Читаем без скачивания Красная Борода - Сюгоро Ямамото

Однако ситуация складывалась не в пользу жителей улицы Ябусита. Если монахи из храма Гококудзи выступили в поддержку Мацудзиро, то, как ни старайся, свою правоту не докажешь. Кроме того, у Мацудзиро были деньги, а всем известно, сколь падки до денег чиновники, тем более что молодой господин обещал понастроить здесь всякие доход­ные заведения. Какудзо и еще четверо квартирантов ходили жаловаться, но чиновники и слушать их не пожелали. У них на все был один ответ:

—  Вы должны быть и так по гроб жизни благодарны хозяину — почти двадцать лет он не брал с вас ни гроша. Чего же вы хотите еще?

—  А мы уж договорились между собой, что готовы отныне платить, сколько положено, лишь бы оставили нас в наших жилищах, но те и слушать не хотели. Они выпол­няли приказ Такады: поскорее выселить жильцов из при­надлежащих ему бараков.

Нобору слушал и не мог понять: кто же из них прав? Может, и вправду проще им переехать в другое место? С какой стати они так упорствуют: то ли привыкли к своей улице, то ли из упрямства, просто чтобы настоять на своем? Но вслух он ничего не сказал.

Ниидэ вернулся от управляющего через час. Он отворил дверь, однако внутрь не вошел, лишь подал знак Нобору и Такэдзо собираться в обратный путь, а О-Танэ сказал:

— Ни о чем не беспокойтесь. Управляющему я все объ­яснил. Идзо ничего пока предпринимать не будет, но вы тоже постарайтесь не лезть на рожон, пока все оконча­тельно не устроится. Скажите об этом Какудзо и остальным жителям бараков.

На обратном пути они заглянули еще к нескольким паци­ентам. По дороге Ниидэ рассказал о своей беседе с управля­ющим. Он прерывал повествование, когда они заходили к очередному пациенту, и продолжал уже на улице, поэтому рассказ длился довольно долго, зато Нобору узнал об этом происшествии во всех подробностях.

Отец Какудзо, Какити, занимался изготовлением цино­вок, мечтал открыть свою мастерскую, но мечта его так и не сбылась. С двенадцати лет Какудзо отдали в ученики повару в харчевне «Надамон». Ему по душе была работа повара, но к двадцати годам он убедился, что готовить еду он не научится. Тогда он решил стать хозяином — открыть собственный ресторан — и начал копить деньги. Известно, что повара, за редким исключением, люди веселые — любят пошиковать, развлечься с женщинами, чему способ­ствует сам характер их работы. Но Какудзо, решив во что бы то ни стало открыть собственное дело, отказался от лишних трат, чем навлек на себя презрение всей поварской братии.

Как раз в это время Какудзо сблизился с О-Танэ, и вскоре они решили пожениться. Родители О-Танэ рано умерли, и ее взял на воспитание дед Тасукэ, который зара­батывал тем, что вечерами разносил горячую лапшу про­ституткам. О-Танэ с двенадцати лет помогала ему готовить лапшу, а ночью — разносить.

Два года тому назад деда хватил удар, отказали ноги; он лишился памяти и с трудом мог связать несколько слов. О прежней работе не могло быть и речи, и О-Танэ нанялась в чайный домик. Так прошло два года.

Отец Какудзо скончался еще до того, как Тасукэ хватил удар, а мать умерла от болезни пятью годами раньше. Оставшись один, Какудзо поселился в доме родителей. До этого он жил в харчевне «Надамон». С О-Танэ он встре­чался каждый день и однажды поделился с ней своей мечтой о собственной харчевне. О-Танэ в свое время часто помо­гала деду Тасукэ готовить лапшу и, как посчитал Какудзо, вполне подходила на роль хозяйки.

—  Мы непременно добьемся своего, если даже ради этого придется камни грызть, — сказала она Какудзо и тоже стала откладывать деньги из своих скудных заработ­ков. Наконец в августе этого года они договорились с управ­ляющим и переехали в пустовавший дом. Он стоял у дороги, по которой шли паломники к храму Гококудзи. Кроме того, поблизости был квартал особняков, принадлежащих потомкам знаменитых самурайских семейств, чьи слуги всегда считались выгодными клиентами.

Короче говоря, место было выбрано вполне подходящее для харчевни. Подсчитав накопленные деньги, Какудзо договорился с плотником Ёхэем и штукатуром Косукэ — оба были порядочные выпивохи, но дело знали — и присту­пил к перестройке дома.

