Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Извините, если кого обидел.
08 февраля 2004
История про интербригаду
Я прочитал свежего Переса-Реверте. Правда, оказалось, что мои размышления про него слишком длинные, все отних откусывали и отъедали, оттого выложу-ка я эти рассуждения здесь.
Есть такое понятие — narcocorridos. Это что-то вроде песни Владимирском централе, только на мексиканский лад. Говорят, что Перес-Реверте следовал интонации narcocorridos группы Los Tigres del Norte, одна из которых называлась «Romance and Treason». После выхода романа Переса-Реверте, правда, и сами «Тигры» написали балладу «Королева юга». Я пошёл, стати, слушать эти разбойные песни, да только ведь не поймёшь, не зная языка, что тебе поставили. Может это баллада не убитом наркобароне, а о славном Панчо Вилье.
Это, впрочем, к слову. Баллада в прозе, о которой идёт речь, не совсем воровской роман. Это не баллада о жигане и начальнике. Внешне — это описание того, как становится на ноги могучая транспортная и промышленная наркоимперия.
Если на эту тему пишет американец — то получается «Крёстный отец», если русский, то выходит «Бригада», а если испанец — то «Королева юга». В отличие от романа Пьюзо, это не жизнь династии, а баллада об одиночке. Когда сгорит, пробитый пулями в своём самолёте её первый суженый, то инстинкт шепнёт мексиканской девочке «Беги, Тереса, беги». Это инстинкт человека, что живёт в городе, где три четверти торгуют наркотой, а оставшиеся их ловят.
И она побежит, пока не оказывается на африканском побережье — напротив Гибралтара. Там три четверти населения будут возить контрабанду, а ещё четверть — ловить их меж Геркулесовых столпов. Там, на своём чёрном катере, погибнет её вторая и последняя любовь. «Ей слышался рокот двигателя «Сессны» и мотора «Фантома», а ещё голос Луиса Мигеля, поющего из магнитофона на тумбочке: «Если позволят нам, если позволят, будем друг друга любить мы всю жизнь».
Посередине этого же моря убьют отца её ребёнка через десять лет — убьют по её же приказу: «Лучше б он успел надеть ботинки. Не дело мужчине умирать в одних носках. Она услышала приглушённый выстрел в тот момент, когда взялась за перила трапа, чтобы подняться на палубу». Это всё из разряда русского шансона: «Как бы так подгадать, что б не сам, что бы в спину ножом» и «За хлеб и воду, и за свободу спасибо нашему советскому народу, за ночи в тюрьмах, допросы в МУРе — спасибо нашей городской прокуратуре».
Бригада, сколоченная мексиканкой на испанской земле вполне интернациональна. Вся Европа и обе Америки. А один из самых симпатичных её подельников — представитель русской мафии, и верный своей солнцевской корпоративной присяге как настоящий солдат.
Кстати, времена и география странно обручены — советские лётчики и танкисты ехали в воюющую Испанию с мексиканскими паспортами, а уж связь самой Мехсики с мировой революцией общеизвестна. От того самого Панчо Вильи до ледоруба на московской службе. Мексика-Испания-Россия — какой отечественный читатель не отреагирует на эту связку. Но ассоциаций у Реверте куда больше.
Только посередине толстого тома читатель понимает, что его надули. Он понимает, что ему пересказывают историю фальшивого графа с острова Иф. Только вместо аббата Фарио ему рассказывают о весёлой и распутной подруге из тюрьмы, а золото и драгоценности превратились в ничейные полтонны кокаина.
А потом читатель понимает, что его ещё больше надули, потому что романтики, которая так привлекает в интернациональном «украл — выпил — сел». Никакой баллады не выходит, а всё сплошь ужас и дрянь, а самым близким человеком, за неимением лучшего, станет недостреливший тебя киллер.
И придёт край, пора мстить первым врагам и умирать на родине. Успеть завалить гильзами лестницу чужого дома, услышать предсмертный хрип друга-телохранителя, упасть в грязь, боясь одного — как бы не заклинило сдвоенный магазин. Понять, что ты навсегда одинока, выйти на улицу, наконец — под вспышки набежавших репортёров.
А наутро уничтожить политическую карьеру продавшего тебя много лет назад наркобарона.
Роман претворяется документальным повествованием. Рассказчик бредёт по свидетелям и участникам, будто опрашивая барона Данглара, несостоявшуюся мадам Дантес и случайных свидетелей растянутой на десятилетия мести. Время действия — здесь и сейчас, но концы в воде, баки слиты, а вёсла высохли. Героиня растворилась в неласковом мире.
Так что роман на поверку оказался об одиночестве и страшной силе судьбы, что выламывает человечье из груди, оставляя звериное.
Такие вот песни, такая коррида.
Извините, если кого обидел.
09 февраля 2004
История про питание
Спасибо тебе Господи! Спасибо, что я сижу посредине ночи и ем фасоль в томате. С хлебом и маслом. Нет ничего совершеннее тушёной фасоли в железной сверкающей миске. Ты, Господи, даровал мне это счастье потому что я не смотрю футбол и не пью пиво из банок, да. Я знаю Господи. Я ем жирное и горячее. Я жру по ночам и счастлив. Да.
Извините, если кого обидел.
10 февраля 2004
История про запивку
Беда в том, что у нас сформировалось странное понятие запивки. Мы запиваем пельмени пивом, а котлету водкой, вино течёт рекой, и нету в этом спасения. В старой поваренной книге, знаменитой «Книге о вкусной и здоровой пище» было написано, что «сухое вино прекрасно утоляет жажду». Да помилуйте, кто ж тогда пил сухое вино для утоления жажды (кроме, разумеется, его грузинских и молдавских производителей)?
Бухло было квинтэссенцией жизненной правды, предметом счастья, запасом на зиму и жидкой валютой.
Уж тогда оно не было запивкой. Это еда была закуской.
Зато потом пришла пора запивок. Разрешённое повсеместно — хоть со школьного возраста — пиво потекло рекой, смыло из памяти озёра спирта «Рояль» и реки пакетированного вина.
Пива у нас безумно много, и, по большей части дурного, приспособленного только для того, чтобы сжимать его тёплую бутылку на улице, ехать с ним в метро, залить пустые глаза жёлтой жидкостью ценой в батон хлеба. Эта жёлтая жидкость в застолье усредняет под себя любой вкус, превращает еду в жратву.
Потом нам скажут, что еду нужно запивать вином — устрицы обручены с одним, жареное мясо с другим, а фуа-гра с третьим. Точно так же, как рюмка водки соединяется жаркой солянкой, точно так же, как сама солянка соединяется с маслинами и каперсами — одно без другого никуда, не отделить, не отставить
