Читаем без скачивания Одиссея генерала Яхонтова - Анатолий Афанасьев

Он вглядывался в лица покупателей. Ему казалось, что в их чертах, мимике, общем выражении странно смешиваются признаки простолюдинов и интеллигентов. Он видел этих людей в поздних трамваях, когда они усталые ехали домой после работы и учебы на рабфаке. Он слушал их разговоры, в которых тоже причудливо, как ему казалось, смешивалось крестьянское и студенческое. Яхонтов думал — не эти ли молодые люди своей жизнью, своей собственной судьбой преодолеют тот «вековой разлад», который был осью его размышлений о России.

Таких же молодых людей он увидел во всех городах. Всюду грохотала стройка — шел первый год первой пятилетки — росли заводы, фабрики-кухни, дома для рабочего люда. Всюду он видел энергичных, уверенных людей, которые, скорее всего, просто не осознавали, сколь они бедны, как плохо они одеты и обуты, как мало товаров у них в магазинах. Потом он устыдился этих своих мыслей, сообразив, что невольно сравнивает их жизнь с жизнью Америки. А это неверно, неверно в принципе. Надо сравнивать 1929 год в России не с 1929-м в США, а с 1921-м, например, здесь же, в России. А в двадцать первом здесь была страшная разруха, во многих губерниях убивали за кусок хлеба, ели траву, а порой и человечину. Он забыл свои собственные расчеты. Нельзя, Виктор Александрович, стыдно.

Из Ленинграда он проехал в Москву, оттуда в Нижний Новгород, потом в Сталинград (Царицын) и Владикавказ. Дальше его путь лежал в Тифлис и Батум. (Позднее их стали именовать на грузинский манер Тбилиси и Батуми. Впрочем, а почему бы городам Грузии не называться на грузинский манер?)

Из всех других городов его тура (не считая Ленинграда и Москвы) ему больше других по старым временам был памятен Батум. И здесь произошла необычная встреча с прошлым. В 1929 году в СССР отмечали 50-летие И. В. Сталина. Яхонтов купил несколько журналов и брошюр с материалами о юбилее. В лекционных поездках по США он научился столь же эффективно обрабатывать источники, как и в библиотечном зале. Этот опыт пригодился ему и сейчас. И вот, читая какую-то брошюру, Яхонтов узнал об одной детали в биографии советского лидера, которая его поразила. Оказывается, в начале века Сталин руководил стачечной борьбой батумского пролетариата. В статье говорилось и о «царских сатрапах», которых призывали штыками охранять эксплуататора Манташева, давать ему возможность бессовестно эксплуатировать рабочих его нефтеперерабатывающего завода.

Яхонтов усмехнулся: все было именно так. Много лет спустя он писал, вспоминая о своей службе на Кавказе в начале века:

«Однажды я был встречен на пороге дома денщиком, который сообщил мне приказ командира — немедленно прибыть на железнодорожную станцию. Через полчаса я узнал, что наш батальон спешным порядком переводится в Батум, где вспыхнула забастовка рабочих.

По прибытии в Батум батальон наш в полном составе выстроился на центральной площади. Цель была достигнута: рабочие, не подготовленные к вооруженному столкновению с войсками, вынуждены были прекратить забастовку.

Вечером того же дня всех офицеров, и меня 3 том числе, пригласил к себе на обед управляющий нефтяного короля Манташева, на заводе которого и происходили волнения рабочих. Все мы охотно приняли его приглашение, нисколько не задумываясь, что это была некрасивого рода «взятка», облеченная лишь в приличествующую форму признательности и благодарности «защитникам», то бишь нам…

Дня через два мы уже возвращались обратно в Кутаиси. В поезде я всю дорогу мысленно задавал себе один и тот же мучивший меня вопрос: что стал бы я делать, если бы на площади, где выстроили наш батальон, появились забастовщики?..

Эта «командировка» надолго оставила у меня в душе неприятный осадок».

В двадцать девятом году Яхонтов побывал на той же площади. Рядом девушка-экскурсовод рассказывала по-русски с грузинским акцентом группе экскурсантов — видимо, с Украины — о той самой забастовке. «Вот там выстроились вооруженные до зубов царские сатрапы" — говорила она и показывала не совсем верно, где они тогда стояли. Яхонтов, разумеется, не стал ее поправлять. Он думал о том, сколь прихотливы судьбы людей. Манташев доживает свой век где-то на западноевропейских курортах. Денег у него много. В 1919 году он выгодно продал свои нефтяные акции сэру Генри Детердингу, который, надо думать, не сомневался, что он станет хозяином кавказской нефти. Это в его интересах вторглись тогда в Россию англичане. Их вышибли. Сэр Генри остался с носом, но жалеть его не надо — он того не стоит, да и без кавказских предприятий он остается мультимиллионером.

