Читаем без скачивания Драма жизни Макса Вебера - Леонид Григорьевич Ионин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так проповедует Бенджамин Франклин. Вряд ли кто-либо усомнится, говорит Вебер, в том, что эти строки пропитаны именно «духом капитализма», хотя это отнюдь не означает, что в них содержится все то, из чего складывается этот «дух». «Идеал его – кредитоспособный добропорядочный человек, долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель» (ИП, 73). Суть дела заключается в том, что здесь проповедуются не просто правила житейского поведения, а излагается своеобразная этика, отступление от которой рассматривается не только как глупость, но и как своего рода нарушение долга. Речь идет не только о «практической мудрости» (это было бы не ново), но и о выражении некоего этоса. Это и есть самое важное для Вебера. Ведь говорится не то, что, мол, есть некий избыток предпринимательской энергии, который реализуется независимо от (или даже вопреки) морали. Все совершенно наоборот: требование морали состоит в том, чтобы зарабатывать деньги независимо от того (или даже вопреки тому), достаточно ли у тебя предпринимательской энергии. Все, что рекомендует молодому человеку Франклин, – это не полезные советы, не лайфхаки, как некоторые теперь выражаются, а моральные предписания по ведению достойной жизни. В этом специфическом смысле Вебер и понимает дух капитализма.
Капиталистическая этика. Во многом эта специфическая капиталистическая этика родственна традиционной этике. Но под нее оказывается подведен совершенно другой фундамент. Франклин призывает к честности. Честность, безусловно, традиционно важная добродетель. Но для Франклина честность полезна не сама по себе как неотъемлемая характеристика порядочного человека, а потому, что она приносит кредит. Так же обстоят дела и с прочими добродетелями – скромностью, умеренностью, пунктуальностью, прилежанием и т. д. Каждая из них важна не сама по себе, не как таковая, а потому (и в той мере!), что приносит деньги и делает человека, обладающего этими добродетелями, богаче, причем не в духовном, а в прямом финансовом смысле, и успешнее на пути обогащения.
Возникает момент, на который обращает особое внимание Вебер. Может показаться, даже более того, должно показаться, что поучение Франклина – это поучение лицемера, урок лицемерной морали, где всякое доброе поведение рассматривается лишь с точки зрения того, насколько оно окупается. За этим как бы скрывается некоторая недобросовестность, даже элемент мошенничества: человек будто бы ведет себя так, чтобы выманить деньги у других людей, а затем применить их для собственной пользы, может быть, для собственных удовольствий. Но вот здесь и возникает то специфическое, что характерно для поучения Франклина и шире – для духа капитализма, как он воплощается в этом поучении. Да, пишет Вебер, «summum bonum этой этики прежде всего в наживе, во все большей наживе», но «при полном отказе от наслаждения, даруемого деньгами, от всех эвдемонистических или гедонистических моментов» (ИП, 75); «эта нажива в такой степени мыслится как самоцель, что становится чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным по отношению к „счастью“ или „пользе“ отдельного человека». «Теперь уже не приобретение денег служит человеку средством удовлетворения его материальных потребностей, а все существование человека направлено на приобретение денег, которое становится целью его жизни» (ИП, 75). В результате получается так, что всякое подозрение в лицемерии, недобросовестности, не говоря уже о мошенничестве, оказывается нерелевантным, ибо эти перечисленные инструменты обмана ближнего (лицемерие и т. д.) начинают выглядеть потусторонними для капиталистического «духа», состоящего, как парадоксально это ни звучит, в добродетельном приобретении денег, в добродетельной наживе. А мошенничество и прочие вещи, конечно, существуют в жизни, но не принадлежат к «чистому типу» капиталистического духа.
Мы попытались разобраться, как, по Веберу, надо понимать дух капитализма. Его надо понимать как добродетельное само по себе стремление к наживе. Но все еще остается вопрос о том «методически рациональном» образе жизни и о той профессиональной этике предпринимателя, которые якобы были принесены Реформацией и прекрасно «подошли» складывающемуся или, может быть, уже сложившемуся тогда духу капитализма. Без этого останется непонятым вопрос, поставленный Вебером в самом начале работы: почему в предпринимательской профессии преобладают протестанты? Конечно, этот конкретный вопрос совсем не главный, но он послужил как бы детонатором идейного взрыва, который вызвала работа «Протестантская этика и дух капитализма».
Новое представление о значимости профессии. Несколько слов о том, что такое Реформация. Это религиозное и общественно-политическое движение в Западной и Центральной Европе XVI – первой половины XVII вв., направленное на реформирование католической церкви. Началом Реформации считается выступление доктора богословия университета саксонского Виттенберга (ныне Лютерштадт-Виттенберг) Мартина Лютера, который 31 октября 1517 г. прикрепил к дверям церкви в Виттенберге свои 95 тезисов, в которых выступил против злоупотреблений католической церкви, в частности против продажи индульгенций. Завершением Реформации считается подписание Вестфальского мира в 1648 г. У Реформации не было единой доктрины. Протестантизм получил распространение во всей Европе в вероучениях последователей Лютера (лютеранство), Жана Кальвина (кальвинизм), Цвингли (цвинглианство) и других менее значимых или же представлявших собой разновидности названных учений.
Соединительным звеном между религиозной моралью, выработанной Реформацией, и рассмотренным нами духом капитализма явилось новое представление о профессии, точнее о профессиональном долге. «Нравственная квалификация мирской профессиональной деятельности – одна из самых важных идей, созданных Реформацией и, в частности, Лютером», – пишет Вебер (ИП, 98). Разумеется, представление о профессии есть в разных религиях и в разных религиях выглядит по-разному, но если сравнить в этом отношении католицизм с Реформацией, то окажется, что Реформация ставит моральный акцент и религиозное вознаграждение за мирской профессионально упорядоченный труд несравненно сильнее и выше, чем католицизм. Вебер показывает, что заслуга в этом принадлежит в первую очередь Лютеру. Лютер создал это новое осмысление роли труда и профессии, работая над переводом Библии. Он как бы вложил в Библию собственные идеи и взгляды, и Вебер это продемонстрировал с кропотливостью филолога-классика. Сердцевиной этих новых взглядов стала ценность и богоугодность исполнения человеком своего трудового долга в миру, что было противоположностью католическому идеалу ухода от мира. То есть не монашество или отшельничество оказывается идеалом нравственности (ответственности перед Богом и людьми), а мирская повседневная работа в сознании своего профессионального долга. Это одно из самых масштабных идейных свершений Лютера; практически все последующие протестантские конфессии и группы восприняли эту идею.
Однако у Лютера понимание профессии остается во многом традиционным: каждый должен служить в своей профессии, в которую призван Богом, до конца жизни; немецкий социолог, много сделавший для систематизации взглядов Вебера,
