Читаем без скачивания Одиссея генерала Яхонтова - Анатолий Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В том году Виктору Александровичу исполнилось 50 лет. В этом возрасте многие люди начинают подводить первые итоги. У Яхонтова так складывалась жизнь, что он ощущал себя не подводящим итоги, а, напротив — начинающим.
Мальвина Витольдовна шутила:
— Нью-Йорк подарил тебе к юбилею «Эмпайр стейт билдинг».
— Лучший подарок мне сделал мистер Ковард. — отвечал Виктор Александрович. — Он рискнул издать мою книгу. Помнишь русскую поговорку: куй железо, пока горячо?
— Значит, будет новая книга?
— Обязательно будет. О советском движении в Китае.
Несколько слов о правилах игры
Нелегко было писать книгу о советах в Китае. Материал приходилось набирать буквально по крупицам, перемалывая огромную массу пустой породы — дезинформации, лжи, клеветы, которую мутным потоком печать Запада выливала на все, имеющее отношения к коммунистическому движению. Кроме того, надо было заработать денег на поездку, и не только в Китай, но и в СССР, где Яхонтов справедливо рассчитывал получить много материалов по своей теме. Что касается Китая, он хорошо понимал, что надо запастись изрядным числом рекомендательных писем. Иначе он ничего не получит. На все это требовалось время и терпение. Пришлось завести связи в японском посольстве в Вашингтоне: при непрерывно усиливающейся роли Японии в Китае обойтись без японской помощи невозможно. Здесь пригодилось и знание японского языка, и опыт дипломата, аккредитованного в Токио, и разговоры об общих знакомых.
Среди всех этих забот и хлопот Яхонтов решил все же опять поехать на летнюю сессию в Вильямстаун, хотя прошлогодняя показалась ему просто потерей времени. Но на этот раз из Лондона был приглашен известный историк Арнольд Тойнби, и тема его «круглого стола», объявленная в приглашении, звучала заманчиво — «Дезинтеграция мирового порядка». Порядок в мире и в самом деле был потрясен изрядно. В США и Германии к 1933 году по сравнению с 1929-м производство сократилось на одну треть. Эти страны больше всего пострадали от кризиса. Безработица, нищета, недовольство масс достигли невиданных размеров. И там и там положение было тревожным. И там и там приближались выборы. Над Германией нависла угроза прихода к власти фашистов. В США боролись за власть Гувер и Рузвельт. Все понимали, что Гувер проигрывает. Америка бедных ненавидела его, Америка богатых опасалась оставлять власть в его руках. Гувер не пытался бороться с кризисом. В своих сумбурных выступлениях по радио он договорился до того, что возложил вину за кризис на Советский Союз. Страна, которую он отказывался признать и совсем недавно изображал немощной и ни к чему не способной, теперь в его речах превращалась в некоего великана, который якобы завалил внешние рынки товарами по демпинговым ценам и тем самым расстроил мировую экономику. Рузвельт говорил о мало кому понятном Новом курсе, который выведет страну из кризиса. Но он внушал уверенность, звал к действию.
По просьбе профессора Тойнби Яхонтов выступил на тему о Советском Союзе — в рамках общей темы. Его доводы и выводы были полностью противоположны тем, что делал Гувер. В отчете вильямстаунского института о сессии 1932 года говорится:
«Генерал Яхонтов сказал, что ко времени мировой войны Россия была сельскохозяйственной страной. После войны мир подверг Россию почти полному остракизму. Поэтому было чрезвычайно трудно восстановить ее экономику и в особенности поставить ее на индустриальную основу. Кажется вероятным, что, если бы капиталистические страны не подвергали Россию остракизму и не отказывались от финансового Сотрудничества с целью помочь ей выйти из хаоса, вызванного революцией, она была бы способной не только избежать голода, но могла бы осуществлять процессы своего возрождения в более нормальной обстановке и не в таком напряженном темпе. Приспособление остальной части мира к новой ситуации тоже могло бы проходить более спокойно. Это помогло бы нам избежать многих издержек нынешнего кризиса.
Если бы не были разорваны ее внешнеторговые связи, Россия, возможно, не взялась бы за развитие многих отраслей промышленности. Принужденная строить национальную экономику на нездоровой основе полной изоляции — строить так, чтобы стать независимой и самообеспечивающейся, Россия, естественно, занимается созданием отраслей индустрии, которые в нормальных условиях было бы экономически нерационально развивать. Этот искусственно созданный ультранационализм с изолированной-самообеспечивающейся национальной экономикой шестой части мира (такую часть суши занимает Россия) неизбежно влияет на экономическую структуру всего мира и способствует нестабильности».
Стоит вчитаться в эту длинную цитату. Яхонтов говорит отстранено, как бы со стороны взирая на события.
