Читаем без скачивания Полкоролевства в придачу - Виктор Точинов

Надо было подняться в донжон…

Но я медлил.

Кольцо Разлуки беспорядочно дергалось, натягивая нить, – однако реагировало оно всего лишь на вторую свою половинку…

Очередной труп выглядел, как и полагается выглядеть трупу недельной давности. Причина смерти сомнений не вызывала – Ла-Пуэн попросту истек кровью, я нашел его в большом пиршественном зале, пойдя по кровавому следу…

Кровь вытекла из обрубка левой руки. Точнее сказать, судя по характеру раны, – из огрызка. И этим обрубком-огрызком умирающий Ла-Пуэн начертал своей кровью на стене одно слово и начало следующего: НАД КА…

Недосказанность меня не смутила, тайник над камином старый и известный – камень, вынимающийся из стены.

За камнем лежали скрученные в трубку листы пергамента, исписанные мелким почерком Виайля. Но почему они здесь, а не наверху, в покоях? И почему ссылку на тайник дал Ла-Пуэн, а не сам Виайль, которому было приказано не отдавать дневник ни в чьи руки?

Значит, Костолом появился здесь не в самом финале трагедии, когда уже некому стало прикончить медлительную тварь, переползающую через ров? Похоже… На последнем листе аккуратный почерк грамотея-Виайля сменился отрывочными безграмотными записями. Кто написал эти кривые крупные буквы? Левелле? Или сам Ла-Пуэн? Теперь уже не узнать…

Очень хотелось начать с последнего листа. Но я сдержался и начал с начала, торопливо проглядывая записи Виайля. В первый месяц моего отсутствия – ничего необычного. Рейд за свежими продуктами – удачно, без потерь... Через две недели еще один – и опять без потерь… Короткое описание невиданной твари, за которой наблюдали издалека… Вывих ноги у Колло, прошедший без последствий… Рутина. Ничего тревожного.

Дальше я просматривал листы по диагонали, внимательно вчитываясь лишь в упоминания об Иветте. Тоже ничего тревожного. По уверениям Левелле, достаточного сведущего в медицине, беременность протекала нормально. В случае любых осложнений у Виайля был наготове план похищения мэтра Корьена, одного из лучших акушеров королевства…

Лист, еще один… Странно, но упоминания о проводимых Левелле осмотрах прекратились. Без указания причин. Принцесса жива, здорова, кушает с аппетитом, выходит на прогулки – но Левелле отчего-то позабыл дорогу в ее покои... Еще через неделю исчезли упоминания о прогулках. Рейды за продуктами закончились чуть раньше. Не страшно, запасов хватало, но что же так насторожило Виайля, осторожного до маниакальности? Всего лишь возросшая активность тварей леса?

Что-то неожиданное стряслось месяц и шесть дней назад – судя по дате последней записи Виайля. Его преемник датировкой своих каракулей не озаботился…

Я чуть помедлил, прежде чем взяться за последний лист.

ЛОШАДИ ВСЕ

Что – все?! Что, ради Девственной Матери?! Все сдохли? Все украдены? Все превратились в жаворонков и упорхнули? Летописец… В любом случае конюшня пуста – ни лошадей, ни их трупов. Вот уж и вправду – лошади все…

ВИАЛЬ КАСТАЛОМОМ

Ну, это и так было ясно…

ГАРДЕ И МАКАЛАН

Коротко и исчерпывающе. Прощай, Гардье, хоть я и не нашел твоё тело.

ДЕРЕВЬЯ НЕ УЙТИ

Понятно…

ПРИНСЕСА ПОЁТ

Святые Небеса!!! Да, Иветта любила петь… Но что же она такое спела, что этот недоумок счел нужным отметить песню в своей хронике?!

КОЛО САМ

Что сам?! Колло сам покончил с жизнью, расстреляв себя из атура? Бред…

ШАРИТ МОЗГИ

Вокруг замка бродила тварь, способная к эмпатии, а то и к телепатии? Поди пойми…

ЛЕВЕЛЕ КАМИН ГАРИТ

Прощай, Левелле… Значит, писал все-таки Ла-Пуэн. Бедняга, хорошо же «пошарили» в твоих мозгах.

НУАРМОН САМ

Прощай, Нуармон…

ВЫПАЛЗАЕТ НОЧЬЮ

Эх-х-х-х…

АСТАЛИСЬ ДВА ПАМИЛУЙ ДЕСТВЕНАЯ МАТЬ

Вот как… Вот что написал перед смертью известный богохульник Ла-Пуэн… Надеюсь, Девственная Мать вняла твоей просьбе.

Два-три слова я не сумел разобрать. Прикидывал так и этак – нет, не «принцесса». И не «Иветта». Она одна из двух уцелевших на момент последней записи? Не бесспорно, о судьбе еще пятерых ничего не сказано…

Бедная девочка… Ну и в историю же втравил я тебя… Зачем, зачем я послушал Виайля с его хитроумными планами… Зачем ехал к Танкреду кружной дорогой, через Острова? Пускай бы проследили мой путь из Буа, пускай заподозрили бы, что Рыжий Эйнис – я… Зато сэкономил бы месяц, этот жуткий месяц, – и вовремя увез бы Иветту…

Надо было подняться в донжон и взглянуть страшной правде в глаза…

Заклятия подействовали удачно, бедро почти не болело и я почти не хромал. Но все равно винтовая лестница донжона показалась мне бесконечной.

Глава 12

Дверь оказалась не заперта, повернулось на петлях с легким скрипом. Я не решался шагнуть внутрь.

– Арно, милый, это ты?

Сердце замерло. В самом прямом смысле прекратило биться. Ноги приросли к плитам пола. Горло стиснула невидимая петля – ни вздохнуть, ни крикнуть.

Наваждение… Не бывает… Не бывает хороших концов у страшных сказок…

А потом сердце ожило и забилось: да-да-да! Именно тебе выпал хороший конец! Ты заплатил страшную цену, за спиной остались мертвые друзья и мертвые враги, мертвая Изабо… Ты заслужил!!!

А потом ожили ноги, и стремительно шагнули через порог. К Иветте. И к половине королевства в придачу…

Лишь невидимая петля не отпустила горло.

Пожалуй, к лучшему…

Я хотел закричать, – и не смог.

Я хотел зарыдать, хоть давно разучился, – и не смог.

– Арно, милый… – вновь позвала Иветта.

Ее голос остался прежним – звонким и мелодичным голосом семнадцатилетней девчонки.

И прежним осталось лицо – лишь тени под глазами стали чуть глубже, да на лбу появилась крохотная вертикальная морщинка.

Остальное же… На остальное лучше бы не смотреть… Но взгляд упорно возвращался к телу, неуклюже задрапированному алой тканью – по-моему, шторой с окна бального зала…

Сейчас у Иветты должен был истекать седьмой месяц беременности… На вид же она переносила дитя… Переносила несколько лет, как минимум. Она и раньше любила сидеть в этом огромном, неудобном кресле, украшенном резным гербом сьеров де Буа на высоченной спинке… Устраивалась на самом краешке, как птичка на жердочке, и говорила, что ощущает незримую духовную связь с предками.

Теперь бесформенное нечто, прикрытое алой тканью, заполняло всё кресло целиком. Даже не помещалось, нависало над громадными подлокотниками. Едва ли ЭТО могло встать, даже сдвинуться с места: из-под ткани расползались в стороны многочисленные отростки – живые, разноцветные, пульсирующие. И буквально врастали в камень стен, пола, свода…