Бывший «царский сатрап» Яхонтов, некогда с оружием в руках явившийся сюда на защиту интересов господина Манташева, стал… Кем ты стал, Виктор Александрович? Американцем? Домовладельцем? Лектором? Ты лоялен к Советскому Союзу, ты дружественно к нему настроен и полемизируешь с его врагами? Ну-ка расскажи о себе этим экскурсантам. Поймут ли они тебя? Не скажут ли они тебе, что ты был против Сталина и его соратников-революционеров? И вообще, чем вы занимались до семнадцатого года, гражданин Яхонтов В. А.? Служили сначала царю, а потом Керенскому?

Из Батуми он отплыл на пароходе в Ялту, где теперь в царском дворце в Ливадии отдыхали крестьяне. В Симферополе Яхонтов сел на поезд и вернулся в Москву. Его тур, собственно, кончался здесь. Дальше ему нужно было в Китай. Билет, купленный заблаговременно, лежал в кармане. Интересно будет снова проехать по Транссибирской и КВЖД. Для книги, которую он пишет, очень нужно побывать в Китае. Ну, а там пароходом до Сан-Франциско и поездом в Нью-Йорк «домой» (впрочем, не пора ли перестать мысленно ставить это слово в кавычки? Нет, и все-таки кавычки нужны!).

Но этот план сорвался. Китайские генералы устроили серию провокаций на КВЖД, и железнодорожное сообщение между СССР и Китаем прервалось. Яхонтову пришлось аннулировать свой билет. В принципе, конечно, он мог проехать до Владивостока и через Японию вернуться в Штаты, но без служебной необходимости надо было думать о деньгах. Дешевле было ехать поездом до Берлина, там — в Гамбург и на пароход. Но Яхонтов не выдержал и поехал через Ленинград. Еще раз постоять над Невой, хоть один только раз!

В этот переход через Атлантику он мало бывал на палубе. Ни с кем общаться не хотелось. Он боялся расплескать впечатления. Сидел в каюте, заносил в блокнот мельчайшие детали. Он был уже достаточно искушен и знал, что память — штука капризная, из нее порой выпадает какой-то факт, цифра, имя, и это мешает воспроизведению целой сцены. Виктор Александрович знал, что жена, как всегда, задаст ему такой вопрос:

— Скажи, что больше всего поразило тебя?

Что он ответит ей на этот раз? Как лента кинофильма прокручивалась перед мысленным взором Яхонтова это поездка.

Пожалуй, пожалуй, вот что, Мальвина…

…Он завернул за угол и увидел, что навстречу ему шагает рота. Он еще никогда не видел красноармейцев. (Это было на второй день после приезда в Ленинград.) Ну разве мог Яхонтов утерпеть и не развернуться на 180 градусов! Ведь у него душа офицера — да, да, и такой она, наверное, останется на всю жизнь. Он пошел рядом, по тротуару, искоса поглядывая на шагающий строй.

— Запевай! — крикнул молоденький командир.

Яхонтов весь обратился в слух. Приятный тенор начал дотоле неизвестную ему песню:

Белая армия, черный баронСнова готовят нам царский трон.

Тенору возразил окающий баритон:

Но от тайги до британских морейКрасная Армия всех сильней.

И вся рота грянула:

Так пусть же Красная сжимает властноСвой штык мозолистой рукой…

— Левой, левой, — крикнул молоденький командир, и Яхонтов невольно взял ногу. Он уже забыл, куда направлялся, и теперь шагал рядом с красноармейцами.

У входа в Зимний дворец командир внезапно остановил роту. Сломав строй, красноармейцы зачем-то пошли во дворец. Яхонтов не мог понять, что происходит. В тот день он узнал, что красноармейцев водят на экскурсии в музеи, и это потрясло его. Он вспомнил своего полковника, который говорил ему: «Голубчик! Армия — не университет!»

Мысли его все время возвращались к тем красноармейцам, с которыми он пришел в Эрмитаж. С какой убежденностью они пели о том, что Красная Армия всех сильней! А она и в самом деле всех сильней. Разве она не доказала это в гражданскую войну, когда выгоняла интервентов, генералов и баронов — Врангеля да Унгерна…

И еще, пожалуй, его поразили музеи. Сколько же там теперь посетителей!

И еще. Вопреки ожиданиям (видимо, и на него повлияла белоэмигрантская пресса) в советских городах он видел мало красных флагов. В Америке звездно-полосатые на каждом шагу.

Когда над океаном поднялись нью-йоркские небоскребы, Яхонтов подумал: «Теперь я знаю, что такое гениальная архитектура. Это когда Адмиралтейство кажется выше Вульворта». И еще он поклялся, что обязательно свозит в СССР Мальвину Витольдовну.