Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом купить к этом районе непросто, но можно, однако стать своим в этом обществе куда сложнее. В течение нескольких месяцев там приглядываются к новичкам, а потом, если они выдержали испытание, принимают их в свою среду. Сколько же пришлось раскланяться, разулыбаться и расшаркаться
нашему торговцу чесноком, чтобы по истечении четырех месяцев быть все же удостоенным чести быть приглашенным на традиционный вечер, который раз в месяц устраивал предводитель данного сообщества и сосед наших героев. Это приглашение в сущности и означало прием в их клуб.
Не то, чтобы наш чесночник любил это общество, и желание быть принятым в аристократическую среду, было скорее той высотой, которую он ставил
перед собой, чтобы ее преодолеть. Он ненавидел этих снобов, их порядки, правила и манеры. Он ненавидел своего соседа — предводителя сообщества, ненавидил даже его кролика, который был объектом невероятной гордости и любви соседа. Это был какой-то уникальный розовый китайский кролик. С ним носились, как с писанной торбой, чесали, расчесывали и опять чесали, повязывали ему голубую ленточку и выпускали пастись на лужайку за домом.
Но вернемся к вечеринке — «прописке». Настал тот день, когда чесночник должен был стать своим среди этой аристократической публики. Смокинг мужу пошит, куплено жене шикарное платье по последней моде, но с сохранением всех необходимых условностей — дорого, но не броско. Как это положено за пару часов до приема они оделись, чтобы привыкнуть к новой одежде, дабы не испытывать неловкости и неудобства во время вечера.
Муж с женой расхаживают по дому и, вероятно, прокручивают в голове содержание светских тем, чтобы не упасть, так сказать, в грязь лицом и быть в теме.
И вдруг… О ужас… Их пес, что бегал по их имению сам по себе, приносит к их ногам… голубую ленточку. Что это за ленточка, было понятно всем. Еще не успел чесночник выйти из шока, как убежавший неизвестно куда пес вернулся и положил к ногам хозяина… Да, именно..
Сильно пожеванного розового кролика соседа.
Будь наши герои аристократического происхождения, муж, вероятно бы, застрелился, а жена остригла волосы и ушла бы в монастырь навеки замаливать несмываемый грех, но он был чесночник, а она жена чесночника.
Они посмотрели в глаза друг друга, и одновременно стали стягивать с себя одежду.
Действовали они молниеносно и слаженно. Муж пошел купать в шампуни трупик кролика, а жена стирать ленточку. Потом сушили кролика феном, расчесывали его жениным гребешком и гладили утюгом ленточку. Все это было проделано очень быстро, потому что они отчетливо понимали, что убить соседского кролика не многим хуже, чем опоздать на званый вечер.
Когда труп приобрел вид вполне приличный для розового китайского кролика, чесночник тренированным движением игрока в регби забросил трупик на лужайку за домом соседа. Типа так и было, а мы здесь ни при чем.
На званый вечер они пришли вовремя при смокинге и в уместном по случаю платье.
Вечер, собранный в честь новых членов клуба открылся стильной речью предводителя, которая сводилась к тому, что, как приятно в нашем лице видеть в вашем лице и т. д…
Пили ликеры, брали по кусочку пирога с клюквой и оленятиной, вечер шел своим чередом, когда в залу вошел лакей и позвал тихо хозяина: «Разрешите Вас отвлечь на минуту, Сэр…». После разговора с лакеем предводитель вернулся заметно бледным, что не делало чести аристократу.
Чесночник догадался о причине бледности хозяина дома, уместно изобразил на своем лице скорбь, но про себя все же отметил, что он скорее рад, чем растроган.
На лице предводителя читалась и тяжесть утраты и некоторое недоумение. Ему хотелось с кем-то скорее поделиться своими терзаниями и он подошел в к своему соседу чесночнику:
— Вы знаете, Сэр, какая невероятная приключилась история? Только что на заднем дворе мой слуга нашел труп моего любимого китайского розового кролика…
— Ах, какое несчастье, — воскликнул чесночник, а его жена даже достала платочек, чтобы промакнуть глаза…
— Да, это горе, но дело в том, что он умер вчера, и я сам сделал ему могилку и похоронил его. И вдруг он очутился на своей лужайке.
Чтобы что-то сказать, чесночник выдохнул:
— Может быть кролик не умер, а у него случился летаргический сон, Вы этого не заметили и похоронили его, а он потом проснулся, сам откопался и дополз до лужайки, где окончательно и умер?
— Да, Сэр, и я думаю так же, — говорит предводитель, — но не могу понять, как он мог сам повязать себе ленточку, если я выбросил ее на помойку…
Извините, если кого обидел.
16 августа 2004
История про писателя Эренбурга (I)
Я задумался о Эренбурге, и задумался ещё и вот почему — в заголовку как-то криво подходит выражение "писатель Эренбург". Нет, Эренбург писал очень интересную прозу — писал много, столько, сколько хватило бы на нескольких его современников с писательскими мандатами. Он писал стихи, и это как-то менее известно. Но и проза издавалась скупо — знаменитый роман "Хулио Хуренито", название которого с некоторым неприличием катается на языке пошлого читателя, изадавался купированным, как собачий хвост.
Да и не издавали его лет тридцать. Что-то и вовсе вышло в существовавшем тогда СССР спустя двадцать лет спустя смерти Эренбурга.
Можно назвать Эренбурга публицистом — это будет правда, потому что миллионы людей таскали его статьи в вещмешках. Но свести то, что делал Эренбург к публицистике немного глупо.
Честнее всего, как ни странно, формулировка советских справочников "видный общественный деятель", как десерт на третье — что не отменяет ни первого, ни второго.
На некотором расстоянии от его смерти, в другом веке и другом мире можно задаться детским вопросом "из чего же, из чего же сделан Эренбург". На этом расстоянии он видится состоящим из романа "Хулио Хуренито", военных статей, и зеркала истории евреев в СССР.
Извините, если кого обидел.
17 августа 2004
История про Эренбурга (II)
Только что вышла книга Сарнова об Эренбурге. Книга эта толстая, пухлая и очень интересная. Называется она "Случай Эренбурга". Только не надо думать, что это книга собственно об Эренбурге. Сарнов честно предупреждает читателя цитатой из Пастернака в эпиграфе: "Я не пишу своей биографии. Я к ней обращаюсь, когда того требует чужая". А небиографическая книга об Эренбурге
