Читаем без скачивания Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

– Значит, ты никогда раньше не видела этой «вдовы» и не знала, что она придет сюда?

– Не видела и не знала, – решительно покачала головой Сото, понимая, что, несмотря на всю свою влюбленность атаман все же решил устроить ей настоящий допрос.

Девушка знала и то, что настроил против неё генерала не кто иной, как штабс-капитан Фротов, противостояние с которым она до поры до времени облекала в форму деликатных намеков. Пока что – только намеков. Хотя ей не раз хотелось предстать перед своим белогвардейским коллегой с пистолетом в руке, без какого-либо налета театральности.

– То есть это был не спектакль?

– Это был не… спектакль, – с трудом смогла повторить новое для себя слово Сото, возможно, даже не догадываясь о его истинном смысле.

– Понимаешь, что я скажу, девка моя разлюбезная… Если ты действительно знала об этом покушении, или оно подстроено с твоим участием… Независимо от того, кто именно подсунул мне Кондратьеву, – лучше признайся. Это останется сугубо между нами.

– Я не знала и не могла знать об этом акте, – вдруг твердо, без «сюсюканья» и почти на чистом русском ответила Сото.

– Сознайся – и все. Отношения наши не изменятся. Просто для меня важно знать правду.

– Не знала и не могла знать. И-не спрашивайте меня больше об этом. Ответ будет тот же.

Семёнов угрюмо помолчал. Не нравилось ему все это. Дело даже не в пережитых неприятных минутах. У него было предчувствие, что сегодняшнее покушение, независимо от того, насколько серьезно его следует воспринимать, может стать началом некоей совсем черной полосы его «великого маньчжурского сидения». Что силы, которые не желают видеть его во главе русского эмигрантского движения на Дальнем Востоке, не только укрепились в своем стремлении, но и вплотную подобрались к нему.

– Неужели стервоза Кондратьева действительно направлена красными убрать меня? Но почему ставка сделана именно на эту истеричку? Не могли подослать кого-то посолиднее, а?

– И-стервоса, да. Хотела убить. Я могла пристрелить её сразу же. И-как только нашла пистолет. Но тогда и-вы не поверили бы, что она стервоса.

Григорий допил саке из своей чашки, затем из чашки, поданной ему Сото. Опустошил еще две… Но и после этого не ощутил ничего, кроме приторной тошноты, еще раз утверждаясь в своей давнишней мысли: выпить литр японской водки для русского человека – все равно, что переесть миску недоваренной рисовой каши.

– Ничего, я узнаю, кто подбросил мне эту тварь, – недовольно проворчал он, оставляя стол. – У меня и своих наемных убийц хватает, того и гляди какой-то доморощенный камикадзе выскочит.

– Теперь вы должны быть особенно осторожны, господина генерала.

– Да тут дело такое: осторожничай – не осторожничай.

– Но теперь рядом и-всегда будет Сото. Вы будете осторожны, господина генерала, и Сото будет осторожна.

– Все же я докопаюсь до правды, каковой бы она ни была, – проговорил атаман, думая сейчас не столько о безопасности своей, сколько о мести.

Женщина за руку увлекла его в соседнюю комнату. Здесь, едва переступив порог, японка сразу же начинала чувствовать себя императрицей Цыси – коварной в своей нежности и обольстительной в коварстве. Она становилась ненасытной в наслаждении, отдаваясь мужчине до капли, и жадной на всю ту буйную энергию, которой безоглядно лишала и его, и себя.

Усадив атамана на низенький топчан, Сото не сняла, а, извиваясь всем телом, буквально выползла из пестрого халатика, словно змея из собственной кожи, и, обхватив руками голову Григория, все тянулась и тянулась ввысь, приближая к его лицу чуть влажный «бутон тысячи утренних тайн», пьянящий восточными сладостями и чистотой изначально греховного тела…

– И-тебе не нужно ничего копать, атаман, – прошептала девушка так, словно вместе с «бутоном» доверяла ему еще и тайну своей судьбы. – И-это не япоски подослали к тебе женсину-камикадзе, как ты думаешь. Япоски подослали не её. Они подослали меня, япоску, – слово «япошка» явно нравилось Сото, не подозревавшей, что оно может восприниматься как унижение. В её произношении оно обретало какой-то особый шарм.

– Тебя, говоришь, в соболях-алмазах? Это для меня не новость. Но ты подослана вообще… А речь идет о том, что «вдова» подсунута была сегодня. Специально для покушения.

– И Сото тоже подослана сегодня, специально для покушения.

Атаман озадаченно посмотрел на возлюбленную: то ли он слишком устал, то ли чего-то не способен был понять. Он уже не удивлялся привычке Сото «попугайничать». Тем более, повторяя слова, девушка в то же время старалась придать им свой, особый смысл, порой совершенно противоположный тому, который вкладывал в них Семёнов.

