Читаем без скачивания Театр. Том 2 - Пьер Корнель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЛЖЕЦ
КОМЕДИЯ
{40}
Перевод М. Кудинова
ПОСВЯЩЕНИЕ
Милостивый государь!{41}
Я подношу Вам пьесу, чей слог настолько отличается от слога предыдущей{42}, что трудно поверить, будто обе они написаны одной и той же рукой в течение одной зимы. Столь же различны побудительные причины, заставившие меня над ними работать. Я написал «Помпея», дабы удовлетворить тех, кто не находил стихи «Полиевкта» такими же сильными, как стихи «Цинны», и дабы показать им, что я способен вновь обрести торжественность, когда сюжет мне это позволяет; я написал «Лжеца», дабы выполнить пожелания тех, кто, как всякий француз, любит перемены и кто после такого количества серьезных поэм, коими перо наших лучших поэтов обогатило сцену, просил меня создать что-нибудь более веселое, предназначенное только для развлечения. В первом случае я пытался показать, чего могут достичь великие мысли и сила стихов без помощи увлекательного сюжета; в этой же пьесе я хотел воспользоваться увлекательным сюжетом, не подкрепляя его силою стихов. К тому же, будучи обязан своей первоначальной репутацией комическому жанру, я не мог расстаться с ним, проявив тем самым своего рода неблагодарность. Как и в те годы, когда, рискнув покинуть комедию, я не осмелился положиться только на свои силы и, чтобы возвыситься до трагедии, решил опереться на великого Сенеку{43}, у которого мною заимствовано все то исключительное, что он вложил в свою «Медею», так и теперь, при возвращении от героического к наивному, я не осмелился спуститься с такой высоты без помощи надежного проводника: я доверился знаменитому Лопе де Вега из страха заблудиться на поворотах многочисленных интриг нашего Лжеца.
Одним словом, здесь только копия превосходного оригинала, созданного Лопе де Вега и названного им La Verdad sospechosa[10]; доверясь Горацию{44}, который дает поэтам право дерзать так же, как и художникам, я думал, что, несмотря на войну двух корон{45}, мне позволено иметь дело с Испанией. Если деятельность подобного рода — преступление, то я уже давно в нем замешан, и речь тут идет не только о «Сиде», где я воспользовался помощью дона Гиельна де Кастро, но также и о «Медее», о которой было говорено выше, и даже о «Помпее»: желая воспользоваться помощью двух латинян, я на самом деле нашел поддержку у двух испанцев, так как Сенека и Лукан — оба из Кордовы. Тот, кто не захочет простить мне сношения с нашими врагами, должен будет согласиться по крайней мере с тем, что я их ограбил; и пусть считают это кражей или заимствованием — мне настолько это понравилось, что у меня нет никакого желания на этом остановиться. Полагаю, Вы согласитесь со мною и не станете меньше меня уважать.
Остаюсь,
милостивый государь,
Вашим покорнейшим слугою.
Корнель.
К ЧИТАТЕЛЮ
Хотя эта комедия, как и следующая за ней{46}, придуманы Лопе де Вега, я не представляю Вам их в том же порядке, как «Сида» и «Помпея», где в первом случае Вы видели испанские стихи, а во втором — латинские, которые я перевел или написал в подражание Гильену де Кастро и Лукану. Хотя я многое заимствовал из великолепного оригинала, но так как события мною перенесены в другую страну, а персонажи переодеты во все французское, то вместо удовлетворения Вас ждет разочарование.
Например, если я заставляю нашего Лжеца хвастливо рассказывать о войне с Германией{47}, где он якобы был, то испанец заставляет его говорить о Перу и Вест-Индии, откуда тот будто бы недавно вернулся; и то же самое происходит с большинством других событий, которые хотя и следуют оригиналу, однако не имеют почти никакого сходства с ним ни в мыслях, ни в словах, их выражающих. Я ограничусь поэтому только признанием, что сюжет полностью принадлежит испанцу, в чем Вы и убедитесь, перелистав двадцать вторую часть его комедий. Кроме того, я взял у него все, что могло согласоваться с нашими обычаями, и, если мне позволено высказать свои чувства относительно предмета, к которому я имею столь малое отношение, то, признаюсь Вам, он очаровал меня настолько, что я не нахожу в этом жанре ничего ему равного как у древних, так и у новых авторов. Комедия остроумна от начала до конца, а события так верны и изящны, что, по-моему, надо быть в очень дурном настроении, чтобы не согласиться с их развитием и не порадоваться их воплощению на сцене.
Может быть, я поостерегся бы высказать такое необычное почтение к этой поэме, если бы оно не было подкреплено мнением одного из лучших людей нашего века, который является не только покровителем ученых муз в Голландии, но также доказывает своим примером, что прелесть поэзии вполне совместима с самым высоким положением в политике и с самыми благородными занятиями государственного мужа. Я говорю о г-не де Зейлихеме, канцлере монсеньора принца Оранского{48}. Это его гг. Хейнсиус и Бальзак избрали арбитром в их знаменитом споре{49}, адресовав ему свои ученые рассуждения. И именно он счел возможным обратиться к публике с двумя эпиграммами, где высказано его отношение к этой комедии. Одна из эпиграмм написана по-латыни, другая по-французски, и помещены они в издании, выпущенном в свет Эльзевирами в Лейдене{50}. Я тем более охотно воспроизвожу их здесь, что не имею чести быть знакомым с их автором, и потому его свидетельство не может вызвать каких-либо подозрений; никто не обвинит меня за это в тщеславии, ибо вся слава, приписанная им мне, должна быть отдана великому Лопе де Вега, о коем он, видимо, не знал как о первом авторе этого театрального чуда.
IN PRAESTANTISSIMI POETAE GALLICI CORNELII; comoediani, quae inscribitur MENDAX
Gravi cothurno torvus,
