Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно мир Крыма — альтернативного государства, мир островного Крыма используется в книге Ольги Брилёвой «Ваше благородие». Этот роман — продолжение того самого знаменитого аксёновского романа, который кончается вторжением Советской армии в независимый Крым и его аннексией. Это определённо — фэнфик, причём единственный известный нам фэнфик в жанре альтернативной истории. Видно, что мир острова Брилёвой очень нравится. Роман Брилёвой построен на рассказе о партизанской войне в Крыму — войне против советских войск, выплёскивающейся за пределы Крыма, вплоть до боевых столкновений под Одессой и Николаевым. Даже форзац книги украшен стилизацией под штабную карту, испещрённую стрелками и значками фортификационных сооружений и воинских частей. Обилие фактуры, подробное описание боёв, тактико-технические характеристики придуманной и реальной техники, мелкие подробности армейской жизни в книге молодого автора наводит на мысль о его необычной военной эрудиции или же о работе с хорошими консультантами, что также говорит об авторе хорошо.
Извините, если кого обидел.
23 сентября 2004
История опять про то же самое
Ладно, пока я не зашёлся в кашле, и оттого не забыл всё — расскажу, что по Брилёвой, война в Крыму заканчивается, — как и всякая гражданская война, — перерождением противоборствующих сил. Победа СССР, достигнутая большими жертвами, оказывается неполной. Крым утрачивает независимость, однако сохраняет автономию внутри СССР. Судя по тексту и по реальной истории — не надолго, потому что кровавая война на острове происходит накануне распада CCCР. Собственно, в момент распада и особенно после того, как существование множества государств на месте огромной империи стало привычным фактом, альтернативная история острова Крым оказывается особым опытом для читателя, увидевшего роман Аксёнова в восьмидесятые годы прошлого века.
В фэнфике Брилёвой есть три важных составляющих: необходимый для массовой литературы лирический сюжет; политико-экономические построения, порождающие плодотворные споры; и, наконец, описания военных действий — иногда спорные, но также интересные. Альтернативная история тем и замечательна, что вызывает интерес к истории «настоящей», и чем более парадоксальна модель, тем интереснее обсуждение. За исключением военной линии всё это присутствовало и в романе Василия Аксёнова; правда, роль боевых действий там играли подковёрные интриги в ЦК КПСС и КГБ. Брилёва, дополняет почти вегетарианскую развязку Аксёнова настоящей локальной войной.
Самой интересной особенностью романа Брилевой оказывается то, что он ставит современного российского читателя в нетривиальную психологическую ситуацию. Если читатель идентифицирует себя с героями романа (а это — характерная черта массовой культуры), то он должен сопереживать партизанам, которые воюют с советской армией.
Очевидно, что сегодня невозможно представить себе идентификацию массового российского читателя, не являющегося этническим чеченцем, с героем гипотетического романа о чеченцах, воюющих с «русскими». Роман Брилевой, читаемый в ситуации чеченской войны снимает этническую составляющую конфликта и превращает его не в этническое или религиозное столкновение, но в разновидность гражданской войны.
Извините, если кого обидел.
23 сентября 2004
История опять про войну. Фэнфик и Крым
А современная война, как известно со времён знаменитых статей Бодрийара, — давно уже превратилась не только в сражения на поле боя, но еще и в медийное событие, в войну PR. А это тот тип войны, в котором важнее всего, как выглядят стороны в глазах наблюдателей.
Взаимоотношения армии и гражданских лиц, как они выглядят в PR, строятся по абсолютно кинематографическим законам. В этом смысле обыватель — удалённый потребитель войны — становится заложником своих представлений о том, что война идет между армиями, что есть возможность оградить от неё стариков, женщин и детей. В современном мире это — утопия, не говоря уж о том, что сами старики, женщины и дети то и дело, к сожалению, оказываются активной (или потерпевшей) стороной в боевых действиях.
Тут ещё вот в чём дело — мнение о том, как нужно освобождать заложников, сформировано исключительно голливудскими фильмами. Сначала кого-то должны убить, потом герой-одиночка или отчаянные офицеры спецназа по очереди убивают террористов, потом погибает ещё два-три заложника. И вот уже главные герои стоят, обнявшись, среди пожарища — всё кончилось.
Между тем, изначально ясно, что все заложники становятся трупами в момент захвата.
Тот самый миф о поведении армии — очень хитрая конструкция. Он, как анекдот, шлифуется годами. Понятно, что англичане, сознательно выкашивавшие своими бомбардировками жилые кварталы немецких городов, действовали сообразно некоторой логике. Точно так же, Рузвельт, превентивно рассадивший за колючую проволоку этнических японцев, как отправившиеся в дальний путь немцы Поволжья — тоже логичное движение событий.
В этой ситуации чрезвычайно легко только в том случае, когда ты принимаешь чью-то стороны. Тогда событие оценивается через эту призму и свои правы во всём, а неудачник плачет. Это, кстати, очень честная позиция — в случае, если она прямо декларируется… Куда хуже потуги объективности — особенно в кухонных или Сетевых спорах.
Это всё я думал, когда читал у Брилёвой всякие ужасы про советских десантников, что насилуют крымчанок.
А общество, особенно после того, как террор вовлекает в войну всех, всегда начинает делиться на своих и чужих. Возникает принципиально новая этика. У Ольги Брилёвой, живущей на Украине, очень выгодная позиция — она дистанцирована от современных проблем Российской Федерации, а действие в её романе построено на противостоянии несуществующих государств — что Острова Крым, что СССР. Читатель может сопереживать то советскому офицеру, то офицерам армии Крыма на фоне натуралистически описанной жестокости тех и других.
Извините, если кого обидел.
23 сентября 2004
История про баранью кость
Я чрезвычайно люблю русских писателей второго и третьего ряда. Среди тех, что я читал пристально, внимательно, и перечитывал самые непопулярные вещи — Юрий Герман. У него, в частности, есть одно место в воспоминаниях о Мейерхольде. Герман рассказывает, что он не носил галстуков, расхаживал в коричневых сапогах, в галифе, в косоворотке и пиджаке. И вот однажды, его как молодого драматурга Мейерхольды повезли его на прием в турецкое посольство. «И тут случился конфуз: швейцар оттер меня от Зинаиды Николаевны и Мейерхольда, и я оказался в низкой комнате, где шоферы дипломатов, аккредитованных в Москве, играли в домино и пили кофе из маленьких чашек. Было накурено, весело и шумно. Минут через сорок пришел Мейерхольд, жалостно посмотрел на меня и произнес:
— Зинаида Николаевна сказала, что это из-за твоих красных боярских сапог тебя не пустили. Ты не огорчайся только. В
