Читаем без скачивания Фантастика 2024-158 - Андрей Третьяков

Сгущенку разделили на четверых. Львиная доля досталась ребенку.

- Как тебя зовут, малыш? - продолжил Сергей «допрос».

- Ромка, - ответил мальчик, поедая ложкой сгущенку. – А маму – Галя!

- Галина, - поправила его мать.

Настала очередь «прекрасной незнакомки».

- Нина, - девушка назвала свое имя быстро, не дожидаясь вопроса.

- Кавказская пленница, - ехидно ввернул Максим.

- Не понимаю… Я никакая не пленница. Просто шью одежду. Хотите, покажу, что я себе сделала?

- Сначала поешьте, - Максим махнул рукой. – Все надо делать последовательно и не торопясь.

- Это верно, - одобрил Сергей. – А говорили – не фронтовик. Они думают, словно цели выбирают.

- Наверное, это связано с тем, что я – охотник. В моем деле торопиться нельзя. Промазал – и сожрали.

- И не жалко вам зверей? – Нина взглянула на Максима в упор.

Он выдержал ее пронзительный взгляд.

- Не жалко, учитывая то, с какими чудовищами мне приходится иметь дело. Так-то и среди людей встречаются монстры куда страшнее порождений Зоны. Вот только убивать их нельзя. А хочется.

О Зоне Максим сказал машинально. К счастью, его не поняли.

- Животных, значит, можно стрелять?

- Работа такая. Все для обеспечения страны валютой. Я добываю шкуры, артель шьет шубы. Их покупают американские богачи для своих жен и платят долларами. На баксы покупают станки для заводов. На заводах делают грузовики для строек социализма. Все довольны.

Нина выскользнула из купе, держа в руках сверток. Она отсутствовала больше получаса, и Максим уже начал беспокоиться, все ли в порядке. Вдруг открылась дверь. Это вернулась Нина.

На ней было узкое и короткое, немного выше колен, канареечно-желтое платье с ярко-красными, кричащими маками по всей его длине. Губы алели ярко-красной помадой. Вокруг глаз лежали густые декадентские тени. Из собственных волос Нина соорудила громоздкую конструкцию с завитушками. Ничего удивительного, что она провозилась с макияжем полчаса.

Все, в том числе и Максим, раскрыли рты. Маленький Ромка нашелся первым:

- Чучело! Чучело!

- Вам… не нравится? – у Нины задрожали губы.

Она хотела выйти прочь из купе, но Максим ее остановил, достал цифровой фотоаппарат и сделал несколько снимков:

- Я в восторге! Стиляги – это же чудесно! Вы – как солнышко в скучном, безнадежно-сером мире!

- Не издевайтесь…

- Я серьезно. Чихайте на всех. Наряжайтесь и красьтесь, как вам захочется.

- Вы чему учите молодую девушку? – возмутилась Галина, вытирая сыну вымазанный сгущенкой рот. – Она – будущая мать! Какой пример она покажет детям?

- Хороший пример. Я бы сказал, превосходный. Пример независимости от людской молвы и закоснелых установок общества. А также пример самостоятельного принятия решений.

- Вы-то сами независимый и самостоятельный или так, на словах? – в голосе Галины слышалась неприязнь.

- Еще какой. Ворочу, что хочу. У нас ведь как? Закон – тайга, прокурор – медведь. Можно уйти и не вернуться. Ищи-свищи, расследуй. Все равно ничего не найдешь. Я ведь из геологической партии свалил из-за начальника. Самодур. Да еще и тупой как пробка, - Максим врал, но старался не завираться. Впрочем, покойный Фирсов вполне мог сойти за «начальника геологической партии».

- Знакомо, - подхватил Сергей. – Есть такие.

Нина снова вышла и вернулась уже быстрее – минут через пятнадцать. Она стерла с лица макияж, поменяла платье и стала сама собой.

- Вот это другое дело! – одобрила Галина. – Скромность…

- Лучший путь к забвению! – перебил ее Максим. – Людям свойственно замечать необычное. Серая мышь никому не нужна и не интересна. Если она, конечно, не в обществе белых ворон.

Галина укоризненно покачала головой.

- У каждого своя жизнь. И прожить ее надо человеком, а не… попугаем. Вы и сам, похоже, стиляга. Низкопоклонничаете перед Западом. Джаз не слушаете, часом?

- Нет. У меня другие музыкальные вкусы.

- Какие же? – напирала Галина.

С минуту Максим тщетно пытался вспомнить кого-то из исполнителей пятидесятых годов. Увы, кроме Бадди Холли и Луи Армстронга на ум никто не приходил. Легендарные Битлз появятся лишь двумя годами позже. Оказывается, попаданцем в прошлое быть трудно.

- Вы не поймете, - Максим махнул рукой. – Но это точно не Рахманинов и не Жинетт Невё. А там думайте, как хотите. Я что-то утомился от вагонных споров.

Проводница принесла чай. Максим расплатился, залпом выпил свой стакан и лег на полку. В поездах он всегда хорошо спал – стук колес и покачивание вагона убаюкивали не хуже отцовской руки, осторожно толкающей колыбель. Не мешали даже разговоры и храп попутчиков.

Вечером, после ужина, Максим вышел в коридор и долго вглядывался в темнеющий горизонт. Лесопосадки сменялись холмами и оврагами, то и дело проплывали огни маленьких деревушек. Поезд мчался к Москве.

Ветер изменился, и клочья дыма от паровоза то и дело закрывали обзор. Но Максим не уходил. Он чувствовал, что сейчас состоится важный разговор.

Нина, можно сказать, поймала его за рукав:

- Спасибо, что поддержали меня против этой… этой…

- Мымры? Пустое. Не обращайте на таких внимания. Сами не живут и другим не дают. Знаете, довольно странно, что я, в детстве идеально послушный ребенок, пай-мальчик, учу вас независимости. Впрочем, те времена… далеко впереди.

Нина схватила Максима за плечо и сунула в ладонь смятый клочок бумаги.

- Что это?

- Адрес тети Тани возле станции Крюково. Я написала ей записку. Вдруг вам понадобится переночевать? Сейчас трудно достать билеты. Вы можете застрять в Москве…

- Делай добро и бросай его в воду. Спасибо. Пригодится.

- Вы очень хороший человек…

- Ошибаетесь. Вы просто меня плохо знаете.

Нина ушла в купе. Максим сунул записку в карман и долго еще стоял в коридоре, глядя в узкое окно вагона.

Глава 29. Негостеприимная Москва

Столица встретила пассажиров умытыми к годовщине революции улицами, ярко-красными лозунгами и транспарантами на домах. Поезд прибыл на Курский вокзал далеко за полдень – уже отшумели праздничные демонстрации, но город еще на несколько дней останется нарядным и ухоженным. Лишь немногим позже он войдет в рабочий ритм и снова превратится в недоверчивую к слезам столицу самого большого в мире государства.

Не выходя на улицу, Максим через переход спустился в метро на станцию Курская. Его поразили две вещи: во-первых, отсутствие ужасной толчеи и духоты – немногочисленный народ неторопливо бродил по платформам, лестницам и эскалаторам. Во-вторых,