Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Извините, если кого обидел.
03 февраля 2004
История про Георгия Гачева (III)
Итак, герой трифоновского романа ненавидит этого квази-гачева. Но и у настоящего, реального Гачева репутация соответствующая — как у городского сумасшедшего. Однако на него были падки зарубежные грантодатели и не очень образованные русские интеллигенты. Жена его, Светлана Семёнова, при этом организатор Фёдоровского общества — общества почти религиозного.
Но главное в том, что где появится призрак Гачева, там добра не жди.
Мне не очень хочется демонизировать Гачева, потому что это определённый род недотыкомки. Тот род нечистой силы, что вместо того, чтобы растлевать души, спорить с ангелами, и быть врагом рода человеческого, говорит заунывные речи с претензией.
И правда, вот залетит подобная нечисть в учёное собрание — заголосят учёные мужи пошлости про национальное сознание и русскую соборность. А потом, идя домой, всё будут прятать глаза от прохожих — что, дескать, за бес попутал.
Зайдёт разговор о религии и духовности, святые отцы появятся и жёны непорочны — и вдруг глянет недотыкомка в дверную щель. И всё приобретёт привычную плоскую форму — ходь под стол для ровности засовывай. И зыркнут собеседники друг на друга с каким-то сумасшедшим отсветом в глазах, увидят, что у жён непорочных трупная зелень на запястьях — заместо наручных часов. Тут и поймут, что это вовсе и не святые и непорочные, а упыри-кровососы.
А поздно.
И вместо благостной беседы, разговор пойдёт криво и сгустится из липкого воздуха тема оживших покойников.
Прилетит философская недотыкомка на кухню — а там и молоко скиснет.
Извините, если кого обидел.
03 февраля 2004
История про полиглота
Сегодня в телевизоре я увидел старого знакомца. мы познакомились с ним давно. Это было лет десять назад, а то и больше. Этот человек читал стихи на неизвестном мне языке.
Меня такое не удивляло — языки мои давно разбежались, как зверушки из-под шляпы волшебника.
Но потом оказалось, что человек этот познал около сотни языков. Он читал оду Москве, как по его словам, она звучала бы в устах норвежского воина. Было читано множество стихов, на урчащих языках, рычащих языках, языках квакающих и чавкающих. Этот давний мой знакомец сочинял стихи на языках улюлюкающих и языках хрюкающих, языках гундосых и языках вовсе безносых.
Однажды мы сидели с писателем Шишкиным в его квартире и тупо глядели через окно на церковь Рождества в Путинках.
— Как ты думаешь, он всё врёт? — спросил я.
Каждый из нас переживал в то время большие перемены в жизни, и хвастаться нам обоим было нечем. Шишкин сразу понял, о ком я говорю.
— Ты знаешь, я его давно знаю, и несколько раз задавался этим вопросом. Проверить древнеирландский язык я не могу, и старофранцузский не могу. Зачем думать о человеке сразу так плохо?
— Знаешь, — придумал я выход. — Давай будем изначально считать, что он действительно знает все свои сто языков и тогда нам будет счастье. Пионеры нового времени придут к нам расспрашивать. как мы познакомились с гением, а потом мы заработаем мемуарами.
Прошло много лет, я время от времени встречал полиглота. Какой-то человек объяснял мне специфические способности гения тем, что в солдатское время на южной стороне его садануло по голове осколком. Другой человек показывал мне фотографии — полиглот оказался ещё и фотографом.
Но вот я, обсыпанный кирпичной пылью, сидел, отдыхая от ремонта. Разглядывая хитроумную конструкцию книжных полок, я думал — ёбнется ли она сразу, или провисит ещё лет тридцать. Работал телевизор, и я лениво поменял программы.
На первой же, случайной — был он. Полиглот сидел с несколькими другими полиглотами в студии и рассказывал как он дошёл до жизни такой. Я чувствовал, что сейчас произойдёт что-то ужасное, но не мог оторваться.
В телевизионной толпе встали две женщины филолога. Одна из них специализировалась на древних языках, а другая, кажется, на европейских. Полиглотов проверяли.
И все они начали сыпаться. Выяснилось, что они, как птицы курлыкали и урчали, рычали и квакали, но ничего осмысленного сказать не могли. Не могли они и ничего перевести.
Не избежал этой участи и наш полиглот. Все эти старинные языки оказались придуманными, сочинёнными — печальным урчанием и рычанием.
Было понятно, отчего все эти полиглоты козыряли именно забытыми экзотическими языками, а не употребительными европейскими.
Тоска охватила меня, и впору было заколоться отвёрткой. У меня отняли будущие мемуары, будущие пионеры плевали на меня — я был лишён знакомства с гением.
Но сегодня я снова скосил глаз в телевизор. Там представляли поэта, знающего девяносто пять языков. Это был он, наш знакомый полиглот.
На мою улицу пришло счастье. Я догадался, что за прошедший год полиглот потратил на то, чтобы по-настоящему выучить всё хрюкающее и чавкающее, квакающее и улюлюкающее.
Я всегда верил в этого человека.
Извините, если кого обидел.
04 февраля 2004
История про писателя Богомолова (I)
Всё это написано как бы к сороковому дню.
В новогоднюю ночь писатель Богомолов был в морге. Так, наверное, это было — хотя я не представляю себе, как встречают Новый год в морге.
И вот те, кто любил его пили вместо бестолкового шампанского поминальную водку. И всё потому, что писатель Богомолов умер за день до Нового года. Богомолов был писателем особым — как не пробуй, с какой человечьей стаей его не сравнивай, он был вне всех.
Существует понятие «лейтенантской прозы» — это книги хороших крепких писателей, часто угнездившихся в начале алфавита — Быков, Бакланов, Бондарев. Это не значило, что писатели на другие буквы были хуже, но даже в алфавитном порядке была некоторая общность. Часто это были артиллеристы — может, оттого, что они выживали чуть-чуть чаще, чем пехота. Потом бывшие лейтенанты занялись политикой и общественной деятельностью, становясь понемногу бывшими писателями.
Что до Богомолова, то он приписал себе два года и попал на фронт в сорок первом. Надо понимать, что тогда приписать себе лишние годы было не так сложно. Богомолов родился в подмосковной деревне, а деревенский люд вовсе не имел паспортов. Для него красноармейские книжки стали первым удостоверением личности. Богомолов уходил в противовоздушную оборону, осенью он стал
