Читаем без скачивания Сергий Радонежский - Любовь Миронихина

Так Кирилл вернулся со стефановского пути на сергиевский, к которому была предрасположена его душа. Ферапонту меньше повезло. В 1408 году можайский и белозерский князь Андрей вызвал Ферапонта к себе и умолил принять на себя устройство новой обители под Можайском. Ферапонт с печалью повиновался, увидев в желании князя Божию волю. Высокое положение, близость к князю были для отшельника не честью, а тяжелым крестом, который он нес с терпением и кротостью.

«Монастырская колонизация» продолжалась вплоть до XVI века. С востока она ограничивалась реками Костромой и Вычегдой, с запада — Шексной и Белым озером. В XIV веке из Сергиевой обители вышли тринадцать пустынных монастырей-колонии и два — в XV веке.

В отличие от самих отшельников, митрополит Алексий и преподобный Сергий понимали великое значение новых пустынь и обителей. Митрополит поощрял рождение новых монастырей и помогал материально, святой старец вдохновлял и благословлял учеников на непомерный труд. Алексий больше своим светлым умом постигал, что строят они тот хребет российской государственности, который в скором будущем скрепит огромную русскую землю. А Сергий-прозорливец видел в монастырях центры духовного сопротивления орде и возрождения Руси.

В 1354 году Алексий стал митрополитом Киевским и всея Руси и более двух десятилетий верой и правдой служил Церкви и отечеству. А когда почувствовал, что силы его слабеют, то заранее стал подумывать о достойном преемнике. И мысли митрополита все чаще обращались к Святотроицкой обители и ее славному игумену. И князь Дмитрий Иванович соглашался, что лучшего пастыря не найти. Но как уговорить святого старца?

Митрополит Алексий вызвал радонежского игумена к себе в Москву. Тот послушно явился, как всегда, пешком, не подозревая, какое испытание его ждет. Митрополит принял его как самого дорогого гостя. Встречались они не так часто. Им, двум единомышленникам, было о чем поговорить. Среди беседы Алексий вдруг достал из ларца золотой с драгоценными камнями архиерейский крест и подал его гостю. Сергия очень смутил богатый подарок.

— Прости меня, владыко, от юности я не был златоносцем, а в старости тем более хочу в нищете жить.

— Знаю, возлюбленный, что ты так жил, — отвечал Алексий, бросив взгляд на его ветхую, в заплатах, рясу. — Но теперь будь послушным: прими это с моим благословением.

С этими словами он возложил на Сергия золотой крест. Но это было только начало. Теперь митрополиту предстояло сообщить гостю о своих планах.

— Знаешь ли, зачем я тебя призвал?

— Как я могу, владыко, это знать? — отвечал Сергий.

Митрополит Алексий начал издалека. Напомнил, как двадцать два года назад сам Бог возложил на его плечи русскую митрополию. И он нес эту тяжкую ношу со смирением и трудился, не жалея сил.

— Теперь же вижу, что конец мой близок, и хочу еще при жизни найти достойного человека, который мог бы после меня пасти стадо Христово. Но во всех сомневаюсь и, кроме тебя, никого не нахожу, — признался Алексий. — Знаю хорошо, что все — от великого князя до духовенства и последнего человека — тебя любят и тебя станут просить на митрополичий престол. Итак, прими сейчас сан епископа, а после моей смерти заменишь меня.

Преподобный Сергий был глубоко опечален и смущен этой речью. Снова суета наступала на него.

— Прости меня, владыко, — отвечал он. — Ты хочешь наложить на меня бремя свыше моих сил. Я — грешный и самый последний из людей. Как же я посмею принять столь высокий сан?

Но Алексий не отступился сразу. Долго еще он уговаривал своего друга смириться, приводил многочисленные примеры из житий святых и вспоминал Священное Писание. Но все было напрасно. На этот раз всегда мягкий и уступчивый Сергий проявил необыкновенную твердость. И, поклонившись митрополиту, сказал:

— Владыко, если не хочешь изгнать меня, нищего, от твоей святыни, то не говори мне больше об этом и другим не позволяй досаждать мне такими речами. Поверь, ты не найдешь во мне того, чего желаешь.

Видя такую непреклонность, Алексий убоялся, как бы радонежский пустынник снова не ушел в еще более отдаленные места и они бы не лишились такого светильника. Он тут же переменил разговор, утешил Сергия добрыми словами. И проводил в его тихую обитель.

Так Сергий решительно отказался от церковной карьеры. Но он никогда не отказывался, насколько позволял монашеский сан, служить Церкви и государству: по просьбе великого князя и митрополита был миротворцем, устроителем монастырей, мудрым советчиком. Как ни хотелось радонежскому пустыннику оставаться скромным игуменом Святотроицкой обители, в покое его не оставляли. Он был в гуще событий своего бурного и сложного времени.

Отказываясь от должности епископа и митрополита, Сергий проявил прозорливость. Внутренний голос, к которому он всегда прислушивался, говорил ему, что он не предназначен для этой роли и принесет гораздо больше пользы отечеству в родной обители на Маковце, делая свое дело.

Все это, наверное, понимал и митрополит Алексий. Но он жил сегодняшним днем. Ему хотелось спокойно умереть, оставив преемника. Алексий не сгущал красок, говоря другу, что ни к одному кандидату на архиерейский престол не питает полного доверия. А кандидатов было несколько…

За два года до этого по просьбе литовских князей патриарх Филофей поставил митрополитом Западных Церквей своего доверенного человека — Киприана. Он должен был управлять православными епархиями Литвы и Польши, а после смерти Алексия стать митрополитом Всея Руси.

Это очень не понравилось князю Дмитрию Ивановичу и самому Алексию. Киприан был болгарин по происхождению, долго жил на Афоне и совсем не знал особенностей русской жизни. Великому князю нужен был митрополит свой, московский. И такой кандидат тоже появился.

Простой коломенский священник Михаил, прозванный почему-то Митяем, очень понравился великому князю за ум, начитанность, веселый и легкий нрав. Всего за несколько лет он сделал стремительную карьеру, взлетел на самые высоты церковной власти, блеснул и столь же внезапно для всех канул в небытие.

Энергия, честолюбие, умение нравиться, речистость — все эти качества помогли ему выдвинуться. Да и внешностью природа наградила его под стать — внушительным ростом, громким голосом, рыжей шевелюрой и бородой. Князь Дмитрий не только привез его из Коломны, но и сделал своим духовником и отдал под его начало всю канцелярию. Митяй гордо носил у пояса княжескую печать и именовался главным печатником.

Митрополит и все высшее духовенство недолюбливали выскочку, но не хотели из-за такой малости ссориться с князем. Из-за Митяя нарушались строгие церковные традиции: сначала его быстро постригли в монахи, из бельца сделали чернецом. Потом Алексий поставил его архимандритом придворного Спасского монастыря. Никто уже не сомневался, что князь хочет сделать своего любимца сначала епископом, а после кончины Алексия — и митрополитом.