Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делать было нечего, дело было к вечеру, и мы укутались в вороха одеял, обнявшись как сорок тысяч братьев. С надеждой на лучшее пробуждение, засопели мы в восемьдесят тысяч дырочек и задали Храповицкого. Он несколько возмутился, но вскоре тоже уснул.
Поутру ситуация не изменилась.
Надо было взять её в свои руки, и для этого мы взяли в руки пилы. Наливайко досталась двуручная пила «Дружба-2», а остальным — ножовки.
Мы обпилили льдину со всех сторон и незамедлительно начали дрейф. Капитан хватал отставших матросов за волосы и так переносил со льда на палубу. Льдина набирала ход, свежий ветер наполнил паруса «Алко», а мы наполнили стаканы. Это ничего, что где-то идёт дождь, зато у нас идёт путешествие.
И мы запели, сжав зубы и прикусив языки:
Как алконавты в старину,
Спешим мы, бросив дом,
Плывем, тум-тум, тум-тум, тум-тум,
За Золотым Сруном…
Извините, если кого обидел.
16 января 2004
История про путешествие за Золотым Сруном. (XXXV)
Именно в этот момент… Именно в этот… Именно в момент дрейфа во льдах нами была обнаружена нехватка провизии.
Собственно, это обнаруживают все путешественники в тот момент, когда их судно зажимают льды. Таково суровое правило морских путешествий.
— В старые времена путешественники съедали мокасины, а потом — собак. Или сначала — собак, а потом мокасины… — сказал уныло Носоглоточный Храповицкий.
— Магазины? — заинтересованно спросил Себастьян Перрейра.
— Не помню, — отвечал Кондратий Рылеев.
Уже кончились строганина, солонина и табуретовая настойка. Наша чаша терпения опустела. Костлявая рука голода лезла нам за пазуху. Корабельные кошки, вместо того, чтобы ловить мышей, скреблись у нас на душе. С сожалениями, причитаниями и песнопениями мы вспоминали те дни, когда у нас были маслянистые мослы, с которых текло по усам, кому попало в рот, как мы бесились с жиру, шкворчали как бекон, когда чепуха на постном масле обдавала нас картофельным духом, когда ещё не обсохло у нас на губах молоко и мы точили зубы на молочного поросёнка до еды и чистили после, когда мы топили пожар в ложке воды, а если была бутылка — то лезли в неё сами. Всеми печёнками и всеми фибрами наших очерствелых душ мы мечтали о печатном прянике и бланманже с профитролями. Но на камбузе было пусто, поварская печь заросла трын-травой, не годной в пищу, а в рундуках остались только несколько бутылок с хорошо выдержанным характером.
Отхлёбывая из них, мы, отдавшись на волю ветра и отсутствующих волн, продолжали мужественно исполнять наше предназначение.
Мы держали ухо востро, а язык за зубами, ноги в тепле, а голову в холоде, и, вглядываясь в ледяные поля, искали глазами пищи.
Однажды, правда, к нам залетел какой-то дурацкий голубь с бутылкой пальмового масла в клюве. Но голубь был маленький, и тем, кто зазевался, его не хватило.
Извините, если кого обидел.
16 января 2004
История про путешествие за Золотым Сруном. (XXXVI)
На следующий денно перед нами возник гигантский Горизонт. На нём возвышался остров — мы даже не стали проверять, его название по лоции. Лоция врала нещадно, курс искривился, непротёртые оптические оси сместились. Одно слово — земля, и нам было уже неважно какая.
Всадница без Головы даже не стала делать себе укладку и макияж, прежде чем сойти на берег. Но пока никакого берега не было.
Мы искали место, а удобного места не было — хоть дни шли за днями.
Как-то, под вечер, в уют-компанию зашёл Носоглоточный и вразвалочку проследовал к своему месту.
Надо сказать, что он сдал больше прочих — таковы были его профессиональные риски. Ноблесс, так сказать и оближь.
Носоглоточный отодвинул кресло и мимоходом заметил:
— Кстати, там, в пределах прямой видимости — Сфинкс.
— Какой-такой Сфинкс?
— Обыкновенный. Ну, тот, который утром ходит на двух ногах, вечером — на трёх, а ночью на четырёх.
— И чё? — спросили все на перебоё.
— А ничё. Загадки будет загадывать, — ответил за всех начитанный Кондратий Рылеев. — Неправильно ответите, сожрёт, правильно — тоже сожрёт. Но накормит перед смертью.
— Это нам подходит, — ответил за всех капитан. — Помереть, так мы все помрём, рано или поздно. А есть хочется сейчас. Рулите к берегу.
Извините, если кого обидел.
16 января 2004
История про путешествие за Золотым Сруном. (XXXVII)
Сфинкс лежал у костра. У него был перебит нос, да и одет он был довольно странно — на Сфинксе была меховая кацавейка, очень похожая на те, что одевают на своих болонок старушки среднего достатка. Кацавейка была прожжена в нескольких местах и выглядела засаленной и грязной. Вокруг него царило мычание и блеяние — местный Сфинкс был пастухом своих коров. Коровы шмыгали вокруг него как тараканы. Вокруг, впрочем, виднелись райские кущи — и это привлекало нас больше всего.
Перед Сфинксом в котелке булькал рыбный супчик. Пожалуй, это была уха из демьяний — чрезвычайно редкая, эта рыба водилась тут в изобилии.
Мы начали выталкивать вперёд Кондратия Рылеева, который прочитал столько книг, что мог ответить на любой вопрос.
Кондратий, однако, не выталкивался. Очевидно, он не хотел общаться со Сфинксом
— Ну ты же наша ходячая энциклопедия? — попробовал было возмутиться Капитан.
— Так приделаёте ноги к какой-нибудь другой энциклопедии, — бурчал Кондратий и запихивался обратно.
— Ладно, я пойду. — Сказал вдруг Боцман Наливайко, — моритури те салютант и всё такое.
Всадница без Головы посмотрела в удаляющуюся спину с любовью и нежностью. Так женщины всегда смотрят на мужчин, которые не могут больше доставить им никаких забот.
«Ну и ладно», — подумал я. — «Я тоже могу. Как Боцмана съедят, так я пойду».
Извините, если кого обидел.
17 января 2004
История про путешествие за Золотым Сруном. (XXXVIII)
Наливайко сел перед Сфинксом и приготовился отвечать на вопросы.
— Вот слушай, что такое: утром ходит на двух ногах, потом на четырёх, а к вечеру — вовсе не ходит?
— Дурацкий вопрос, братан. Это ж я!
Сфинкс как-то скуксился.
— Ещё три головы не сносил, а всё туда же… Ну, ладно, теперь моя игра. — Наливайко вынул из кармана три алюминиевых кружки. — Вот смотри, братан: вот шальмугровое яблоко, а вот три кружки… Где яблоко? А?
Сфинкс показал и тут же пожалел об этом. Потом Сфинкс пожалел снова и снова. Наконец,
