Читаем без скачивания Долгожданная кража - Владимир Викторович Зингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
— Вот-вот, — закивал Александр Васильевич. — Если бы Шекспир пару лет на Чукотке прожил, он бы такого понаписал!
Вполне возможно, что Евтюшкин сейчас бы принялся рассуждать, что мог написать Шекспир, окажись он в яранге, или на нартах в оленьей упряжке, но не судьба. Противно зазвонил телефон, а голос дежурного озабоченно сказал в трубку:
— Леша, спускайся вниз, тебе на выезд.
Глава 14
Вахтер особого назначения
Дядя Коля не смотрел мне в глаза и пытался несмешно шутить. Мы находились в его кабинете, и мне было его жалко. Человеку предстояло уведомить меня о том, что я в розыске больше не работаю, а такие вести сообщать коллеге, с которым сложились вполне доброжелательные отношения, ох, как нелегко, пусть даже тот всего лишь твой подчинённый. Наконец, он решился и оставил свои глупые присказки в стороне.
— Алексей, ты всё сам должен понимать. При таком раскладе тебя никак нельзя оставлять на службе в розыске. Сам понимаешь, ещё хуже может быть. Если мы демонстративных мер к нарушителю не примем, прокуратура возьмёт, да и возбудит в отношении тебя уголовное дело, а тогда уж, сам понимаешь…
Волнуется мужик. Сколько раз уже повторил он это своё «понимаешь». Я понимал, но слаще от этого не становилось.
— А может ты сам напишешь рапорт на перевод, скажем, в спецкомендатуру? Дежурным, например? — с надеждой спросил Николай Иванович.
Ну уж дудки! Оставить такой след в своём личном деле? Кому в дальнейшем будет интересен сотрудник, сбежавший из уголовки? Ясно, что местечко для меня в комендатуре уже подготовлено, но как известно (об этом ещё, по мнению Титана, «великий Кал Маркс говорил»), человек — кузнец своего счастья. Так что я своими руками обрекать себя на позорную ссылку не буду. Да простят меня собратья из всех спецкомендатур Союза, там тоже служба порой не сахар, но это наименьшее, к чему я хотел бы стремиться.
Начальник розыска срисовал мою мимическую реакцию и без паузы продолжил:
— Ладно, настаивать не буду — не пиши. Но дела это не меняет. Пойми, Алексей, решение уже принято, и это не моё решение. Ты хороший сыщик, но обстоятельства… Одно могу обещать: я всегда готов принять тебя обратно.
С БАМом всё прошло значительно будничней. Для него я был источником неприятностей, избавиться от которого — великая удача. Он сообщил мне, что в связи со служебной необходимостью я переведён на должность дежурного инспектора второй спецкомендатуры. Ладно хоть не по служебному несоответствию, и то хорошо! От меня требовалось зайти к замполиту, расписаться в приказе и приступить к сдаче дел, а завтра с утра прибыть в распоряжение начальника спецкомендатуры. Так что зря ты, дядя Коля, старался — не надо никаких рапортов на перевод. Дело уже сделано и без нас с тобой.
Большаков напоследок посмотрел на меня взглядом мудрого начальника и изрёк с почти отеческой интонацией, сквозь которую, однако, просвечивало некоторое облегчение (не мне с тобой теперь возиться):
— Надеюсь, что это послужит тебе хорошим уроком на будущее, Воронцов. Работник ты вроде бы и успешный, но всё время вокруг тебя какое-то напряжение ощущается. Всё тебе по-своему надо сделать. Неудобный ты какой-то. Пятно на коллектив, опять же, из-за твоих фокусов. Будь как все, и самому легче станет.
Будь попроще, и люди к тебе потянутся — перевёл я для себя последнее изречение начальника, которого он в такой редакции пока ещё не знал. Вот интересное дело: до настоящего времени моя вторая жизнь отличалась от первой какими-то несущественными мелочами, а сейчас возникла серьёзная заявка на новизну. Вот стану я великим спецкомендатурным деятелем и на грядущем строительстве пятой домны, знаменитой «Северянки», где будут работать мои химики — условники, вотрусь в доверие к нашему Борису Николаевичу, которому придётся частенько наезжать на стройку для придания ускорения темпам работы. Понравлюсь ему и между делом угощу «палёнкой» с «трассы»[10]. Он, конечно, после этого никаким президентом стать не сможет — уж очень продукт ядрёный, от него слепнут частенько или ещё что случиться может. Зато сделает меня каким-нибудь там своим референтом, а то и зятем. И буду я его по вечерам «палёнкой» угощать да сказки о будущем на ночь рассказывать, совсем как Шахерезада. А в стране у нас покатится с-а-а-в-с-е-м другая жизнь, панимаишшь.
Я прислушался к своим ощущениям и устыдился. С чего это вдруг меня на такие глупости потянуло? Сказал же начальник — будь проще. И вообще, пора передачей дел заняться.
Я сдал карточку-заместитель на своего «Макарова» в штаб, дела по описи — Николаю Ивановичу. Всё у меня уже было заготовлено — зачем растягивать процедуру расставания? Как говорится, уходя — уходи. Прознавшие откуда-то про мой последний день в конторе ребята — сыщики забегали по одному и группами, говорили неуклюжие слова ободрения, хлопали по плечу, ругали прокуратуру и нового зама, без которого «такой фигни никогда не бывало» и вообще всячески старались меня развеселить.
Потом потянулись девчонки из дознания и детской комнаты, ну прямо панихида какая-то получилась. А мой друган Санька Барыкин, который почему-то тоже оказался здесь, заявил, что ему приснилось, будто бы к Новому году я опять буду работать в райотделе, только уже начальником. Переборщил слегка с утешением. Пора было пресекать это дело. Титан меня понял и быстренько погнал всех на выход, а когда мы остались одни, сказал:
— Я не знаю, что там видел во сне Барыкин, но помни, что сказал великий Карл Маркс…
— Человек — сам кузнец своего счастья! — подхватил я, и мы дружно заржали.
— Да знаю я, что Карл Маркс здесь не при чём, — смеясь, проговорил Титан, — но так бывает занятно наблюдать за реакцией услышавших эту галиматью. На вот лучше. — подал он мне какой-то ключ. — Это запасной от кабинета. Как приспичит чего-нибудь пораскрывать, а тебе обязательно приспичит, даже не сомневаюсь, приходи, будь, как дома. Хоть так делать вроде и не полагается, но все последствия беру на себя. И будущему претенденту на твоё место всё объясню.
Теперь пора и на выход. Это как на вокзале: кто-то останется, кто-то уедет. Этот кусок жизни уже позади, и больше