Он не подчеркивает своих симпатий и антипатий. Он бесстрастно ставит диагноз. Но каков диагноз! Ведь Яхонтов обвиняет буржуазный мир в том, что он, не признав русскую революцию и окружив ее кольцом вражды, обрек Россию на страдания, которых можно было бы избежать, да и сам расплатился за свою ошибку. Что это, как не тот же самый знаменитый «диагноз» Томаса Манна: «Антикоммунизм — это величайшая глупость XX века». Заметьте также: Яхонтов говорит предельно мягко, употребляет термины и словосочетания, привычные для его слушателей — буржуазных специалистов. Он соблюдает правила игры. Иначе нельзя. Иначе его просто не пригласят на зеленое поле Вильямс-колледжа и он не сможет донести до публики свои идеи.
Заметим, что его книгу «Россия и Советский Союз на Дальнем Востоке» рекомендовал опубликовать профессор Хоулэнд из Йельского университета, издатель влиятельного журнала «Форин афферс» («Международные дела»). Это серьезный журнал, но его влиятельность обеспечивается не только и не столько этим. Это издание СМО, Совета по международным отношениям. Совет же — это, как говорят на Западе, неправительственная организация. Их там много. Что касается СМО, то его бы следовало назвать организацией не не-, а надправительственной.
Основанный в 1920 году, Совет финансируется крупнейшими капиталистами Америки. (СМО существует и сейчас, о нем нередко пишут в газетах). Нанимая лучших специалистов, СМО вырабатывает политические мнения и «рекомендации», которые публикует на страницах своих изданий. Нет закона, который бы обязывал американского президента, вице-президента, любое другое официальное лицо следовать рекомендациям СМО. Однако — следуют. Кто финансирует президентскую избирательную кампанию, тот и вырабатывает линию.
При всем при том в оценках СМО нет жесткого единообразия. За этим скрывается и несовпадение интересов различных групп большого бизнеса и — самоуверенность истинных хозяев, которые могут позволить себе поразмышлять вслух, поприкидывать «за» и «против» какой-то проблемы. Так возникает иллюзия допустимости различных точек зрения. Разумеется, в деталях, в оттенках, в методе подачи они могут различаться. На данном этапе и на таком уровне это допускается. Ну, а дальше квалифицированные исполнители, включая президентов, должны искусно выбрать равнодействующую в указанном направлении, выбрать так точно, чтобы если не удовлетворить всех, то хотя бы не вызвать сильного неудовольствия какой-то из влиятельных групп. Сообразуясь, естественно, с требованием момента. При этом бывает, что отдельные идеологи, президенты и другие высокопоставленные чиновники лучше понимают обобщенные интересы большого бизнеса, чем любой отдельно взятый монополист. Забегая немного вперед, вспомним, что именно это и произошло с Рузвельтом. Весь свой недюжинный талант политика, всю свою энергию, все искусство политического лавирования он отдал во имя сохранения американской системы, у руля которой он стал в тяжелую годину кризиса. Он справился с задачей. Он сохранил расстановку сил в стране. Гроздья гнева не взорвались в Америке. «Я борюсь с коммунизмом… Я хочу спасти нашу систему, капиталистическую систему», — втолковывал Рузвельт правому газетному магнату Херсту. Тщетно. Многие, очень многие крупные капиталисты и выражавшие их интересы идеологи и публицисты так и остались при убеждении, что Рузвельт был «врагом бизнеса». Но большой бизнес обобщенно, в целом был за Рузвельта. Иначе тот не просидел бы в президентском кресле три срока.
Но это будет потом, а пока, в тридцать втором году, Америка хозяев только присматривалась к Рузвельту. Ясно было, что надо что-то делать, чтобы выйти из кризиса и избежать социальных потрясений. И — учитывать быстро меняющуюся международную обстановку.
Вот в таком контексте надо воспринимать такие факты, как поддержку Яхонтова издателем «Форин афферс». Такие люди, как мистер Хоулэнд, уже присмотрелись к Яхонтову за «круглыми столами» вильямстаунских дискуссий, поняли, что это знаток своей тематики, и решили дать ему выход на широкую аудиторию. Антисоветские выкрики, свойственные большинству русских белоэмигрантов, в серьезных изданиях не обязательны. Это не газеты Херста. Таким, как Хоулэнд, импонировало и происхождение Яхонтова «из верхов», и его генеральский чин, и, не в последнюю очередь, то обстоятельство, что этот аристократ в эмиграции не опустился, выстоял, выдержал жесткие требования, которые предъявляет к новичкам Америка, не потерял формы, остался в седле. За пятнадцать лет, прошедших после Октябрьской революции, люди Запада достаточно насмотрелись на русскую белоэмиграцию. Видели и графов за рулем такси, и баронесс на панели. В том же Нью-Йорке один бывший генерал царского генштаба, сослуживец и знакомый Яхонтова, стал сапожником. Но генерала-сапожника мало кто знал. Зато весь Нью-Йорк и вся Америка знала парочку колоритных личностей из России. Маяковский рассказал о них, побывав в Штатах в 1925 году: