Читаем без скачивания Красная Борода - Сюгоро Ямамото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не намекаю, а прямо говорю. Здесь смердит твоим грязным нутром. Всю комнату провоняла — вот-вот всех выворотит наизнанку. Принюхайся — поймешь.
— Какое вам дело до моего нутра?
— Сгнило не только твое нутро, вся ты гниль, с головы до пят! Некоторые заставляют своих детей работать, когда в доме нечего есть. Но я до сегодняшнего дня еще не встречал здоровых родителей, которые продают своих детей, чтобы напиться сакэ. Такие подлецы — нелюди. Они не имеют права называться родителями. Запомни: любая скотина, любое дикое животное готово пожертвовать жизнью ради спасения детеныша, будет голодать, но первым накормит его. А ты хуже скотины, хуже дикого зверя... Молчи! — заорал он, видя, что О-Канэ собирается ответить. — Девочку мы оставим у себя в больнице, — продолжал Ниидэ. — А о тебе я сообщу властям, и если ты по-прежнему будешь наживаться за счет детей, они примут меры.
— Ах, как страшно!
— Убирайся, — сказал Ниидэ. — И учти: будешь наживаться на собственных детях — тебе не миновать тюрьмы.
— Я не из пугливых, — пробормотала О-Канэ, поднимаясь. — Властями ты можешь детишек стращать, а не меня! В тюрьму посадят! Ой-ой, у меня сейчас кожа на животе лопнет от смеха. — Приговаривая так, О-Канэ бочком выбралась из комнаты и, пошатываясь на непослушных ногах, покинула больницу.
— Нет, так нельзя, — пробормотал Ниидэ. — Последнее время я веду себя непозволительно грубо. И чего я так раскричался. Она ведь просто темная, глупая женщина. И это не вина ее, а беда. И все это из-за крайней бедности и тяжелых условий.
— Я так не думаю, — возразил Нобору. Ниидэ удивленно поглядел на него.
— Бедность или богатство, плохие или хорошие условия, на мой взгляд, не имеют отношения к сущности человека, — пояснил он. — Почти год я сопровождал вас во время обходов больных на дому и за это время сталкивался с разными людьми. Были среди них достаточно образованные и обеспеченные, но уступавшие обыкновенным простолюдинам. Встречались мне и совершенно неграмотные бедняки — прекрасные люди, перед которыми хотелось низко склонить голову.
— Хочешь сказать, как за ядовитым растением ни ухаживай, оно все равно останется ядовитым? Так, что ли? Но человек научился делать из ядовитых растений чрезвычайно эффективные лекарства. Нет слов, О-Канэ плохая мать, но если ее только поносить и унижать, она от этого лучше не станет. Напротив, будет еще зловредней. А нужно из плохого человека научиться извлекать то, что в нем есть хорошего, — точно так же, как из ядовитых растений извлекают полезное лекарство. При всех обстоятельствах ведь это все-таки человек!
— Скажите, — тихо спросил Нобору, — а ваша идея вернуть в больницу Цугаву тоже основывается на этой точке зрения?
— С чего это ты приплел сюда Цугаву?
— Хочу узнать: чем вы руководствовались?
— Желаешь, чтобы я накричал и на тебя?
— По-видимому, так это и будет, — холодно ответил Нобору. — Но вам нет необходимости возвращать Цугаву в больницу, потому что я намерен здесь остаться.
— А кто тебе это разрешил? — Ниидэ сердито с узил глаза.
— Вы.
— Я?!
— Да, вы изволили разрешить.
— Ничего не выйдет, я не допущу. — Ниидэ рубанул воздух рукой. — Тебя назначают на высокий пост — дело решенное!
— «Именно нашей больнице нужны настоящие врачи» — разве это не ваши слова? Я и сам только здесь понял, что врачевание — акт милосердия, — настаивал на своем Нобору.
— О чем ты болтаешь? — резко перебил его Ниидэ. — «Врачевание — акт милосердия...» — Он почувствовал, что говорит слишком возбужденно, глубоко вздохнул и понизил голос. — «Врачевание — акт милосердия...» Этот вздор, эти бредни придумали для себя врачи-шарлатаны, у которых одна цель — заработать побольше денег. Они свое подлое поведение прячут за столь высокими словами, чтобы скрыть неутолимую жажду к бесчестному обогащению.
Нобору стоял перед ним, не решаясь прервать.
— О чем говорить, если медицина не способна по-настоящему вылечить даже простуду, — продолжал Ниидэ, — врач не может правильно поставить диагноз и ищет во тьме на ощупь, опираясь лишь на жизненные силы больного. Мало того, врачи в своем большинстве — шарлатаны, не желающие трудиться.
— Тогда тем более странно, что вы намереваетесь избавиться от моих услуг, а Цугаву вернуть в больницу, — перебил Нобору.
— Не надо путать одно с другим.
— Вы сами знаете, что я ничего не путаю. И позвольте вам заметить: я останусь здесь, даже если ради этого придется применить силу. Я своими глазами однажды видел, какой вы обладаете силой, но и это не заставит меня уступить. Ваша воля, можете выгнать меня, но...