Перестройка подвигалась не так быстро, как хотелось, потому что Ёхэй и Косукэ могли заниматься ею лишь в вечерние часы после работы, но все же к концу сентября она была в основном закончена. Тем временем Какудзо и О-Танэ закупили сковородки, котлы, кухонные ножи, посуду. Какудзо взял расчет в «Надамоне» и пятнадцатого октября состоялась церемония открытия. Дела пошли неплохо, осо­бенно много было посетителей в новогодние праздники, и Какудзо с О-Танэ решили пожениться — тем более что местные жители стали смотреть на них косо: мол, молодые люди затеяли общее дело, живут вместе, а не женаты.

—  Прошло немного времени, и вдруг Мацудзиро Такада приказал им освободить дом, поскольку он идет на снос, — продолжил свой рассказ Ниидэ. — А ведь у них только-только дела наладились, появились постоянные клиенты. Но этого мало. Какудзо все свои деньги, равно как и деньги О-Танэ, вложил в харчевню да еще влез в долги.

Какудзо остался без гроша в кармане и с кучей долгов. О-Танэ ничего не оставалось, как вернуться на работу в чайный домик. Жители бараков посо­ветовались между собой и решили идти к Такаде.

—  Но, как тебе уже известно, Такада не стал с ними раз­говаривать, а просто выставил за дверь, — продолжал Ниидэ. — Положение сложилось тяжелое. Мало того, что на стороне Такады были монахи из храма Гококудзи, его поддерживали и местные власти, заинтересованные в строи­тельстве увеселительных заведений, суливших немалые доходы. Да еще эти двадцать с лишним семей ничего не пла­тили за аренду жилья. Этот факт давал Такаде все шансы выиграть дело, если оно будет передано в суд.

—  Но почему отец Такады отказался брать с них день­ги? — спросил Нобору.

—  Не знаю. Интересно, что покойный Ёсити дал это обещание добровольно. Управляющий показывал мне домовую книгу, в которой черным по белому написано: Ёсити отдает свои бараки в безвозмездное пользование. Эта запись скреплена подписями хозяина и пятерых представи­телей от жильцов.

—  Неужели все пятеро умели писать? — удивился Нобору.

Ниидэ сердито поглядел на него и произнес:

—  Человек с больной печенью остается человеком с больной печенью, даже если он этого не знает.

—  М-да, — неопределенно протянул Нобору, хотя ничего не понял.

—  Дело не в том. могли ли эти пятеро написать иерогли­фами свои фамилии, а в том, что засвидетельствовано право на безвозмездное пользование жилищами. Дураку ясно, что это главное. Но меня интересует другое: почему, по какой причине Ёсити дал такое обещание? До тех пор, пока мы это не выясним, жители бараков своего не добьются.

—  Может быть, кому-то эта причина известна? — пред­положил Нобору.

—  Какудзо уже говорил: из пятерых подписавших двое давно отсюда уехали, двое, в том числе отец Какудзо, умер­ли, остался один Тасукэ.

—  Но, кажется, он то ли повредился в уме, то ли стра­дает провалами памяти.

—  Я пытался поговорить с Тасукэ. После апоплексичес­кого удара у него, ко всему прочему, нарушена речь. Он изо всех сил пытается что-то вспомнить, но ничего членораз­дельно сказать не может, лишь твердит одно слово — «ко­лодец».

Нобору удивленно поглядел на Ниидэ.

—  Чего смотришь? — рассердился тот. — Думаешь, у меня на лице написано, что это значит? Никто ничего не понимает. Ни я, ни жильцы здешних бараков, а Тасукэ твер­дит: «колодец».

—  Может быть, то, что я скажу, к разгадке отношения не имеет, но, кажется, я догадался...

—  Ты что-то понял?

—  Теперь мне ясно, почему Какудзо решил убить Такаду. Представьте настроение человека, у которого десяти­летние труды пошли прахом, лопнула надежда на женитьбу, а противник, наплевав на твои расчеты, думает только о наживе. Такая ситуация любого возмутит до крайности.

—  Нет такой причины, которая оправдывала бы убий­ство! — гневно вскричал Ниидэ. — Среди бедняков немало людей, способных на крайности — безмерно радоваться каким-нибудь пустякам и понапрасну губить себя при малей­шем разочаровании. Это особенно характерно для тех, кто лишен глубоких корней, в том числе семейных... Но ты прав: это отношения к делу не имеет. Главное — узнать, почему Ёсити дал такое обещание. Тогда станет ясно, какие следует предпринять меры против его сына. А в принципе правда на стороне Какудзо: защитить его важнее и справед­ливей, нежели потакать богачам и монахам, думающим лишь о собственной выгоде.

Ниидэ остановился, обратил взор к небу, словно вопро­шая о чем-то, и пробормотал:

—  Так что же заставило Ёсити дать обещание?

Глядя на него, Нобору подумал, что Красная Борода похож сейчас на доктора, который при осмотре больного не  сумел выявить болезнь и обращается за помощью к богам...