Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А папа сказал:- Сидит довольно обезьяновато…
Ну, это понятно цирковая шутка такая. Обезьяновато, так обезьяновато — в цирке медведи вон на велосипедах ездят. И ничего.
Грустный цирк у него лезет изо всех щелей, цап — и схватит тебя за шкирку, только посыплются из мешков твои апельсины и йогурты.
Реальность пятидесятых-шестидесятых насыщена словами, утратившими своё значение. И это не только партийность времени, куда-то в историю провалились прежние кумиры.
Вот мальчик спел, спел громче всех.
— Слава Козловского, по крайней мере, ему не грозит, — отдуваясь, говорит учитель пения.
Нынешнему мальчику нужно объяснить, что это за слава. Козлов? Каких Козловских? Кто поёт громче меня?
Ботвинья? Да? Какой Ботвинник? Карандаш? А почему с большой буквы? Клоун, говорите?..
Как вода вымывает слабую породу из русла, время вымыло из жизни не только пионеров и пионервожатых, теряются запахи и цвета. Какие там игры в красных и белых? Какие общественные волнения при запуске Германа Титова?
Голодный год становится непонятным сочетанием, и уговоры родителей доесть лапшу, потому что бывало хуже, и нельзя в этом мире привыкать к существованию еды — вот эти уговоры сейчас кажутся пустой нотацией. Современные родители не могут апеллировать к своему голодному детству. Читать Драгунского сейчас — вроде как ходить по дому чудака-коллекционера, у которого на полках консервированный трамвайный звонок, коробки с настоящими цирковыми апельсинами, эталон ворсистой серой школьной формы и банка с арбузным запахом. Детям — любопытно, взрослым — грустно. И всё это написано с очень страшной отцовской любовью — с той беззащитной любовью, когда от ответной любви зависит вся жизнь. Хочется, чтобы сын скакал потому что ты мой папа, и чтобы рядом было легко молчать, и хрен это поймёшь, пока не станешь отцом сам.
Весь этот мир рухнул. Осталось только — «Он живой и светится», холодный свет крохотной жизни на ладони. Это последний рубеж.
Чёрт с ними, социалистическими самосвалами. Светляки куда-то подевались.
Извините, если кого обидел.
10 декабря 2003
История про писателя Гайдара. Первая
Тише, Женя, не надо кричать, тише…
Аркадий Гайдар
Писатель часто становится персонажем. Гайдар, как не крути, гений — оттого, что жизнь его превратилась в сюжет. Это случается с немногими писателями. Итак, он был злобный сумрачный гений.
И самый гениальный рассказ у него про военную тайну, в котором есть всё — войны, крымские татары-убийцы, сказки, правда и кривда, бесполая и бестелесная любовь. В этом, одном из самых известных рассказов Гайдара есть такое место, где «часовые закричали: — Это белые. И тотчас погас костёр, лязгнули расхваченные винтовки, а изменник Каплаухов тайно разорвал партийный билет. — Это беженцы… И тогда всем стало так радостно и смешно, что, наскоро расстреляв проклятого Каплаухова, вздули они яркие костры и весело пили чай, угощая хлебом беженских мальчишек и девочек, которые смотрели на них огромными доверчивыми глазами».
Я эту историю как-то рассказал при странных обстоятельствах, перед главными чиновниками Северной Осетии, а потом вылез я и рассказал, в частности, историю про Каплаухова. Оказалось, что они спали.
Но лучше я расскажу о другом мероприятии.
Мы с товарищем сидели на каком-то литературном собрании. Это было тягучее, как пастила, длинное мероприятие, удлинял которое линейный перевод и тяжелые умствования. Потом слово дали детективной писательнице, и она,
наклонив луковую свою голову, вдруг сказала, что нет у нас чёрного детективного романа, подобного французскому, где герой не знал бы за кого он — за тех или за этих, не знал бы кто он и что от него хотят.
Переглянувшись, мы выдохнули название этого романа.
Он, правда, не роман, а повесть у нас был — странный и страшный как морок, он был у нас. Вот цитата оттуда: «И опять, как когда-то раньше, непонятная тревога впорхнула в комнату, легко зашуршала крыльями, осторожно присела у моего изголовья и, в тон маятнику от часов, стала меня баюкать:
Ай-ай! Ти-ше! Слыш-шишь? Ти-ше!»…
И вот ты валишься вместе с героем в тихий омут безумия, потому что понимаешь, что жизнь пошла криво — уносится от тебя небо и воздух, но одновременно смотришь на себя со стороны — как толща воды покрывает твоё маленькое тело… Ты чувствуешь за собой вину, потому что государство устроено так, что ты всегда чувствуешь за собой вину, и, не умерев сразу, ты с каждым днём усугубляешь её. И вот ты, без лести преданный хрипишь о своих знамёнах пробитым горлом.
Герой, конечно, никакой барабанщик. Да и в пионерскую форму его наряжают враги. Его пионерских галстук — так же фальшив, как орден и мопровские значки его фальшивых друзей и родственников. Всё подмена, всё зыбко — куда страшнее, чем в незатейливой истории человека, попавшего в Матрицу. И ты всё время промахиваешься — в выборе друзей и в боязни врагов, те мечешься по дому, по городу, несёт тебя по стране.
Зло заводится в тебе как бы само по себе, шпион появляется в квартире так — от сырости. Будто следуя старинному рецепту, разбросать деньги и открыть дверь. И на третий, третий обязательно день — вот он, шпион, готов. Тут как тут.
Потом мальчик спрашивает человека в военной форме, откуда взялся его загадочный фальшивый дядя — «Человек усмехнулся. Он не ответил ничего, затянулся дымом из своей кривой трубки, сплюнул на траву и неторопливо показал рукой в ту сторону, куда плавно опускалось сейчас багровое вечернее солнце». Шпионы всегда приходят со стороны заката, оттуда, из Царства Мёртвых.
Но прежде, разрывая круг отчаяния, мальчик берётся за оружие. Он нарушает тишину, и, выстрелив три раза, наконец, попадает. Настоящий гражданин начинается только в тот момент, когда он убьёт врага.
Сам Гайдар как-то записал в дневнике: «Снились люди, убитые мной в детстве…».
Кстати, герой «Судьбы барабанщика» — человек без возраста. Он взрослый в детском теле. Он не меняется, а только искупает ошибки.
С самой «Судьбой барабанщика» связана особая история — она была написана в 1937 году, или, по крайней мере, не позже начала 1938-го. Её печатали в «Пионерской правде», но вдруг прекратили — и стало понятно, что в ночи подъедет за автором «эмка» и некоторые герои повести сгустятся в парадном. Но несколько разных механизмов работали одновременно, и вместо пули Гайдар получил орден.
Книгу напечатали, и мы узнали её мифологическую суть — такую же, как древние