— Ну и глупый же ты человек.
— К этому и вы приложили руку.
— Да, глупый! Это в тебе говорит юношеский задор. Смотри, потом пожалеешь, но будет поздно.
— Значит, вы позволите мне остаться?
— Уверяю тебя, будешь горько сожалеть об этом.
— Поживем — увидим. Во всяком случае, позвольте вас поблагодарить. — Нобору склонил голову.
Ниидэ ничего не ответил и вышел из комнаты.
ДЕВУШКА ПО ИМЕНИ О-СЭН
Часть первая
1Макрель была свежайшая. Ее голубоватая чешуя переливалась всеми цветами радуги. О-Сэн почистила тушку, отрезала голову, отделила от костей мякоть, посолила, затем положила в горшочек, добавила тонко нашинкованный имбирь и спрыснула уксусом, с удовольствием наблюдая, как от уксуса мякоть меняет цвет и будто съеживается. Радостно напевая, она стала думать о том, использовать ли для гарнира зеленую периллу либо сдобренную уксусом гречиху. И в этот момент она услышала голоса, доносившиеся из мастерской:
— Когда это тебе понадобится?
— Если можно, сделайте к завтрашнему дню, часам к двенадцати.
— Исключено. Видишь, сколько у меня заказов? Обратись к другому точильщику.
— Понимаю, но мне бы очень хотелось, чтобы именно вы наточили мне этот нож — я намереваюсь взять его с собой в поездку.
— В поездку? — донесся удивленный голос Гэнроку. — Ты собираешься куда-то ехать?
— Да, поэтому я к вам и пришел — знаю, что вы настоящий мастер, исполните заказ наилучшим образом.
О-Сэн узнала голос Сёкити, и ее тотчас бросило в жар. Сёкити уезжает — на заработки или... Она приблизилась к двери в мастерскую и стала прислушиваться.
— Вот оно что... — пробормотал Гэнроку после недолгого молчания. — Хорошо, постараюсь исполнить в срок.
— Спасибо, буду вам крайне признателен. Хлопнула дверь. О-Сэн прислушалась к звуку шагов.
Они приближались к входу на кухню. Она слегка отодвинула перегородку, и в следующий момент появился Сёкити. Он подошел, то и дело оглядываясь, словно за ним следовали по пятам. На побледневшем лице необычно ярко блестели глаза. Глядя на О-Сэн, он облизал пересохшие губы и зашептал:
— Я должен сказать тебе кое-что очень важное. Приходи к набережной Янаги в Окавабату — там буду тебя ждать.
— Хорошо, — растерянно закивала О-Сэн.
— Не обманешь? Приходи обязательно! — повторил Сёкити и исчез, словно его ветром сдуло.
Не заметил ли их кто-нибудь, подумала О-Сэн и быстро огляделась по сторонам. Лишь у входа в парикмахерскую она заметила ожидавшую приглашения клиентку, в библиотеке же, галантерейной лавке и у торговца сушеной рыбой никого не было. На удивление пустовала и контора посыльных Ямадзаки, около которой обычно собирались поболтать кумушки, — у входа лишь кошка дремала на солнышке. Задвинув перегородку, О-Сэн достала из бамбуковой корзинки листья периллы, положила на разделочную доску, взяла кухонный нож и задумалась... Под каким бы предлогом улизнуть из дому? Такое ей предстояло впервые. Сердце замирало от страха, в то же время ей очень не хотелось лгать дедушке Гэнроку. Перед глазами всплыли бледное лицо и беспокойный взгляд Сёкити, в ушах еще звучали его слова об отъезде. Глядя на разделочную доску, она вдруг вспомнила, что у плотины, в Янагиваре, всегда продают листья аралии. Она купит их для гарнира и, если поторопится, может успеть на свидание с Сёкити. Она вытерла о передник руки и заглянула в мастерскую.
— Дедушка, я схожу что-нибудь купить на гарнир к макрели, — сказала она.
— Стоит ли тратить лишние деньги? Для макрели сойдет и то, что найдется дома, — возразил Гэнроку, не отрывая глаз от точильного камня.
— Не беспокойся, я только куплю листья аралии и сразу вернусь.
О-Сэн поспешно выскочила на улицу, опасаясь, как бы Гэнроку ее не остановил.
Чтобы пройти к Янагиваре, надо было свернуть направо, однако О-Сэн повернула налево, чуть не бегом миновала квартал Хэйэмон и вышла к Окавабате.
Был вечерний прилив, и от высоко поднявшейся на реке Сумида воды сильно пахло морем. Волны холодно посверкивали в лучах предвечернего осеннего солнца, в воде отражались белые облака. Водная гладь казалась необычно пустынной — ни барж, ни чаек над рекой. Лишь небольшое суденышко, поспешавшее вверх по течению, виднелось близ переправы Такэя. О-Сэн быстро пошла вдоль берега. Потревоженные ее шагами крабики разбегались, прячась в щелях каменного парапета. Она замедлила шаги, опасаясь, как бы невзначай не наступить на одного из них.