– Что же ты молчала?

– И-чтобы ты знал, что умею молчать, – с особой тщательностью старалась выговаривать она звук «ч».

– Почему же теперь заговорила?

– И-чтобы ты знал: умею говорить.

– Не виляй хвостом, в соболях-алмазах! Зачем нужно было подсылать тебя? В штабе квантунцев мне уже не доверяют?

– Вам, господина генерала, доверяют. Не доверяют многим из тех, кто вокруг вас.

Семёнов откинулся на спинку кресла и, запрокинув голову, с минуту смотрел так в потолок. Японка помнила, это его традиционная, даже, возможно, ритуальная поза. В ней атаман впадает то ли в глубокие раздумья, то ли, наоборот, предается бездумной медитации.

– А ведь начальники твои прекрасно знают: если я начну подозревать свое ближайшее окружение, – мне конец, и всему штабу армии моей конец. Мы попросту перегрыземся, как стая взбесившихся волков.

– И-как стая волков, да, – лучезарно улыбнулась Сото, точно так же, как убеждала недавно атамана сделать себе харакири.

– Так почему тебя подослали сегодня? Ответа так и не услышал.

– И-в штабе знали, что вас хотят убить, господина генерала.

Григорий вновь запрокинул голову, пытаясь что-то ответить, однако Сото шаловливо, хотя и довольно настойчиво, привлекла его к своему телу.

– В «бутоне тайн» и-нет смерти, – назидательно объяснила она стареющему генералу, – там есть только жизнь.

– Спасибо за науку, но мы сейчас не о том говорим, – пытался атаман вырвать свою голову из цепких рук девушки.

– Не о том, да. Руськие присылает женсину, чтобы убить вас. Япоски присылает Сото, чтобы любить вас, да. И-что лучше, господина генерала?

– Ты не мудри, не мудри, в соболях-алмазах! Если в разведке Квантунской армии знали о готовящемся покушении на меня, то почему не предупредили? Союзники мы или уже не союзники? А теперь я в вечных должниках у тебя ходить должен.

Это был не вопрос. Это было признание мужчиной своего обречения на вечную любовь и безграничную признательность. Командующий сидел на тахте, по-восточному скрестив ноги, а Сото, всё более распаляясь его близостью, постепенно взбиралась на него, грациозно забросив ему за плечо вначале одну ножку, затем вторую, изгибаясь в неподражаемом инстинктивном танце живота.

В перерывах между встречами с ней Семёнов, чувствуя, как любое расставание становится все томительнее и невыносимее, не раз пытался определить место этой девушки в своей жизни. И каждый раз ловил себя на мысли о том, что японка давно перестала восприниматься им в пределах таких понятий, как любимая, подруга, наложница…

Их свидания становились для него наградой за все те поражения честолюбия и эмигрантское унижение здесь, на чужой земле. Изысканные ласки Сото открывали перед ним свои сокровенные таинства, словно великое вифлеемское озарение. Смиренная покорность их неминуемо перерастала в азартную игру неиствующей плоти, чему любовники предавались с обреченностью самоубийц, до полного изнеможения. Зато вслед за тем наступало истинное наслаждение собственным бытием, что сродни бытию внеземному.

31

В военной миссии ожидали начальник разведывательного отдела штаба Квантунской армии полковник Исимура и его переводчик – капитан Куроки.

– Нам стало известно, господин генераль, что вы проявляете все большую нетерпимость к политике японского правительства в Маньчжурии. Нам стало известно…

Презрительно опущенные уголки губ капитана застыли в оскорбленно-возмущённой мине, выражение которой на лице хозяина обязывало Семёнова вспомнить, кто есть кто. То есть кому казачок служит и кем оплачиваются все те загулы и увлечения, которыми он скрашивает свое великое маньчжурское безделье за спинами японских солдат.

– Не могу понять, о чем вы, господин полковник, – обратился командующий к Исимуре, поскольку капитан начал с перевода его слов.

– Ваши офицеры и вы лично постоянно возмущаетесь по поводу того, что Квантунская армия не начинает наступления и даже не собирается переходить русскую границу, – продолжал уже сам Куроки.

Ситуация с переодеванием генерала Судзуки была патовая: всем давно было известно закулисье, да и для «капитана» не оставалось секретом, что он давно раскрыт. Тем не менее тот предпочитал выступать в роли вежливого, чинопочитающего переводчика, давая понять, что игра эта предназначена для всех офицеров, политиков и коммерсантов, с которыми ему здесь приходится иметь дело. А еще он предпочитал демонстрировать полное пренебрежение к тому, известно ли командующему, кто перед ним, или не известно.