Читаем без скачивания Записки кукловода - Алекс Тарн

Выругавшись, Шульман шагает вперед и резко взмахивает рукой; бутылка взлетает вверх, крутясь и разбрызгивая сверкающие в луче прожектора капли; затем она немного медлит на границе света и тьмы и исчезает, оставив после себя лишь мокрые пятна на синих полицейских гимнастерках да отдаленный звон разбившегося стекла.

— Я тебе покажу «пень»! — рычит Шульман, хватая человека за ворот. — А ну, предъяви документы!

Но тот не слушает, в изумлении глядя на свою осиротевшую руку.

— Все-таки инопланетяне… — задумчиво произносит он, игнорируя жесткую шульмановскую хватку. — Похитители… вон, бутылку уже похитили. Понятное дело: с самого дорогого начинают, гады.

Опытный Абарджиль отстраняет напарника и садится рядом с потенциальным нарушителем. В отличие от Шульмана, он не знает, кто такие сатрапы и, может быть, поэтому ведет себя намного добрее. Многознание полицейского умножает печаль человеческую.

— А ты молодец, парень, — говорит Абарджиль, на всякий случай все же конфискуя перочинный ножик. — Вычислил нас с первого взгляда. Мы ведь и вправду инопланетяне. И если нам придется взять тебя с собой, то кому-то сильно не поздоровится. Догадываешься, кому? Нет? Даю подсказку: кому-то пьяному и глупому. Теперь понял?.. Ну вот, я же говорил, что ты молодец. Только я тебя брать не хочу. Знаешь, почему? В нашей летающей тарелке тесно, а ты воняешь перегаром, грязен и склонен к неожиданным фортелям. Так что договоримся так: покажи мне свои документы и на этом закончим. Годится? Или у тебя документов нету?

— Как это нету? — обижается человек. — Есть! Водительские права, к примеру… вот! Как же без прав? Без прав мне нельзя… мне еще домой ехать…

Абарджиль морщится, как от зубной боли. Взяв пластиковую карточку, он поворачивает ее к свету.

— Так… Йошиягу Бен-Амоц…

— Для друзей и инопланетян — просто Шайя, — человек отвешивает церемонный поклон.

— Вот что, Шайя, — говорит Абарджиль, вставая. — Мы сейчас садимся в свою тарелку и продолжаем облет вокруг планеты. Как ты, наверное, знаешь, Земля круглая, так что минут через десять мы окажемся в этой же точке. И если к тому моменту ты будешь еще здесь, то придется тебя все-таки похитить. Усек? В общем, я надеюсь на твою сообразительность…

Он вразвалку идет к машине, брезгливо обнюхивая водочное пятно на рукаве.

— Ты что ж, так его и отпустишь? — изумленно спрашивает поспешающий следом Шульман. — Это же шваль… таких надо подметать с улицы, как мусор.

Абарджиль неторопливо усаживается и щелкает пристяжным ремнем.

— Злой ты, Шульман, — говорит он. — Хорошую карьеру сделаешь, попомни мое слово. Не забудь потом старика Абарджиля, когда в начальники выйдешь.

Шайя Бен-Амоц смотрит вслед отъехавшему патрулю. Вот ведь ментура поганая… ну кому он здесь мешал? Еще и бутылку разбили, сволочи. Вон, осколки, блестят прямо на дорожке; теперь, чего доброго, какой-нибудь малец ногу распорет. Блюстители порядка, мать вашу! Собрать, что ли?..

«Ну ты, парень, даешь, — одергивает он сам себя. — Всех мальцов не убережешь. Ты бы лучше о себе позаботился. Завтра трудный день, хватит лентяйничать, пора бабки делать. Жаль, отдохнуть по-человечески не удалось…»

— Отчего же не удалось, Шайя? — подсказываю ему я. — Ночь еще молода, успеешь…

«И в самом деле. Есть тут одно местечко неподалеку…»

Шайя сбрасывает мусор в урну, кидает в кусты остатки колбасы — на радость местной бездомной живности и двигает вниз по бульвару, в сторону паба.

Место называется «Йокнапатофа», по труднопроизносимому имени вымышленной земли. Земли-то, может, и не существует, но висящий внутри сигаретный дым вполне реален. Реальна монументальная темно-коричневая стойка, реальны бутылки с краниками, скрипучие деревянные ступеньки, мрачный бармен со странным лицом, сильно вытянутым вперед и оттого смахивающим на крокодилью морду. Последнее выглядит кстати, ибо привносит в атмосферу бара отчетливые ассоциации с миссисипскими аллигаторами, а значит, и с Йокнапатофой. Достигнутый эффект закрепляется развешанными по стенам драными соломенными шляпами, лошадиной сбруей, а также рыжеватыми дагерротипами, изображающими хижину дяди Тома, неизвестных дам в кринолинах и трудноразличимого усача с трубкой.

— Привет, Шайя! — говорит бармен и щелкает своей ужасной челюстью. По опыту Шайя знает, что это означает улыбку, а потому выдавливает ответную гримасу.

— Привет, Гена… Налей-ка мне чего-нибудь недорогого позабористей. Сегодня я предполагаю напиться.

