Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было поколение, беззаветно преданное революции — до хруста теменной кости, до тачки в колымских рудниках.
В Минске писатель Лагин, который не стал ещё писателем, учился в консерватории, в Москве — в будущем «Плехановском» (тогда это был Институт народного хозяйств имени К. Маркса), а потом в Институте красной профессуры.
Затем Лагин стал заместителем Кольцова в «Крокодиле», был он, между прочим, кандидат экономических наук и настоящий газетчик. То есть не просто администратор, а, на манер Кольцова, пишущий редактор.
В неудобные времена он сбежал от ареста на Север. Ему устроили командировку, и вот он сидел в Заполярье и, в свободное время писал не только о полярниках, но и историю о нескладном седобородом джинне.
Наконец, он дописал сказку о старике из кувшина. Эту история, как заводная игрушка, имела в себе золотой ключик. Всё дело в том, что Буратино у нас несравненно популярнее, чем Пиноккио. Точно так же старик Хоттабыч, окружённый пионерами, давно затмил для советского, а потом и российского читателя, Ф. Энсти — то есть Томаса Энсти Гатри. Этот англичанин давным-давно написал свой «Медный кувшин», со стариком, вылезающим из этого самого кувшина. Задолго до англичанина эту историю рассказали тысячи нищих в пыли восточных базаров и платных рассказчиков в харчевнях. Но англичанин всё-таки рассказал её по своему — в век огня и пара, под треск первых самодвижущихся экипажей. В лагинском же романе бестолковы волшебник попал в мир чудесных вещей, а в мир превращённых людей. И это подкосило волшебника бесповоротно.
Текст романа плавился как пластилин, писатель Лагин дописывал и переписывал его. Удивительно, что никому не пришло собрать все его редакции в одном томе и снабдить культурологическим комментарием. Британские империалисты сменялись американскими, менялась маркировка на плавучей мине, которую Хоттабыч принимал за место заточения своего непутёвого братца Омара, а в варианте 1955 года советский пионер попадал в Индию, и кочуя на слоне, повторял другое, не менее действенное политическое заклинание: «Руси хинди, бхай-бхай».
Некие талмудические евреи расшифровывали историю о старике из кувшина согласно формулам Каббалы и искали в ней следы витебских коров и отпечатки пальцев местного ребе.
Давно уже старик Хоттабыч превратился в бренд — можно надеяться, что от сети магазинов такого же названия что-то перепадает наследникам Лагина. Для нашего повествования важна не коммерческая судьба самого бренда, а то, что из книги и из фильма по сценарию Лагина в нашу речь вошли ключевые слова «трах-тибидох» (лишённые тогда всякого пневматическо-сексуального акцента), волоски из бороды, да и само слово «джинн» стало употребляться куда более по-домашнему.
Тогда, кстати, оно писалось с одной буквой «н» и никому не приходило в голову путать его с напитком.
Сама идеология этой книги связывалась с жизнью планеты причудливо — советский идеолог и ведомый им араб с ворохом возможностей для изменения мира — только вместо белой бороды у реального араба был чёрный нефтяной фонтан.
Потом писатель Лагин умер, написав много разного рода фантастических книг.
Старик Хоттабыч, по слухам, жив и увлекается радио.
О том, что стало с пионерами, я стараюсь не думать.
09 декабря 2003
История про писателя Драгунского
Судьба Виктора Драгунского причудлива — само место его рождения сейчас предмет зависти ныне для многих. Он родился в Нью-Йорке.
В СССР это было, скорее, неудобством.
Всё дело в том, что его семья бежала от погромов в Америку, а вернулась незадолго до войны, той ещё империалистической. Революция, снова война. Отец умер, отчим-комиссар умер от тифа, второй — отчим-актёр убедал куда-то. Нужда да завод. Москва да театр, учёба в мастерской Дикого, Театр Сатиры, концерты и снова война. Ополчение и фронтовые актёрские бригады.
Он был настоящим клоуном — целый год выступал в цирке. Потом Драгунский придумал пародийный театр, что-то вроде профессионального КВН’а. Во время всего этого были написаны фельетоны, сценки, даже несколько песен.
А писать прозу он стал очень поздно — в конце пятидесятых. Говорят, что сидел где-то на холодной даче думал как жить дальше. И начал писать «Денискины рассказы».
И вот, со стороны кажется, что он автор одной очень весёлой книги.
Это так часто кажется о людях разнообразных талантов. Один успех выпячивается, затмевает другие.
Суть в ином — Драгунский очень грустный писатель. Это у него, в цирковой повести «Сегодня и ежедневно» стучит головой о манеж сорвавшаяся гимнастка. Тук. Тук. И этот звук живёт в ушах рыжего клоуна вечно. Тук, тук — колотится мёртвая голова по манежу — и от этого не избавиться. И единственно, за что он держится в жизни, это мальчик у подъезда, что собрался на утренник и спрашивает, будет ли клоун. И клоун бормочет:
«Ах, вот оно что. Вы собрались на утренник, товарищ в кепке с козырьком набок? И вы, конечно, хотите увидеть тигра и Клоуна? Или слона и Клоуна? Или, на худой конец, собачек и Клоуна. Клоуна! Обязательно Клоуна!!! Ну, что ж, раз так, — я приду вовремя. Не беспокойся, не опоздаю. Можешь на меня положиться. Я сказал: — Конечно. Клоун будет. Он сказал: — А вы почему синий? — Чтобы смешней, — сказал я и выпучил глаза. — Я люблю клоунов, — сказал он благосклонно и рассмеялся. Он рассмеялся, мой маленький друг и хозяин, моя цель и оправдание, он рассмеялся, мой ценитель и зритель, и были видны его беззубые десны. Он рассмеялся, и мне стало легче».
Но клоун всё равно уезжает, и уже другим веселить этого — в кепке с козырьком. Это у Драгунского умирает почём зря народ на войне, потому как ополчение и звалось «народным ополчением».
Итак, он написал «Денискины рассказы», что по глупости считают весёлыми. Может быть, весёлыми их сделала советская кинематография, но, скорее всего — невнимательность. «Денискины рассказы» на самом деле даже не грустны, а страшны — во-первых, оттого что из другого века мы знаем, чем кончатся шестидесятые, как проржавеет надежда и вера этих лет, также сломается и исчезнет, как бесконечные социалистические трактора, самосвалы и экскаваторы. Во-вторых, оттого, что это настоящая литература, которая лезет тебе в сердце, копается там, шевелит, спазм перехватывает горло.
Совершенно непонятно, как живёт на свете сын писателя Драгунского, тот самый мальчик, чьим голосом говорил отец, и про
