Читаем без скачивания За линией Габерландта - Вячеслав Пальман

Первые выстрелы необъявленной войны раздались далеко в тайге. Матвей Шахурдин со своим отцом ездил за оленями в горы. Табун ушел за перевал, спустился к большой реке Омчуг. Там неизвестные люди застрелили у них трех оленей. Шахурдин встретил в тайге чужого человека, спросил:

— Кто будешь?

— А ты кто таков? — последовал вопрос.

— Моя олень пасет, своя земля ходит.

—  Проваливай отсюда! — тоном приказа ответил человек и выразительно вскинул винтовку.

Шахурдин не подал виду, что сильно интересуется пришельцем, смиренно собрал оленей и повел на перевал. А ночью, когда они с отцом сидели у костра, из тьмы раздались выстрелы. Первая пуля ударила в костер, подняла сноп искр, другая снесла с головы старого Шахурдина шапку вместе с клочком кожи. Оба ороча бросились в спасительную тьму, долго крались по лесу, искали след злодеев. Из пастухов они стали воинами, выследили семеновцев и тоже открыли стрельбу. Бандиты ушли вниз по реке, оставив в тайге одного убитого.

Матвей приехал в колонию и рассказал об этом случае с не присущим ему волнением.

— Очень плохой лючи, зачем старика убить хотел? Ты, Иваныч, найди бандит...

— Черт знает что! — выругался Зотов. — Откуда они взялись на нашу голову? Слушай, Матвей, Кина с ними не было?

— Белый Кин? Зачем он там? Кин совсем другой человек. Винтовка не возьмет, Кин торговать ходи, не воевать.

Потом выстрелы раздались ближе к колонии. Байда и Бурун наткнулись в тайге на спящего человека. Выстрелом из нагана Бурун был убит, Байда прибежала одна. По ее следу разыскали труп Буруна. В трех метрах от него дотлевал костер. Тайга загадочно молчала.

Иван Порфирьевич сказал:

— Дело становится горячим. Семеновцы опять бродят рядом, ждут Никамуру. Надо сообщить в Приморское ЧК, сами мы не справимся. На днях придет баржа с товаром, затребуем отряд. И вот еще что, Николай Иванович: отправил бы ты на время жену с ребенком. Как оно сложится, дело, — неизвестно, зачем подвергать женщину риску? Хочешь — отошли ко мне, хочешь — к Федосову, он в Николаевске сейчас пребывает.

Мария Петровна никогда бы не согласилась оставить мужа, если бы не маленький Петя. Разве можно подвергать его опасности? И она стала собираться;

В середине сентября Зотова с сыном выехала в Николаевск. С этим же катером было послано письмо и просьба направить на факторию отряд чекистов.

Трагедия разыгралась, по всей вероятности, глубокой осенью 1923 года.

Когда прибыл Никамура со своим помощником, где они встретились с бандой, Зотову и Жуку установить не удалось. В ожидании запоздавшей баржи они занимались каждый своим делом.

Фактория была построена, торговля шла довольно бойко. Иван Порфирьевич соорудил еще дом для гостей — обширный барак, а гости, в свою очередь, поставили три яранги, отдыхать в которых им нравилось куда больше, чем в непривычном бараке с печкой. На берегу постоянно толкался приезжий народ, ночью горели керосиновые фонари, и почти без пауз хриповато пел и говорил граммофон, до которого оказались очень охочи все таежные жители: они часами сидели вокруг «говорящей машины», сосредоточенно курили и не отрываясь смотрели в трубу, откуда рвалась музыка, пение и слышался непонятный разговор. Научившись заводить игрушку и менять пластинки, якуты не без удовольствия стали увозить граммофоны в стойбища.

Зотов и Оболенский от опытов на делянках осенью перешли к опытам в теплицах. Здесь дозаривались семенники, в светлой пристройке Николай Иванович часами сидел над приборами, пытаясь отыскать и изучить растения с повышенной способностью к усвоению солнца. Он упорно искал способ, позволяющий улавливать десять — пятнадцать процентов солнечной энергии. Для короткого северного лета это важнее всего!

Словом, в обычных делах острота борьбы с бандитами как-то притупилась, тем более что семеновцы долго не давали о себе знать, Никамура не показывался, а тут со дня на день должна была явиться помощь, которая позволит наконец, не отвлекаясь, всецело заняться любимым делом.

Октябрь выдался холодным, ветреным, шторм бушевал на море, не переставая, много дней подряд. В редкие солнечные дни с гор, уже покрывшихся ранним снегом, тянуло морозным ветром, на реках возникли необычайно ранние ледяные закрайки, берег моря постепенно стал покрываться мелким битым льдом, на который волны наносили все больше и больше крупных льдин. К концу октября ледяной припай светлой блестящей стеной громоздился по всему берегу, подымаясь местами до саженной высоты. За ледяным барьером бушевало злое холодное море.

В нескольких верстах от колонии сопки подступали прямо к морю. Склоны их были покрыты густым кедровым стлаником. Он уже лег на землю в ожидании большого снега, подсушивался на ветру, хвоя стала серо-зеленой. Ветки устилали каменистую почву густым и толстым ковром. Здесь, у подножия сопок, приютились недавно выстроенные дома рыбаков. Местами стланик подходил почти вплотную к домам и к чанам с рыбой, которые зарыли в землю на краю поселка.

Глубокой ночью, когда с гор рвался к морю морозный и сухой ветер, а море, разъярясь, кипело белой волной и гудело, как тысяча пароходных гудков, на сопке чья-то злая рука поднесла к стланику зажженную спичку. Пламя лизнуло смолистую хвою, молнией пронеслось по гибким стволам и, набирая силу, валом покатилось по ветру вниз. Буквально за считанные минуты ревущий фронт огня охватил несколько верст побережья. Зарево взметнулось до неба, гул пожара перекрыл шум моря. Лавина огня со скоростью экспресса приближалась к рыбачьему поселку.

Разом взвыли собаки. Истошный вой пронесся среди ночи по всем дворам, небо стало красным, через поселок над крышами домов полетели горящие головешки и снопы искр. Кто-то увидел наконец пожар, выскочил, побежал вдоль дворов. Люди испуганно бросились к морю. Огонь наступал. Еще издали он зашвырял поселок горящими кустами. Дома вспыхнули как-то все сразу. Спасения не видели, стланик рос по обе стороны поселка до самого берега. Загорелись вытащенные на берег баркасы и лодки. Люди сбились за ледяным припаем, укрылись за ним, мокрые от соленых брызг, раздетые, дрожащие. В трех шагах бушевало море. В десяти шагах выше, за ледяным барьером, ревел огонь.

На фактории увидели зарево, когда оно только начало разгораться. В колонии, на другом берегу, еще спали, но Байда уже выла во весь голос и била лапами в дверь дома, где находились Зотов с Оболенским. Казалось, что огонь движется и на колонию. Опасность возрастала с каждой минутой. Прибежали люди из фактории.

— Там поселок рыбаков, — сказал Зотов. — Сгорят...