Читаем без скачивания Лиловый (I) (СИ) - . Ганнибал

В последние дни Лейла хорохорилась, но и она понимала, что все уже потеряно. Какого только ее угораздило влюбиться в этого идиота?

В отражении в графине мелькнула чужая рука, которая шустро выхватила пиалу у нее из-под носа, и Лейла не успела ничего сделать. Девушка сердито вскинула лохматую голову; позади нее стоял Ханса, который с невозмутимым видом опрокинул содержимое пиалы себе в рот.

-- А ну поставь, -- сказала она. Он послушался, только пиала-то уже была пуста. Лейла схватилась за кувшин, он резко перехватил ее руку; хоть это и было бесполезно, -- по силе с ним состязаться ей уж точно не было смысла, -- какое-то время Лейла тщетно пыталась вырвать кувшин, но в итоге они лишь расплескали арак по столу.

-- Хватит тебе пить, -- буркнул Ханса и все-таки отобрал его, поднял высоко над собой. Лейла разъяренно фыркнула и повесила голову.

Ханса постоял, глядя на нее сверху вниз, потом сел рядом на подушку и налил арак в пиалу, быстро выпил сам, не разбавляя. Лейла молчала и закрыла лицо руками.

-- Это на тебя прямо не похоже, -- заметил молодой марбуд. -- А как же посмеяться и пойти дальше?

-- Я не могу просто пойти дальше, -- ответила она хриплым голосом. -- Ты понимаешь? Я впервые в жизни... настолько сильно полюбила кого-то. В чем справедливость, Ханса? Почему именно тогда, когда я в человеке души не чаяла, он взял и предпочел другую?

-- Ты дура, что ли, искать в жизни справедливость, -- пробормотал он. -- К тому же, ведь никогда не знаешь, что будет потом. Может, твоя судьба не с ним? Может, всего через пару месяцев ты уже будешь рада тому, что факел все-таки женился не на тебе.

-- Через пару месяцев!..

-- В конце концов, чем тебе Элизбар не нравится?

-- И ты туда же! -- разъяренно воскликнула Лейла, схватила кувшин и попыталась стукнуть его, но Хансу так просто было не стукнуть, он легко поймал ее руку и заставил вернуть посуду на место. -- Глаза бы мои его не видели!.. -- добавила она, отворачиваясь, и неожиданно из ее глаз брызнули слезы. -- Только напоминает, знаешь, зачем я!..

Ханса вздохнул и мягко, но решительно взял ее за локти, хотя она пыталась сопротивляться, привлек к себе. Лейла какое-то время сердито пихала его в грудь, но потом смирилась, принялась горько всхлипывать. Они так давно знали друг друга; с рождения. В детстве Ханса был неуклюжий и худой, как палка, часто расшибал себе в кровь локти и колени и нередко ревел, и именно Лейла была его главным утешителем, обрабатывала ссадины мазью и умывала зареванного мальчишку.

Времена менялись, и хотя ей по-прежнему казалось, что перед ней тот самый мальчишка из ее детства, на самом деле Ханса давно вырос и перестал плакать много лет назад.

Сегодня она с легким удивлением вспомнила об этом.

-- Может, так и надо, -- пробормотал Ханса, гладя ее по спутанным волосам. -- Мы с тобой не самые прекрасные люди на свете, сама знаешь. Если уж по справедливости, которой ты хочешь, нам и не полагается звезд с неба. Если бы Острон знал, сколько невинных людей пострадало из-за нас, он бы, может, был совсем не так добр с нами.

-- Нет, был бы.

-- ...Неважно. И все-таки, чем тебя так бесит Элизбар?

-- Он бородатый!

-- И чего?

-- Фу, -- Лейла подняла голову, истерично рассмеялась сквозь слезы. -- И у него карие глаза.

-- У меня тоже, -- надулся Ханса.

-- Тебе можно! А мне больше нравятся зеленые, -- вздохнула она.

-- Ну и? И это все причины?

-- Элизбар думает только о себе, -- посерьезнела Лейла, принялась утирать слезы с щек. -- Я думаю, он ни за что не придет на помощь, только если из корыстных побуждений.

-- Так это прямо как мы с тобой.

-- Ну Ханса, ну нет!.. -- она судорожно вздохнула. -- Может, оттого меня только сильнее тянет к Острону. Он не такой, как мы. Он... как будто прямиком из сказки.

-- Принц на белом коне, -- ехидно вставил Ханса.

-- Ах ты!.. -- завопила она, хватаясь за подушку. Какое-то время Ханса, хохоча, уворачивался от нее, пока Лейла окончательно не запыхалась и не свалилась, споткнувшись обо что-то. Она нервно отдувалась неподалеку от него, а он развалился в подушках и сказал:

-- Я думаю, просто ты достаточно хорошо знаешь Острона. Да и он весь как на ладони. А вот Элизбара ты не знаешь. Может, он совсем не такой, как тебе кажется.

***

-- Наконец-то, -- нахмурился он.

Последние дни прошли бурно. Прибывали племена. Рыжий плут Таймия с отрядом последователей Джазари, вооруженных шашками и алебардами, прибыл на следующий день после него. Они несли свои зеленые знамена и бодро пели походную песню, они представляли собой знатное зрелище, тысяча отборных бойцов Джазари в блестящих кольчугах. Предпоследним явился Салим, и тоже во главе полуторатысячного отряда последователей Сирхана, глаза Салима были дикими, как и всегда, а на его плече сидел его любимый орел.

И вот сегодня, когда Набул и Таймия уже решили, что он не явится, -- он приехал.

Один.

Под белым бурнусом -- весь в черном и на вороном жеребце.

-- Мы уже думали, что ты не приедешь, Джахар, -- хмуро сказал Мансур Эль Масуди, встречавший его на ступенях крепости Бурдж-эль-Шарафи.

-- Ты знал, что я приеду, -- возразил тот, спешившись. Ветер трепал его каштановые волосы. У него были странные глаза; глаза, которые никогда не нравились Эль Масуди. В них было что-то... но Эль Масуди знал, что он видит будущее, и потому не придавал взгляду Джахара особого значения.

-- Я -- да, но не остальные.

Эль Кинди коротко усмехнулся однобокой усмешкой. Взглянешь -- как ни крути, не боец. Низкорослый, худой, неуклюжий как будто. Ходит так, словно боится споткнуться. Черты лица мелкие, ломкие. Эль Масуди, впрочем, как никто другой знал, что впечатление обманчиво.

Он схватился бы с Абу Катифой или Салимом, с Набулом или Таймией; но он опасался Эль Кинди. Эль Кинди всегда знает, как ты поставишь ногу и когда поднимешь руку. Эль Кинди всегда делает то, чего ты ждешь от него меньше всего.

-- Я должен сказать тебе, -- произнес Джахар, хмуря тонкие брови. Его странные глаза смотрели на Мансура в упор. -- Ты не одобришь этого и не поймешь, но я должен.

-- Ты знаешь, что ждет нас в будущем, -- усмехнулся Эль Масуди, -- ты об этом хочешь говорить со мной?

-- Конечно. Я знаю, -- в уголке рта Эль Кинди залегла будто горькая складочка, но ему могло и показаться. -- Вы отправитесь в этот поход и одержите победу. И я знаю также то, что если что-нибудь из того, что я скажу здесь и сейчас, нарушит установленный ход событий, я сойду с ума. Я готов пожертвовать своим рассудком, Мансур. Я всем готов пожертвовать. Я заклинаю тебя, откажись от своей идеи.

-- О чем ты говоришь, -- без выражения сказал Эль Масуди.