Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но всего этого, конечно, Человек, Сидевший на Подоконнике не знал, и начал свой рассказ гениально и просто:
— Фаблио родился в семье бедного сапожника…
Это модель жизни термина — в конце концов он не означает ничего. Нужно цепляться за договорные значения слов, за договорённости с собеседником.
Однажды я придумал простой вопрос о гендере в экзаменационных билетах. У меня не хватало вопроса и я написал там просто «гендер». Наконец, этот вопрос вытянул один неплохой молодой человек.
Он прочитал вслух в меру короткое слово, набрал воздуху в лёгкие, и начал:
— Гендер был видным немецким учёным восемнадцатого века, занимавшимся связью между природой и культурным развитием рода человеческого…
— Ну, — ответил я, — Мир вечен, этим и прекрасен.
И рассказал присутствовавшим историю про фаблио.
28 февраля 2005
История про зубы дарёных коней
Это довольно скучная история и интересна она может быть, только людям, близким к фэндому и писателям-фантастам. Остальным это вовсе ни к чему. Потому что это история про призы и премии — а это очень внутреннее дело.
Перед тем, как начать брюзжать, хорошо бы вспомнить, как беззвучно скачут по столу президиума кони-призы и машут на них разноцветные Егории победоносными копьями. Скоро они пойдут по рукам.
Говорят, только одно питерское издательство внимательно относятся к своим авторам и их лауреатству — пишет на обложках такой-то номинировался на РОСКОН, да и на премию «Грелка» номинировался. Надо пояснить, что список голосования на РОСКОНе — библиография всей фантастической литературы вышедшей за год: одних романов штук пятьсот. Поэтому я расскажу, как происходит «народное» голосование: участник Конвента получает в комплекте с авторучкой, бэджем со своей фамилией (Кто украл мой, отдайте, пожалуйста, я их собираю!) толстую книжку с описью романов, рассказов и критических выступлений в книгах и журналах. Последнюю страницу нужно вырвать и проставить в специальных квадратиках баллы от одного до десяти по десяти же выбранным произведениям.
Вот как комментирует это один из организаторов: «Количество публикаций рассказов и повестей стало таким, что большинство голосовавших истратили свои 10 голосов, дойдя лишь до литеры "Л"». Итак, сидит избиратель, листает библиографическую книжку и лепит свои оценки практически по алфавиту. У него и голова уже болит, и текстов он всех не читал, и вот поэтому получается то, о чём организатор говорит: «Разрыв между "известными" авторами и всеми "прочими" стремительно растёт. Читатель полностью потерял ориентацию в литературе и способен осуществить выбор только в пользу знакомых торговых марок». А вот это-то есть самое главное утверждение — голосование происходит не за тексты, а за личности. Вернее, за бренды.
То есть, бюллетень голосования — это на самом деле социологический опрос на тему: «Какой бренд любим в корпоративной среде фантастического сообщества». Именно поэтому Пелевин болтается на седьмом месте, а его опережает роман Генри Лайона Олди «Шмагия».
Важно, что фантастические призы безденежны. Из дорогих призов я видел только премиальные настольные памятники конвента «Аэлита» — полжизни можно прожить на выковырянные из них красоты уральской земли. Ну, и харьковчане, с их настоящим золотом. Попытки давать писателям деньги, сколько я знаю, не прижились. Итак, только слава, только знак гамбургского признания?
Беда в том, что мало кто, даже из завсегдатаев конвентов, помнит, кто получил серебро в 2002, бронзу в 2004, и золотую лошадку в 2000 — хотя имена выходящих на сцену у всех на слуху — Лукьяненко-Васильев-Громов-Лукин за романы, Дивов-Каганов за рассказы, Байкалов-Синицын за критику. Иногда «рассказчики» кочуют в «романисты» но дела это не меняет. Всё это напоминает Политбюро времён развитого социализма — сколько у кого коней… тьфу, то есть — звёзд, уже никто не помнит. Чем больше навесного железа, тем быстрее оно девальвируется. Кроме РОСКОНа есть, как минимум, пять конвентов с ворохом номинаций и в каждой всё то же — от золота к бронзе, плюс главный приз, плюс за выслугу, плюс дипломы… Оттого интриги и попытки согласованного голосования мне не сколько неприятны, сколько забавны — это что-то вроде драки за почётную грамоту на собрании жильцов второго подъезда.
Гамбургского счёта нет. Есть номенклатура хороших людей (запомни, читатель — на сцену выходят действительно лучшие, но с титулами, придуманные Евгением Шварцем — почётные папы римские нашего королевства), выбыть из которой непросто — будто из Политбюро. Дело ещё и в том, что фэндом самофокусируется, в нём происходит отражение от невидимых стенок, отделяющих его от остальной литературы — и попасть в тройку призёров «чужому» тексту практически невозможно.
Что же с этим делать? Неизвестно. Может, исключить серебро и бронзу? Может, изменить структуру голосования? Молчит фэндом, не даёт ответа. По мне так, ситуация неразрешима — каждый конвент будет раскручивать печатный станок лауреатства; фэндом — голосовать за родные имена, а номенклатура — консервироваться, а призовые места — обесцениваться
01 марта 2005
История про зенитки
Существует расхожий афоризм "Их зверские зенитки подло сбивают наши доблестные самолеты, мирно бомбящие их поганые города" — кажется, это сказано Карелом Чапеком.
Никто не знает, как этот афоризм звучит точно?
И нет ли у кого ссылки на него в каком-нибудь официальном виде?
02 марта 2005
История про стихосложение (I)
Один из самых известных споров архаистов и новаторов описан в четвёртой главе замечательной книги о Цветочном городе. Царстве крестьянской общины, первобытном совхозе коротышек. Это потом герои доберутся до города Солнечного, где почуют вкус хрущёвского коммунизма, переместятся в параллельный СССР 1980 года. Это будет наш город, в котором европейская утопия из прекрасного далека переместилась к нам под ноги, а граждане укорочены под размер сыроежки.
А пока коротышки шастают между стеблей, как Микоян сквозь струй.
Так вот, многие помнят, как Незнайка, разочаровавшись в живописи, решил стать поэтом. Он пошёл к своему приятелю, жившему на улице Одуванчиков. Оказывается, кстати, что поэта звали Пудик, но в эстетических целях он взял псевдоним Цветик.
