Читаем без скачивания Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница - Василе Александри

1870

MORTUA EST![36]

Перевод Р. Морана

Свечой поминальной над мокрой могилой,Протяжным гудением меди унылой,Мечтою, в печаль окунувшей крыла, —Такой ты за грань бытия перешла.

Тогда было небо, как луг среди лета,Где млечные реки, соцветья из света,Где в тучи, как в черно-седые чертоги,Заходит царица-луна по дороге.

Душа твоя, вижу, раскинула крылья,Серебряной тенью, сверкающей пыльюВзбираясь по облачной лестнице к целиСквозь ливень лучей, среди звездной метели.

И луч поднимает тебя в поднебесье,И песня уносит к туманной завесе,Когда колдовские жужжат веретёнаИ высь золотят над водой серебреной.

Я вижу, как дух твой несется в пространстве.Смотрю я на прах твой в последнем убранстве,Смотрю на улыбку, что будто живая,И я вопрошаю, недоумевая:

«Зачем умерла ты, о ангел небесный?Иль ты не была молодой и прелестной?Зачем ты пустилась в неведомый путь?Зачем? Чтоб звезду голубую задуть?

Но, может быть, есть там дворцы золотые,Где звезды уложены в своды крутые,Где реки огня с золотыми мостамиИ берег поющими устлан цветами,

И в дальних пределах, царевна святая,Витаешь ты пряди-лучи расплетая,Лазурной одеждой сияя во мгле,С лавровым венком на бескровном челе?

О, смерть — это хаос, созвездий пучина,А жизнь — дерзновенных терзаний трясина.О, смерть — это вечность, чей лик осиян,А жизнь — опостылевшей сказки обман.

Но, может быть… Мозг мой страдания сушат,В нем злобные мысли все доброе душат…Вот падают звезды и меркнут светила —И кажется мне: все ничто, все застыло.

Расколется небо — и небытияНадвинется ночь… И воочию яУвижу, как в бездне, во тьме бесконечнойМиры пожираются смертию вечной.

О, если так будет, — ты смолкнешь навеки,Уже не поднимутся нежные веки,Уже не согреться устам ледяным —И ангел был прахом, лишь прахом земным!

На гроб твой, о дивное, бренное тело,Склоняюсь я лирою осиротелой —Не плачу, а радуюсь я, что нетленныйЛуч света из мрачного вырвался плена.

Кто знает, что лучше — не быть или быть?Ведь то, чего нет, невозможно сгубить,Оно не страдает, не чувствует боли,А боли так много в подлунной юдоли!

Быть? Злое безумье, слепые порывы…И уши нам лгут, и глаза наши лживы.Меняет ученья веков суета,Уж лучше ничто, чем пустая мечта.

За призраком гонится призрак упрямый,Покамест не рухнут в могильные ямы.Не знаю, что с мыслями делать своими:Проклясть? Пожалеть? Посмеяться над ними?

Зачем? Разве все не безумно? Обманно?Ты — ангел, а с жизнью рассталась так рано.Так есть ли в ней смысл? Ты, как солнце, светла…О, разве, чтоб так умереть, ты жила?А если он есть — он безверья бесплодней,И нет на челе твоем меты господней».

1871

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

Перевод Ю. Кожевникова

Ночами, когда в моем сердце томленье,Мой ангел-хранитель — святое виденьеЯвлялся в одежде из света и тениИ крылья свои надо мной простирал.Но только увидел твое одеянье,Дитя, в ком слилися тоска и желанье,Тобой побежденный он робко бежал.

Быть может, ты демон сама, если взглядомЧарующих глаз, их пленительным ядомЗаставила скрыться в испуге пред адомТого, кто был стражем моей чистоты?Но может… Скорей опусти же ресницы,Чтоб мог я сравнить ваши бледные лица,Ведь он… — это ты!

1871

НОЧЬ

Перевод А. Глобы

Ночь. В камине пробегают, дорогая, огоньки.На софу склонясь, гляжу я сквозь густую сеть ресницНа порхающих в камине голубых и алых птиц.Уж давно свеча потухла… Тихо гаснут огоньки…

Улыбаясь, ты выходишь из вечерней темноты,Белая, как снег куртины, ясная, как летний день,На колени мне садишься, невесомая, как тень,И сквозь сон неверный вижу я любимые черты.

Белыми руками нежно ты мне шею обвила,Голову кладешь на грудь мне и, склоняясь надо мной,Нежною, благоуханной, осторожною рукойПрядь волос моих отводишь от печального чела.

Кажется тебе, что сплю я, и горячие уста,Улыбаясь, приближаешь ты к глазам моим, к губам,Безмятежный лоб целуешь, прижимаешься к щекам, —Входишь в сердце мне, как счастье, как прекрасная мечта.

О, ласкай меня, дай выпить чашу счастья до конца!О, целуй мой лоб, пока он не узнал еще морщин,Не покрыло еще время снегом горестных сединГоловы моей и наши не состарились сердца.

1871

ПЕСНЯ ЛЭУТАРА[37]

Перевод Н. Вержейской

Я иду, в них разуверясь,По печальным снам эпох;Чрез века иду, как ересь,Как невнятной сказки вздох.

Я как проповедь в пустыне,Как разбитой лиры стон,Как мертвец иду я нынеШумом жизни окружен.

Миро горьких мук до дрожиЛеденит мой скорбный рот:Мы с тем лебедем похожи,Что из рек замерзших пьет!

