Читаем без скачивания Фантастика 2024-158 - Андрей Третьяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и поезд «Кисловодск – Москва» опоздал на полчаса. Максим за это время успел сбегать в кубовую – маленькое здание, где стоял котел, и набрать кипятка в термос. Правда, как впоследствии выяснилось, это было ни к чему.
Армавир, в отличие от Курганинска – станция новая. Прибытие и отправление поездов здесь объявляли по громкоговорителю. И когда гнусавый женский голос пробубнил что-то вроде «…Кисловодск – Москва… на первый путь, стоянка будет сокращена», Максим поспешил на перрон.
Спустя несколько минут ожидания, мимо проплыл окутанный паровоз – сормовский, пассажирский, с тремя большими красными колесами. Он, выпуская белые клочья пара, тянул за собой металлические четырехосные вагоны с прямоугольными вертикальными окнами. Открылись двери, опустились лесенки и на платформы спустились проводницы с флажками.
Предъявив билет, Максим поднялся в вагон. Наметанным глазом опытного пассажира он отметил титан – дровяной котел. Новинка, можно сказать, шик-блеск. Но примерно так оно и должно быть в скором курортном поезде, да еще и в вагоне второго класса. Не заставлять же отпускников бегать с чайниками в кубовые.
В купе Максим, положив рюкзак под голову, улегся прямо на жесткую деревянную полку. Не было смысла сидеть и всматриваться в непроглядную тьму за окном. Лучше приглядеться к попутчикам.
Прямо перед ним, обняв шестилетнего мальчугана, спала не старая еще женщина. Над ней на верхней полке похрапывал мужчина. Кто ехал четвертым пассажиром, можно было судить только по свешивающейся в проход девичьей руке с простым колечком.
Поезд тронулся через пять минут. Как и в прошлый раз, он начал движение неровно, толчками, и набирал скорость медленно, неторопливо. В такой состав можно без проблем запрыгнуть на ходу. Даже в последний вагон у самого края платформы.
Проводница – усталая женщина лет сорока, принесла запечатанные в пакет постельные принадлежности.
- Возьмите матрас с третьей полки, - предложила она.
- Я могу и так спать.
- Даже не сомневаюсь, судя по вашему виду. Но раз уж у вас оплачено, то поезжайте с комфортом.
- Класс второй, не высший класс, зато с бельем? – Высоцкий пришел на ум как нельзя кстати.
- А вы поэт, - глаза проводницы блеснули.
- Это Высоцкий. Владимир Семенович.
Проводница растерялась:
- Анненкова знаю, Заболоцкого знаю. Высоцкого? Никогда о таком не слышала. Вам чай принести?
- Утром. Я не голодный.
- Подойдете тогда. Я налью, - проводница покинула купе.
Пришлось Максиму повозиться с постелью. Зато чуть позже он с наслаждением вытянулся на мягком матрасе и уснул под мерный, ритмичный стук колес. А в голове звучали и звучали строки: «Вот и сбывается, все что пророчится. Уходит поезд в небеса, счастливый путь…»
Максиму снилась жена. Первая, тиранившая его Алина. Растрепанная и оборванная, вся в синяках и порезах, она бежала, протягивая к нему искалеченные руки, и отчаянно кричала: «Это все ты виноват! Из-за тебя я такая! Ты обязан меня спасти! В конце концов ты – муж или кто?» Максим же убегал от нее со всех ног, пока прямо впереди не раскололась земля и не разверзлась пропасть. В ее глубине бушевала и пенилась лава. Огненные отсветы бросали на небо алые сполохи, похожие на северное сияние. Бесконечные потоки крови плотной стеной изливались с облаков, затопив все вокруг по колено. Несколько отвратительных жаб плюхнулись в багровую жижу.
Алина была уже рядом. Максим закричал. Бывшая жена схватила его за плечи и встряхнула раз, другой, третий…
Глава 28. Вагонные споры
Максим преодолел тягучее сопротивление дремы и открыл глаза. Над ним стоял сосед по купе – тот самый мужчина с полки сверху напротив. Он оказался невысок и худ. На верхней губе смешно топорщились пышные усы.
- Извините, но если вы будете так кричать, то перепугаете ребенка. Он и так плохо спал.
- Прошу прощения. Кошмар снился. У меня это бывает.
- Такое у многих сейчас, - улыбнулся мужчина. – Времена беспокойные. Соседка сверху спрашивает, можно ли спуститься? Завтрак-то вы проспали.
Только теперь Максим почувствовал, что в купе пахнет овощами, хлебом, колбасой, жареной курицей, и вареными яйцами. Все эти «яства» лежали на столике. Мать – немного полная женщина, поила своего карапуза чаем. Тот вел себя покорно и тихо, разве что глаза бегали туда-сюда.
Попутчица с верхней полки спустилась вниз. Максим ощупал ее взглядом с ног до головы – миловидную, с чистым, свежим лицом и большими, как у ребенка, глазами. Длинные волосы она собрала в хвост. Одетая в простое платье в горошек, девушка, тем не менее, не выглядела бедно и убого. Про таких говорят «скромно, зато со вкусом».
Девушка присоединилась к трапезе. Максим достал из рюкзака банку сгущенки:
- Не желаете полакомиться?
- Где вы ее взяли? – удивилась девушка. – Это ж редкость сейчас. Зато крабов полно. Не могу их есть – даже запаха не выношу. Противные…
Максим с ужасом заметил, что на крышке банки со сгущенкой выбита дата – современная ему дата. Но что сделано, то сделано. К счастью, этой существенной детали никто не заметил.
- Давайте знакомиться, - вдруг предложил усатый мужчина. – Сергей Алексеев. Журналист.
Максим посмотрел ему в глаза. Нет, никакого отношения к КГБ его собеседник не имеет. Обычный пропагандист. Максимум статью в газету напишет. Значит, с ним можно разговаривать.
- Безымянный Максим. Охотник-промысловик в артели «Красные шкуры».
- Странное название, - заметила женщина с ребенком.
- Не я его придумал.
Максим нагло врал. Название он выдумал сам. Минуту назад. Его ложь осталась нераскрытой: ясновидящих среди попутчиков не оказалось.
Сергей прищурился:
- Воевали?
- Нет. Меня сразу отправили в геологическую партию.
- Не скромничайте. Человека, побывавшего хоть в одном бою видно сразу. Я ведь в прошлом военкор. У вас шрам на лбу – такой бывает от пули, прошедшей по касательной.
Максим глянул в окно и не увидел привычного мелькания опор контактной сети. Только телеграфная линия на низеньких столбиках тянулась вдоль путей через перелески.
- Я был наводчиком противотанковой пушки – сорокапятки. Но я воевал недолго. Орудие разбили, а меня, контуженого, водитель вывез из окружения на тягаче – «Комсомольце». Потом госпиталь… В общем, на войну я больше не попал. Повезло.
Самое странное заключалось в том, что Максим говорил чистую правду. Впрочем,
