Читаем без скачивания Красная Борода - Сюгоро Ямамото

О-Эй громко рассмеялась и, склонившись к уху Ниидэ, шепнула:

— Господин доктор, пусть это останется между нами: на самом деле я вполне здорова — только прикидываюсь дурочкой.

— Помолчи, от таких больных я это слышал не раз.

— Я не вру, доктор! Честное слово, не вру! В двенадцать лет — я уже служила тогда в лавке — меня послали в амбар помочь грузчикам. Я оступилась, упала с лестницы и ушибла голову и спину. Вот тогда-то, воспользовавшись этим случаем, я надумала прикинуться, будто повредила себе мозги... На самом же деле я здорова и вполне справ­люсь с воспитанием ребенка.

—  Там в приемной ее ожидает мать, — обернувшись к Нобору, сказал Ниидэ. — Пойди и скажи ей, что девушку мы на несколько дней оставим в больнице. Когда понадо­бится, мы ее известим.

Когда Нобору вошел в приемную, О-Канэ, мать девуш­ки, кинулась ему навстречу и, даже не дослушав его объяс­нений, закричала:

— Что за чушь вы несете? Где это видано, чтобы на это требовалось столько времени? Она же ненормальная и такая упрямая: я ее убеждаю — надо освободиться от ребен­ка, а она и слушать не хочет.

—  Верно, она не соглашается — и с этим не поспоришь, — ответил ей Нобору. — Ничего неестественного нет в том, что женщина — пусть она и дурочка — желает иметь детей.

— И вы хотите помочь слабоумной родить идиота?

—  Доктор Ниидэ сказал, чтобы вы пришли через три дня.

—  Я уйду отсюда только вместе с ней, — решительно заявила О-Канэ. — Мне говорили, что в этой больнице делают такую операцию тем, кто в этом нуждается, и даже за лекарство не берут денег, потому и обратилась к вам. Теперь поняла, что сглупила. Схожу туда, где надо пла­тить, — там сделают сразу и не станут ни о чем расспраши­вать. Приведите сюда мою дочь, и немедленно!

Может, в самом деле отпустить с ней дочь? — подумал Нобору. Но Ниидэ стоял на своем, и женщина ушла, пообе­щав напоследок, что уж через три дня заберет дочь, чего бы это ни стоило. Просительное выражение исчезло — она глядела на Ниидэ злобно и презрительно, будто он лишил ее чего-то чрезвычайно для нее важного.

— Чего она хочет? — возмутился Нобору. — Что-то за этим кроется — ведь она заявила, будто готова даже заплатить, лишь бы поскорее освободить дочь от ребенка.

— Не твоя забота — предоставь это мне и Мори, а сам собирайся к родителям в Кодзимати. Уже три часа, и они тебя давно ждут.

В Кодзимати в гостиной сидели супруги Амано и их дочь Macao. День был сумрачный, над городом низко нависли серые тучи, готовые вот-вот разразиться дождем. Еще не было четырех, а в доме уже зажгли огни. Нобору сначала позвали в кабинет отца, где была и мать. Там ему объявили, что тянуть нечего, сегодня состоится помолвка, пока неофициальная, без гостей — он и Macao только обменя­ются чашечками сакэ, как положено. Нобору сперва заявил, что отказывается. Эта церемония в родственном кругу оживила воспоминания о его помолвке с Тигусой. Мать будто почувствовала это и, подвигав непослушными ногами, хотела что-то сказать, но отец властным жестом остановил ее.

— Таково желание господина Амано, и я с ним согласил­ся, — решительным, не допускающим возражений тоном заявил он. — Что мешает нам отпраздновать это в семейном кругу? Ведь на март уже назначена официальная помолвка.

— Потому-то и нет необходимости делать это сейчас, — возразил Нобору.

— Но ведь существует обычай!

Нобору промолчал и поглядел на токонома[24]. Там в мед­ных вазах стояли веточки сосны и сливы. Так было и сто, и двести, и триста лет тому назад.

«Всегда ветка сосны, всегда ветка сливы — от сотворе­ния мира!» — тоскливо подумал Нобору.

Мать поставила эти ветки согласно традиции, а отцу невдомек, почему такое бессмысленное повторение вызы­вает печальное чувство.

Его молчание родители восприняли как знак согласия. У отца, по-видимому, отлегло от души.

—  Пойди приготовь все, как положено, — сказал он матери. — Ну, вот и хорошо, — улыбнулся он, глядя на Нобору. — Откровенно говоря, я за тебя беспокоился — ведь помолвка с Тигусой была неудачной. Кстати, господин Амано собирается поговорить с тобой. Думаю, разговор этот будет для тебя небезынтересным.

Отец загадочно поглядел на Нобору. Его лицо освети­лось ласковой улыбкой.

Помолвка в семейном кругу происходила в гостиной. По этому случаю пол застелили пунцовым шерстяным ковром, расставили старинные позо­лоченные ширмы и внесли два светильника. Жених и неве­ста переоделись: Нобору — в льняной камисимо[25], Macao — в белое кимоно из гладкой ткани и в утикакэ[26] такого же цве­та. Волосы ей уложили в прическу в стиле симада[27], воткнув в них золоченые шпильки. Густой слой косметики настолько изменил внешность Macao, что Нобору она пока­залась взрослой женщиной. Его отец и мать, а также супруги Амано были в строгой одежде, подобающей цере­монии.

