и во всем городе, не нашлось бы человека, живее и счастливее Ее.
Я повесила портреты – наши. Папин. Бабушкин. Тети Тани. Лены. Жени. Свой. Коли. Он этого не поймет, я знала.
Родные с удовольствием рассматривали фотографии и спрашивали нас про них.
Тети давали деньги. На похороны уже не надо было, значит, давали мне. Поддерживали. Спасибо, тети.
В голове все казалось неловким. Как будто мне давали деньги за то, что у меня больше не было Мамы.
Тетя Аня принесла варенье и лечо. “Спасибо”. “Нет, не надо помогать, мы уже почти закончили.” Она пошла в большую рассматривать фотографии.
Потом все приехали один за другим. Я на кухне резала рыбу, лимон, нарезку, то, другое с невиданной быстротой, и, пробиваясь сквозь раздевающихся и разговаривающих гостей, попутно целуя их, отдавала тарелки Коле, он проделывал свой путь дальше к столу. Жеся поставила вариться картошку и жариться мясо.
Бабушка плохо дышала. Тетя Таня говорила медленно, низким, убитым голосом. Лена веселилась, как всегда: “А на этой фотографии, сколько тебе лет?”
Чтоб не ругаться, я убегала резать очередное угощение. “Потом, потом, Лен”.
Тетя Рита нарезала хлеб на маленьком столике. Я давно забыла, где лежат хлебницы. Женя подсказала – в них стояли лекарства. Бабушка подняла бокал. Я встала.
“Помянем… любимую нашу дочь, мать, сестру, кому – тетю … пусть земля ей будет пухом… вечная память… Царствие Ей Небесное… ”
Так я сконцентрировала Мамину смерть в ее фотографии. До этого она была по всей квартире. Если бы я могла здороваться с фотографией, говорить ей “Спокойной ночи” и делится переживаниямии и испрашивать советы… было бы немного странно, но гораздо легче.
Я не могла. Это глупо. Я не докричусь до фотографии. Я теперь до Мамы не докричусь.”
Больше я ничего не запомнила с этих поминок. Кроме того, что вечером я опять осталась одна.
Я возвращалась домой, а Антон уже меня ждал. У него в руках была длинная треугольная картонная коробка. Мы поднялись на лестничную клетку и сели на подоконник. Вот, – сказал он. Это тебе. Подарок.
Я открыла коробку. Там была гитара.
– Нет, Антон, я не могу ее принять!
– Почему?
– Это слишком дорогой подарок. Так нельзя. Я не могу.
Подарки принимать – это круто и очень согревающе, но гитара – это было слишком.
Мы долго спорили с Антоном на лестничной клетке. Это подпортило атмосферу потрясающего подарка. В конце концов я согласилась
