Читаем без скачивания Отравленная кровь - Лариса Павловна Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и уходи! Уходи, уходи…
И ушел. Нет, она до последнего не верила, что Ярик уйдет навсегда, этого быть не может, он столько раз уходил и утром возвращался — не сосчитать. Поэтому она, немножко погрустив, легла спать, а утром нарисовала лицо, причесалась, приготовила примитивный завтрак, сварила кофе и ждала… Ждала, пока не позвонили, это был помощник мужа Виталий:
— Моника Николаевна, извините за беспокойство, но Ярослав Сергеевич не отвечает на наши звонки.
— Что значит — не отвечает?
— Он не приехал на работу, я звонил, не берет трубку…
— А я что могу сделать? — вырвалось нечаянно.
Мона продала себя с потрохами: получается, она понятия не имеет, где шляется законный супруг! Это так стыдно, так унизительно.
— Вот я и звоню узнать: что нам делать? Вы же у нас главная? — Тем временем продолжал помощник Виталий. — У нас в двенадцать важная встреча с новым инвестором, а во второй половине дня с новым заказчиком, тяжелый и ответственный день. Как быть?
— Я сейчас приеду, — решительно сказала она.
Ярик надумал проучить ее? Нет, это Моника проучит его, она прекрасно справится с поставленной задачей на сегодняшний день и поставит его на место. Один нюанс: все это эмоции избалованной девчонки, не знающей трудностей, она понятия не имела, где место мужа, а также ее собственное, но звучит классно.
Каково же было торжество, когда на подземной парковке Мона обнаружила машину Ярослава, значит, он приехал домой, просто боится зайти, не хочет уронить себя в ее глазах. Возможно, муж сейчас прячется за автомобилями, как воришка, она не стала звать его, пусть прячется, пусть помучается. Улыбаясь, Моника села за руль и газанула прочь, настроение поднялось до заоблачных высот от ощущения, что все останется как было.
Тамара отказалась участвовать…
…в пробежках, ей хватает активного движения на работе, как-никак балерин дрессирует в оперном театре. При всем при том она составила Павлу компанию, только теперь ходит быстрым шагом, дескать, это полезней. Он не спорил, не любит спорить, уговаривать, настаивать, у каждого человека есть священное право выбора. Но вот Павел, сделав пару кругов по парку, вернулся в исходную точку, Тамара делала, кажется, китайскую гимнастику.
— Ммм, красиво, — одобрил он плавные движения.
— И мне нравится, — проговорила она, завершая гимнастику манипуляциями руками. — Очень полезно для здоровья.
— У тебя проблемы со здоровьем?
Тамара взглянула на него и рассмеялась, так как озабоченность на лице Павла, человека, умеющего управлять своими эмоциями, выглядела комично. Но приятно, это говорит о том, что она не пустое место в его жизни, однако пора было и успокоить Терехова:
— У меня отличное здоровье, просто цигун дает массу энергии, улучшает тонус, выносливость увеличивается, неприятности легче переживаются. Ой, а где Грета? Грета!.. Это не собака, а сплошное недоразумение.
— Идем, она догонит нас.
Тамара подхватила ремешок сумки, повесила на плечо и, озираясь в поисках Греты, пошла рядом с Павлом, посматривающим на часы. Он спешит на работу, тут она вспомнила:
— Кстати, а что произошло в Орехове? Вчера ждала тебя с ужином, раздираемая любопытством, все же там медвежий угол, а столько машин понаехало, будто на грандиозное совещание.
— Извини, — стушевался Павел, — вчера очень поздно закончили, решил, ты спишь, не хотел тебя тревожить.
Не думал, что в его обязанность уже входит возвращаться после работы к Тамаре, вроде так не договаривались, они вообще ни о чем не договаривались. Ему с ней хорошо, ей с ним, он надеется, тоже, но связывать себя накрепко друг с другом — зачем? Жизнь переменчива, им не по двадцать лет, свободные отношения без привыкания и жестких рамок Павлу больше нравятся, надо бы как-то откорректировать попытки Тамары надеть на него и себя один ошейник.
Она далеко не глупа, уловила в неоднозначной задумчивости и резкой перемене Павла нехороший для себя симптом и немножко сникла. Объяснять ничего не нужно, мы иногда кожей считываем все, что не сказано вслух, ей осталось только успокоить:
— Я так и поняла, что не хотел тревожить. Так что там?
— Хм, медвежий, говоришь? — вздохнул он. — Однако уголок большой… четыре каскадных этажа. Убийство — что еще могло произойти? В данном случае говорят — зверское убийство. Молодую и красивую женщину банально зарезали в спальне, ножевых ранений на теле… точно не могу сказать, подсчитает эксперт, но много. Думаю, больше десяти.
— Ого, — вяло отреагировала Тамара.
Ей сложно представить десять ножевых ран на теле молодой женщины, сложно представить того, кто нанес их, это как плохонький фильм: посмотрел и пересматривать никогда не захочешь. А потому она с легкостью переключилась на поиски собаки, затерявшейся в парке:
— Грета!.. Грета, ко мне!.. Я тебя накажу!
— Она не любит команду «ко мне», тебе как хозяйке следует запомнить это. Смотри, как я выдрессировал ее. Грета, пир! Грета, банкет!
И о, чудо, черная, как антрацит, собака породы кокер-спаниель понеслась во весь опор к ним с развевающимися ушами, поднимая клубы пыли, вывалив язык на сторону. Добежав, получила из рук Павла порцию лакомства и степенно потрусила к выходу, запомнив, что больше ни кусочка не получит.
— Видишь? — торжествовал Павел. — Плоды моей дрессуры гораздо эффективней твоих угроз и приказов.
— Вижу, что за кусок колбасы моя собака продаст меня.
— Ну, это радикальный взгляд, а все проще. Ты же любишь поспать утром? Вот. Чаще гуляю с ней я, она и полюбила меня корыстно.
Тамара с Павлом двинули за Гретой из парка, не спешили, улыбались, но это закономерно: утро солнечное, зелень вокруг ядреная, еще не выжженная летним зноем, а свежесть раннего часа отлично бодрит, даже голову кружит. И им уже казалось, что эта жизнь состоит из сплошного праздника.
— Ты ко мне? — все же спросила Тамара, когда подошли к ее дому, хотя ответ знала заранее и не ошиблась:
— Побегу домой. Там одежда, машина, еще я обещал маме отвезти ее в диагностический центр.
— А что с ней?
— Сердце барахлит, но надо поставить точный диагноз, это может быть и не сердце. Пока? Я побежал.
Он чмокнул ее в щеку и побежал домой… А Тамару кольнуло, что своим домом Павел до сих пор считает маму, а не ее. Но тут ничего не попишешь, нужно принимать то, что есть, ни в коем случае