Я теперь в мечтах усталых,Мысль в бездействии пустом.Был орлом на грозных скалах,На могиле б стать крестом!

Что за смысл в деяньях дышит?Путь предвиденья не прост!Если мир меня не слышит,Как читать мне книгу звезд?

Жизни нить я жгу, бессильный,Мысль моя — огня язык.Я хочу сквозь мрак могильныйУвидать свой мертвый лик.

Что ж! Когда мой путь проляжетВ мир иной, к творцу светил,Обо мне кто-либо скажет:— Что и он на свете жил!

1871

ЕГИПЕТ

Перевод В. Левика

По земле, плененной мавром, сонно льются воды Нила,И над ним Египта небо рдяный полог свой раскрыло.Берега в камыш одеты, и растут на них цветы И сверкают бирюзою, изумрудами, эмалью.То лазурны, словно очи, увлажненные печалью,То белы, как снег нагорный, то загадочно желты.

И в зеленых сонных дебрях, там, где спит и самый воздух,Странные ручные птицы отряхают перья в гнездах,И порхают, и друг другу что-то шепчут клювом в клюв,Между тем как от священных, от неведомых нагорийВ утоляющее скорби, зачарованное мореНил несет свои преданья, тихим вечным сном уснув.

Пышно стелются посевы по земле его блаженной,Вон воздвигся древний Мемфис, белоснежный, крепкостенный,Будто крепость исполинов древний зодчий возводил.На стенах он строил стены, он на скалы ставил скалы,Одевал утесов грани в серебро или в опалыИ десницею надменной их до неба взгромоздил.

Чтоб казалось — город создан из недвижных грез пустыни,Из круженья вихрей буйных и небесной яркой сини,Как мечта волны лазурной, устремившаяся в твердьИ отброшенная долу… А в немой дали застылиПирамиды фараонов, саркофаги древней были,Величавые, как вечность, молчаливые, как смерть.

Сходит вечер, встали звезды, тихо плещут воды Нила,Лунный серп глядится в море, гонит по небу светила.Вот раскрылась пирамида. Кто идет? — То фараон.Он в одежде златотканой, он в сверкающем уборе,Хочет прошлое он видеть и глядит, и грусть во взоре,Ибо только скорбь и горе видит он сквозь тьму времен.

Тщетна мудрость венценосца, — пусть он доброй полон воли,Правых дел все меньше в мире, а неправых дел все боле.Ищет он разгадку жизни, напрягая тщетно ум.И выходит в лунный сумрак, и по темным нильским водамТень его скользит бесшумно… Так, на горе всем народам,Мир покрыли властелины мрачной тенью тайных дум.

Это все — и Нил холодный, спящий сном тысячелетий,И камыш, который странно серебрится в лунном свете,Точно связки длинных копий вдоль безлюдных берегов,Это небо и пустыня, эта полночь голубая —Все роскошно сочеталось, новой жизнью наполняяМирный сон державы древней, темный сон былых веков.

И река поведать хочет нам своих истоков тайны,И ведут о прошлом волны свой рассказ необычайный,И мечта уносит душу в свой заоблачный полет,И зелено-золотые, в блестках лунного сиянья,Не колышась, дремлют пальмы, ночь полна благоуханья,И торжественно и ярко в небесах луна плывет.

И таинственные боги в одеяньях снежно-белых,Взору смертного незримы, бродят в храмах опустелых,И серебряные арфы вторят пенью юных жриц,И когда бушует ветер, глухо стонут пирамиды,Словно камень вспоминает непонятные обиды,И томятся фараоны в душной тьме своих гробниц.

В старой башне мавританской маг, мудрец седобородый,Прорицал земные судьбы, созерцая неба своды,Видел в зеркале он бездны, в безднах — звезды без числа.И вычерчивал тростинкой вечный путь их во вселенной,И познал он каждой вещи смысл и облик сокровенный,Красоту и справедливость и рубеж добра и зла.

И быть может, он на горе тем изнеженным языкам,И жрецам их развращенным, и преступным их владыкамПрочитал превратно солнца и созвездий письмена;И пески тогда взметнулись и, засыпав это племя,Погребли его навеки, истребили даже семя,И в гигантскую гробницу превратилась та страна.

И коней своих летучих только ветер гонит ныне,И питают воды Нила лишь глухой песок пустыни,Не шумит хлебами нива, не горит плодами сад.Где блистали Фивы, Мемфис, ныне там одни руины,И кочуют по пространствам раскаленным бедуины,И, сжигаемые солнцем, в пустоту их дни летят.

Да во тьме белея смутно и тревожа Нил безмолвный,Ярко-розовый фламинго входит в сумрачные волны,И все та же над Египтом по ночам плывет луна,И душа давно забытым и давно минувшим дышит,Настоящее так ясно голос дней прошедших слышит,И о будущем пророчит пробужденная волна.

И встает, мерцая, Мемфис в серебристом лунном свете,Как мечта пустыни древней, как мираж былых столетий,И, дивясь ему, заводит сказку дикий бедуин,Перевитую цветами, сказку в золотом уборе,Быль о городе великом, затонувшем древле в море,—И все явственнее слышен гул, растущий из глубин.

То несется колокольный перезвон со дна морского,И сады в глубинах Нила и цветут и зреют снова,Ибо там, на дне, доныне жив исчезнувший народ.И спешат, проснувшись, люди в старый город свой ночами,И опять оживший Мемфис загорается огнями,И пирует до рассвета, и шумит он, и поет.

1872