Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но при внимательном разборе вдруг оказывается, что это позиционирование нечестно — оно напоминает известный анекдот «А когда я попросил показать карты, то они и говорят, что джентльмены верят друг другу на слово. Тут мне, Петька, карта так и попёрла!».
Как только в тексте видят скуку и косноязычие, то оказывается, что мы имеем дело с историком. А как только публицистику, притворившуюся основательной и точной, уличают в шулерском передёргивании, собеседник вдруг оказывается писателем, или, пуще того — философом.
Ничего страшного, впрочем, в этом нет — Галковский является удивительным двойником современного интеллигента, знания которого обширны, но нетвёрды. Он не измучен работой на токарном станке и врачебным делом, что мешало бы ему посвящать дни за днями отвлечённым вопросам политики и истории.
Ибо, известно, что темы национальных побед и поражений, воровство чиновников, евреи собирают множество откликов. И ныне, и присно, и во веки веков.
Одна из таких тем — тема конспирологическая.
Мир нескольких текстов Галковского пересказывается простой формулой «Англичанка гадит» — его конспирологические теории парадоксальны почти фоменковской изящностью, и так же не нуждаются в проверке.
Когда Галковский в интервью и прочих текстах начинает рассказывать о своём одиночестве и трудной судьбе, то на ум сразу приходит известный персонаж Ильфа и Петрова — "я старый, больной, меня девушки не любят" ср. "Родственников у меня нет. Одни умерли, другие отдалились. Есть старенькая мама и сестра. Я их люблю… Можно сказать, что я сирота. О моей жизни (целиком) никто не знает, и о моих планах и фантазиях никто не знает". Жалкие и ничтожные люди окружают его, мир неприятен и бессмысленен, но есть надежда на грядущую востребованность: «Интеллектуал — существо сильное и опасное. Разумное государство должно его подкупать. Подкупать культурно, уважительно, давая некоторый простор для творчества — лакеи из писателей, художников, музыкантов, учёных получаются не ахти какие».
Нет, не "Бобок", не петербургский житель, с кроткой дохлой женой на столе. Но нет, не проповедь в духе "Замечательных чудаков и оригиналов", не какое-нибудь "Без праци не бенди колорацы", Преображенская больница, ворох ожидающих мудрости посетителей…
Нет, это философия родом из города Черноморска.
И вот незримый двойник шепчет тебе в ухо, что Галковский — конечная стадия развития пикейного жилета. Действительно, в штатном расписании русского общества всегда была должность анфантного и терибльного интеллигента. То есть, такого интеллигента, то громко вопит, если кто пролил соус на скатерть, но рассуждает в том же кругу о разных высоких материях.
И вот разговор у нарпитовской столовой № 68 столовой вечен — Ганди поехал в Данди, конференция по разоружению, выступление графа Бернсторфа (Бернсторф — это голова!), впрочем Сноуден — не меньшая голова, речь, что он произнес на собрании избирателей в Бирмингаме, этой цитадели консерваторов? И голова-Бриан со своим проектом пан-Европы…
Мы видим, что пикейные жилеты, бывшие комиссионеры и сумасшедшие бухгалтеры были, конечно, не совсем чеховскими интеллегентами, но, тем не менее, мы говорим о хитром сплаве "бывших" стариков образца 1930 года и интеллигентов, что к рубежу веков, унылому финдесьеклю, тоже стали "бывшими". Зицпредседатель Фунт, кстати, был один из этих "жилетников". Вечен этот текст вечен, как вечен и этот тип размышлений.
Бриан, голова, палец в рот.
Или два пальца туда же.
Извините, если кого обидел.
02 октября 2004
История про Грина
Я начал перебирать всякие истории про писателей. Про Грина в частности — про другого, настоящего Грина, не Гриневского, а человека по фамилии Green. Грэм Грин чрезвычайно интересная фигура — в слове «фигура», впрочем, нет ничего обидного. Это пример настоящего западного писателя XX века — с извилистой биографией, с непростой личной жизнью, но главное с книгами, которые были переведены на десятки языков мира.
Это такой тип писателя-путешественника, у которого эстетика соединяется с географией.
Грин был известен у нас благодаря нескольким романам, названия которых оторвались от текста и пустились в самостоятельное странствие. «Тихий американец», «Наш человек в Гаване» и «Комедианты» превратились в названия газетных статей — а это было верным свидетельством признания советской пропагандистской машины.
У нас перевдили разные его книги, но по сравнению с этими «Меня создала Англия» «Власть и слава», «Суть дела», или «Ценой потери», какой-нибудь «Ужин с Бомбой» — остались за списком популярного чтения.
Только, конечно, Грин никогда не боролся ни с каким империализмом. Он был довольно эксцентричный человек.
Причём это Грин написал в 1966 году книгу о Фиделе Кастро, где рассказывая о публичных выступлениях бородатого кубинца, замечал: «Фидель марксист, но марксист эмпирический, играющий коммунизм на слух, а не по нотам. Гипотеза для него важнее догмы, оттого его и прозвали еретиком. «Мы не принадлежим к какой-либо секте или масонской ложе, не исповедуем никакой религии. Мы еретики? Ну что ж, еретики так еретики, пускай нас называют еретиками». И еще из той же речи: “Если существует марксистско-ленинская партия, вызубрившая наизусть всю “Диалектику истории” и вообще все написанное Марксом, Энгельсом и Лениным и все равно неспособная хоть что-нибудь сделать, неужели же остальные обязаны ждать и откладывать революцию до лучших времен?” Он видит, как коммунизм повсеместно становится консервативным и бюрократическим, как революция умирает на кабинетных столах, задыхается в тисках государственных границ. (Я пересказал ему известное соображение, что Россия сейчас куда ближе к административно-хозяйственной революции, нежели к коммунистической».
Извините, если кого обидел.
04 октября 2004
История про Грина-2
Добавляло эксцентрики в образ Грина то, что он был принципиальным католиком в Англии, что в общем-то не такая простая жизнь. Как-то потом, много лет спустя Грина позвали на диспут с коммунистами — дело происходило в Италии, где и сейчас, а особенно после Второй мировой войны, коммунисты были очень сильны.
Грин вышел на сцену и сразу же завоевал расположение аудитории, сказав, что между коммунистами и католиками много общего. Когда все успокоились, Грэм Грин продолжил:
— Да, много общего — ведь и у вас, коммунистов, и у нас, католиков, руки по локоть в крови.
При этом, всю жизнь обсуждая богословские вопросы, имея их в качестве фона своей жизни Грин жил так, что и его самого часто называли еретиком. Та история с разводом, вернее, с неудавшимся разводом, что составляет полсюжета в романе «Тихий американец» — суть история автобиографичная.
В середине двадцатых годов он познакомился
