Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закутавшись в него, я сидел сычом на берегу океана и разглядывал вновь появившуюся черепаху.
— Патриа о муэрте, — говорил я черепахе ласково. — Поняла, старая?!
Событий было мало. Впрочем, иногда на лужайку перед домом приходил павлин — биться с туканом. Я всегда был на стороне последнего. Тогда и Солоха Гутьеррес высовывалась из окна, в струях не то муссона не то пассата пело монисто у неё на шее, да клацали человечьи зубы на ветру.
Извините, если кого обидел.
19 октября 2004
История про ночное поедание свинины
Да, имя мне Тормоз.
Оказалось, что за время моей спячки и затворничества произошла масса культурных событий. Например, Шендерович написал гневный рассказ про Ксению Собчак. Рассказ, собственно, о том, как Ксения Собчак вредит делу демократии хуже, чем два Зюганова вмести взятых. Мне очень понравился этот рассказ, потому что Шендерович так искренне негодует по поводу заморских вилл и краденых у диктатуры демократии бриллиантов, что создаётся впечатление, что последние десять лет он провёл в очередях обманутых вкладчиков. Или у кассового окошка, из которого шахтёрам всё никак не выдадут зарплату.
Ещё немного, и он должен был крикнуть что-то вроде "Банду Ельцина под суд!" или "Экспроприируй экспроприаторов!". Но не крикнул.
Сейчас я пойду и пожарю себе свинью и вернусь…
…так, я сделал это. Кстати, только что я посетил еврейский праздник. Видел там много красивых девушек, но сидел как стекло — для этих девушек я был совершенно прозрачен. Зато жизнь подарила мне чудесный диалог. Принесли отчего-то какую-то китайскую свинину, маринованную в розах и жасмине.
Тотчас забубнил мне в ухо сосед:
— Как еврею есть свинину? Как? Скажи, Вова? Тяжело еврею есть свинину. Но ведь перекрестишься и ешь.
Так вот, потом я узнал, что про одного Живого Журналиста неправильно написал журнал "Афиша" Потом, правда, оказалось, что это журнал "Большой город" неправильно написал про многих Живых Журналистов. А дальше и вовсе оказалось, что всё — правда, и все про всех написали неправильно — в том числе и в самом Живом Журнале.
При этом все принялись обсуждать статью в журнале "Большой город", который я обычно ворую в универсаме "Перекрёсток". Говорят, этот журнал ещё бывает в разных кофейнях, но в кофейни меня не пускают. Так что лучше уж в универсаме, вместе с чем-нибудь съедобным.
Я прочитал эту статью и список Живых пока Журналистов, к ней приложенных. (Оказалось, что одни Живые пока Журналисты страшно недовольны, что попали в этот список, а другие — тем, что в него не попали, Вместо того, чтобы просто тихо поменяться местами, они начали ругаться и плеваться. Ужас прям что такое!).
Сейчас я ещё водки выпью…
…что и сделал с удовольствием. Так вот, мне неловко говорить, но статья эта мне не понравилась. И дело не в ошибках, или там некоторой непонятной небрежности. Мне кажется, её и нельзя было написать хорошо. Она как благодарность Ришелье — для графа де ла Фер её слишком мало, а для Атоса её слишком много. То есть, если написать её действительно для чайников, то она слишком эмоциональна и не-справочна, а если написать для людей, вовлечённых в тему — то все начнут её дёргать, как муравьи гусеницу, найдут ещё больше ошибок, заклеймят в тенденциозности, и — обратно затопают ногами. Куда ни кинь, всюду клин. А всё оттого, что мне завидно, что никто не простит меня написать обо Живом Журнале. А я-то… Я… Мне бы водные лыжи…
Сейчас вернусь…
…вернусь я, как же!
…Нет, всё же вернусь. Так вот, то, что Живой Журнал нужно как-то описать — спору нет. Но совершенно непонятно — как. К тому же в самом Живом Журнале я встретил как-то чудесную мысль — что литература кончилась, как только возникла настоящая филология. Мне эта мысль очень понравилась — почти так же, как рассказ Шендеровича, но с тех пор я не могу её (мысль) найти.
Так вот, сдаётся мне, что сбывается всё то, что я предсказывал — точь-в-точь как уродливый карла Альберих два года назад — русскоязычный Живой Журнал начинает умирать в своём изначальном смысле. Он обрастает историей и необходимостью описания. Он заколосится и покроется плодами, но плюхнувшись из акмэ в стагнацию окончит он свой путь. Итак, он просто перестанет существовать целостно, и окончательно распадётся на всякие мелкие структуры — компании друзей и сообщества.
Upd. А вообще-то. всё это написано только для того, чтобы показать ещё раз wlaer, что какая-нибудь глупость вроде этой соберёт тридцать комментов за час, а его полезное сообщение про музыку так никто и не обсудит. Вот лучше сходите к нему и почитайте. Определённо, да. Я-то всё равно ничего уже не соображаю.
Извините, если кого обидел.
27 октября 2004
История про Брюсова. Первая
Что удивительно, так это то, что в Сети так мало текстов «Огненного Ангела». А в наш век, падкий на популярную эзотерику он должен был бы валяться на десятке серверов. Причём в искусстве этот сюжет был востребован — не говоря уж о том, что Прокофьев сочинил по нему оперу, которую ставят до сих пор.
А вот от самого поэта Брюсова осталось немного — чем-то судьба стихов такого поэта напоминает бильбоке — обывателя предлагают вспомнить что-то, он вынимает стаканчик, делает взмах рукой… Вылетает крохотный шарик, да ещё привязанный верёвочкой. И тут же вновь скрывается в стаканчике.
Таким шариком для Брюсова было однострочное стихотворение, которое ещё и перевирается всеми возможными способами — «О, закрой свои бледные ноги — О, прикрой свои бледные ноги — Закрой свои бледные ноги — О, накрой мои бледные ноги — Спрячь свои бледные ноги — О, укрой свои бледные ноги». Отчасти оно было рекламным ходом символизма, а пророком символизма был сам Брюсов. Что интересно, так это то, чем отличается нынешнее литературное общество от общества столетней давности. Тогда поэты иногда реально платили за художественный эксперимент. Именно поэтому Брюсова перестали печатать.
Но потом были «Ключи тайн», «Сhefs d’oeuvre» и прочее, были слава и поклонение — и потом был написан «Огненный ангел». А совсем в другой жизни Брюсов станет советским работником, сменит десятки постов и комиссий, вступит в Партию за четыре года до смерти — если верить злым