Вообще-то он Ави, этот бармен, но все русские посетители зовут его Геной — по очевидным соображениям, и тот не возражает, полагая в наивной марокканской своей душе, что это непонятное прозвище как-то связано с джиннами из старых арабских сказок и оттого почетно.

— У тебя все в порядке? — он смотрит на Шайю с участливой крокодильей заботой. — Может, помочь чем?

— Поможешь, если быстрее нальешь… — Шайя, как правило, не расположен к разговорам, а уж после случившегося на бульваре… Он берет выпивку, собираясь отойти, но, увидев Генину морду, еще более вытянувшуюся от неожиданной и несправедливой обиды, вздыхает и ставит стакан. — Суки ментовские, весь вечер испоганили. Пристали, понимаешь, на бульваре…

Бармен радостно кивает.

— Все беды от ментов, — говорит он убежденно. — И кто их только выдумал на нашу голову? Вон, и Зуба менты гоняют… — Гена наклоняется над стойкой и шепчет в самое шайино ухо. — Смотри, какую он телку отхватил! Настоящая королева, клянусь мамой… вон там, в углу. Ты только сразу не оборачивайся, неудобно…

Шайя пожимает плечами, выпивает залпом, пристукивает стаканом по стойке — давай еще, мол… и тогда уже оборачивается.

— Ну?.. — подмигивает крокодил Гена. — Что я тебе говорил?

— Крашеная… Как твой паршивый виски, — говорит Шайя, поднимая стакан и задумчиво проверяя на свет искрящуюся жидкость. Потом он отчего-то вздыхает и добавляет по-русски, непонятно для крокодилов. — Вискарь в стакане — цвета снегиря…

Гена снова щелкает челюстью, на сей раз возмущенно.

— Да ты что? Натурально рыжая, поверь моему глазу. А насчет виски — не надо. Сам же просил подешевле.

— Натуральная, говоришь? А на спор? — подначивает его Шайя. — Давай на бутылку?

— А как узнаем?

— Биг дил! Подойти да спросить…

— Так прямо она тебе и скажет, — недоверчиво хмыкает Гена.

Шайя с преувеличенной мягкостью опускает на стойку пустой стакан.

— Ну, это смотря как спрашивать… Не в лоб ведь, конечно. Короче, давай бутылку. «Балантайнс», полную.

— Кончай, Шайя. У тебя и денег-то таких нету.

— Не бзди, Геннадий. Денег у меня завтра будет навалом. Продаваться иду, понял?.. И потом, эта конкретная бутылка — в счет твоего будущего проигрыша. Ну?.. Да не жмись ты! Когда я тебя обманывал?

Шайя берет бутылку. Он идет к столику не прямо, а по широкой дуге, дабы не смущать людей излишней целеустремленностью, чуждой местам отдыха трудящихся. Он ставит бутылку на стол и садится, не дожидаясь приглашения.

— Привет, Зуб, — говорит он, глядя на Ив. — Почему бы тебе не представить меня даме?

Он слышит сбоку недовольное сопение Зубина Меты, но ему это как-то по барабану — и сопение, и недовольство, и сам Зубин Мета с его филармонией, городом, страной, планетой и всем остальным космосом. Он вдруг чувствует, что как-то запыхался; и сердце вдруг проявилось ни с того ни с сего… нехорошо это, от этого речь получается с дурацким придыханием, а надо бы покруче так, понебрежней, типа ковбоя на Диком Западе… Никакая она не крашеная, прощай бутылка, даже две… а глаза-то, ядрена матрена… зеленые, веселые, любопытные, и главное, много чего там, в чем за один погляд не разберешься: этажи, этажи, этажи… и все настоящее, камень с бетоном, ни одной картонки, фальшивки, помета голубиного… Ив улыбается, и он отводит взгляд, потому что это уже слишком. Взгляд упирается в Зубина Мету, и Шайя разом приходит в себя и ухмыляется.

— Не слишком ли нагловато, Шайя? Смотри, не переиграй…

— Эй, Зуб! Ты что, онемел? Смотри, Гена тебе полбутылки лекарства прислал за счет заведения… — Шайя оборачивается к стойке, машет Гене, и тот согласно кивает им издалека своей крокодильей пастью.

— Лекарство — это хорошо, — неприветливо скрипит Зубин Мета. Он явно не планировал делить свое волшебное соседство с кем-либо другим. — Но ты-то тут при чем? В качестве бесплатного приложения?

— Разве я не ясно выразился? — удивляется Шайя. — Гена прислал тебе полбутылки. Пол! Половину! А вторая половина — моя. Так что извини, придется пить вместе. Но ты не расстраивайся, я не шумный. Я тут тихонечко посижу, свою часть добью и пойду себе, и пойду, и пойду…

Ив смеется, и это добавляет ему сил и еще чего-то. Чего? А, вот… между горлом и левым легким появляется какое-то вдохновенное подрагивание, будто птица бьет крыльями по воде, и из-под крыльев вылетают яркими брызгами красивые сверкающие слова, остроумные и веселые, такие, какие только и должны говориться в ее присутствии.