Нобору заметил, что столик с чашечками для сакэ вне­сла незнакомая ему женщина.

«Похоже, и сватов не пригласили», — подумал он.

Когда завершилась церемония обмена чашечками сакэ, женщина, скромно сидевшая в углу, низко поклонилась, коснувшись ладонями пола, и негромко, дрожащим голосом произнесла: «Поздравляю». Нобору с удивлением заметил, как затряслись ее руки, а по щекам потекли ручейки слез.

«Так это же Тигуса!» — чуть не вскрикнул Нобору. Ну конечно же, перед ним была Тигуса — его бывшая невеста. Но как же она переменилась! Куда исчезли ее ослепитель­ная, чувственная красота, ее очаровательные черты лица, какими они запомнились Нобору перед отъездом в Нагаса­ки. Может, такое впечатление создавали выбритые брови и выкрашенные в черный цвет зубы, как это положено замужней женщине? Но главное — сказалась семейная жизнь: рождение ребенка, необходимость каждодневно потакать прихотям мужа... Сейчас перед ним была обыкно­венная, ничем не привлекательная замужняя женщина, каких во множестве можно встретить в любом городе, на любой улипе. Глядя на нее, Нобору ощутил, как многолет­няя тяжесть свалилась с него, и мысленно возблагодарил судьбу, которая их когда-то разлучила.

— Здравствуйте, Тигуса, — спокойно произнес он. — Я слышал, что у вас родился ребенок. Надеюсь, он здоров?

— Благодарю вас, — прерывающимся голосом ответила Тигуса. — Девочка недавно перенесла корь, но теперь уже поправилась.

— Ах вот как? К сожалению, я не знаком с вашим супру­гом, но тем не менее передайте ему, пожалуйста, привет и наилучшие пожелания.

— Ну довольно! А теперь отправляйся к себе, — прика­зал Амано.

Тигуса поклонилась и вышла.

— Спасибо, Нобору, — прочувствованно произнес Ама­но. — Я, может быть, глупый отец, но не успокоился бы, не получив твоего прощения. Но ты проявил истинное благо­родство. Теперь я разрешу Тигусе заходить к нам в дом и смогу нянчить внучку.

Нобору поклонился и поглядел на Macao. Девушка отве­тила ему полным благодарности взглядом.

Какие умные, глубокие и чистые глаза — в них, как .в зеркале, отражается вся гамма чувств до тончайших оттен­ков; поистине судьба оказалась к нему благосклонной; вер­но, красота Macao не броская, но со временем она расцве­тет — в этом нет сомнения. Тигуса напоминала пышный цветок, а стебель и веточки служили лишь тому, чтобы подчеркнуть его красоту. Отцветет цветок, опадут его лепестки, и стебель и веточки останутся голыми. Macao же — цветок вроде бы скромный, неброский, но красота его становится все утонченней по мере того, как растут его веточки и вытягивается стебель. И если Тигусу можно сравнить с усыпанным цветами кустом, то Macao похожа на вечнозеленое дерево, не меняющее цвета во все времена года; именно такую женщину он мечтал избрать спутницей жизни. Так думал Нобору, разглядывая Macao.

После того как пригубили сакэ родители жениха и неве­сты, Амано повернулся к Нобору и сказал:

— Скоро исполнится год, как ты работаешь в больнице Коисикава. Недавно я встретился с господином Ниидэ, и мы договорились, что в марте будущего года ты оставишь боль­ницу. Тебя назначают на должность медика при правитель­стве.

Нобору вопросительно поглядел на Амано.

— Мы собирались сразу же определить тебя на эту долж­ность по возвращении из Нагасаки, — продолжал Амано, — но в твое отсутствие Тигуса сошлась с другим. Мы понима­ли, что, оставаясь среди нас, ты не снесешь позора. Я посо­ветовался с доктором Ниидэ, и он согласился взять тебя на время в свою больницу. Так вопреки твоей воле ты попал туда. Мы решили, что перемена места и напряженная работа помогут тебе преодолеть постигшее тебя разочаро­вание. Кроме того, мы посчитали, что в такой больнице ты сможешь применить знания, почерпнутые в Нагасаки.

С тех пор я частенько встречался с доктором Ниидэ, интересовался тобой. Вначале он со смехом рассказывал, какой ты твердый орешек и сколько ему пришлось прило­жить сил, чтобы приучить тебя к работе, но в последнее время ты изменился в лучшую сторону и, к радости Ниидэ, с готовностью брался за лечение самых трудных пациентов. Вот и получилось: мы тебя вроде бы насильно отправили в больницу Коисикава, а благодаря твоим стараниям и терпе­нию все разрешилось к лучшему. Ты не можешь себе пред­ставить, как меня обрадовал лестный отзыв Ниидэ. Еще раз прости нас за своеволие.