Читаем без скачивания Империя - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть вторая
Весну забрали из афинского года.
Перикл
13
Солнце светило слабо, день был холодный, дул ветер. Никомед вместе с племянником шел по главной площади Спарты. Дома на ней еще достраивали, но бо́льшую часть мусора и обгорелых развалин уже убрали. Отыскивая взглядом признаки столкновений, Никомед видел, что они еще есть – выжженные на камне.
Во время похорон военного царя Никомед впервые обрел уверенность, что его люди выживут. Тело Плистарха со всеми должными почестями было предано огню, вся Спарта скорбела. Плистарх не давал себе ни сна, ни отдыха, лишь бы подавить восстание илотов. Эти усилия стоили ему жизни, а его людям – царя. И все же они чтили Плистарха в молитвах и ритуалах. Несмотря на потери, они выжили и остались спартанцами.
Никомед остановился у кенотафа Леониду, положил руку на бронзовый фриз, которого не коснулось ни пламя пожаров, ни землетрясение. На нем была отлита фигура военного царя, его правая рука лежала на рукояти меча. Проходившие мимо люди часто прикасались к ней, так что это место было отполировано до золотого блеска.
– На удачу, – произнес Никомед.
Плистоанакс молча и очень внимательно посмотрел на него. С тем же выражением на лице он оглядел все вокруг. Никомеда это раздражало, как будто его власть всегда проверяли на наличие изъянов. Временами ему хотелось, чтобы Плистоанакс просто сделал то, что ему говорят, однако Никомед не был уверен в разумности своих суждений. Может быть, Плистоанакс правильно делает, что взвешивает каждое слово дяди, прежде чем согласиться с ним. Тем более что мир перевернулся вверх дном. Все, что казалось таким прочным, обратилось в кровь и пепел.
Никомед взглянул на Плистоанакса, тот двинулся дальше. Могила Плистарха – всего лишь имя, вырезанное на каменной плите на площади, прах царя лежал в земле под ней. Очень просто в сравнении с кенотафом, однако Никомед почувствовал, что у него сжалось горло, когда Плистоанакс опустился на колени и стал обводить пальцем буквы.
– Он был хорошим царем, – сказал Никомед, – хотя боги мало дали ему. Слишком юный, чтобы возглавить войско в битве при Платеях, он был вынужден наблюдать, как твой отец Павсаний завоевал славу победителя. Подозреваю, что царя Плистарха будут вспоминать больше в связи с землетрясением и восстанием илотов, но я знал его. Он был храбрым человеком. Благодаря ему Спарта стала лучше.
Мальчик кивнул. Он подрос с того момента, как объявили о смерти царя. Не только стал выше, но и окреп. Никомед знал, что Плистоанакс без жалоб выдерживает все испытания, каким его подвергают наставники в агогэ. Однако в его глазах появилась какая-то новая настороженность.
Плистоанакс стоял на коленях, а Никомед раздумывал: стоит ли положить руку ему на плечо, взъерошить волосы? Регент не был человеком, склонным открыто выражать свои чувства, но видел, что племяннику тяжело. Он уже почти потянулся к нему, но потом остановил сам себя. Нет. Через несколько лет Плистоанакс станет военным царем Спарты. Если позволить себе проявления доброты или мягкости, можно вырастить человека, который сломается. Истинная доброта заключена в ковке – в создании железа.
– Зачем я здесь? – вдруг спросил Плистоанакс; к удивлению Никомеда, он как будто рассердился. – Остальные собираются. Они решат, что со мной обращаются как-то по-особенному.
– Сегодня ты заканчиваешь агогэ для мальчиков, Плистоанакс. Ты переходишь в подразделение для юношей и останешься в нем, пока тебе не исполнится восемнадцать. Вероятно, я не увижу тебя много месяцев, и я… обещал твоей матери поговорить с тобой.
– Что ж, ты сделал это, – взглянув на него, сказал Плистоанакс.
Ему явно хотелось вернуться к группе мальчиков из агогэ, которые толкались у западного входа на площадь. Но он не решался. Ему было пятнадцать. Он не мог просто показать спину своему дяде, встать и уйти.
– Моя мать здорова?
Никомед кивнул:
– Она гордится тобой. Как и я.
– Ты? – удивился Плистоанакс. – Я совсем не знаю тебя. Ты всего лишь регент, пока я не войду в возраст.
– Для меня это честь, – сказал Никомед, уязвленный словами и тоном племянника.
Будет ли это слишком ужасно, если он надерет уши будущему военному царю?
– Да, так и должно быть. Я прослежу, дядя. Ты мой регент. Я хочу, чтобы мне докладывали о каждом решении.
– Но это не… не… – смешавшись, пробормотал Никомед.
Разговор складывался совсем не так, как он рассчитывал.
Плистоанакс пожал плечами:
– Выбор за тобой, дядя. Но если ты будешь держать меня в неведении, то лучше убей. Или же, когда стану царем, я приду к тебе и заставлю пожалеть об этом. Ты понимаешь? Кто ты?
– Я… я регент.
– А я кто?
Никомед подумал и отверг несколько сердитых ответов. Правда состояла в том, что Плистоанакс станет царем, вероятно, на долгие годы. Не имело смысла настраивать племянника против себя. Единственное, что имело значение, – подходит ли этот мальчик для Спарты, хорош ли он для нее? Похоже, боги и эфоры сделали мудрый выбор. Плистоанакс обладал силой воли, под воздействием которой его дядя терял твердость, как воск на солнце.
– Ты будущий царь, Плистоанакс.
Мальчик задержал на нем взгляд еще ненадолго, проверяя, правильно ли понят.
– Хорошо. А теперь скажи, что ты делаешь с афинянами?
Никомед моргнул, но решение уже было принято.
– Мы приказали им разобрать стены. Они этого не сделали.
– А дальше, дядя? – спросил Плистоанакс.
Опять в его тоне, в изгибе губ сквозило презрение. Никомед подавил вздох:
– У нас не хватает людей, чтобы сразиться с афинянами, Плистоанакс. Ни в этом году, ни в следующем! Старший класс агогэ – это даже не десятая часть необходимого для того, чтобы наша армия вновь обрела силу! Поэтому я послал людей – отрядами по десять, тридцать и по шестьдесят человек – уничтожать, жечь и крушить все подряд. Афиняне больше всего пекутся о своем благополучии. Я нанес удар по их доходам, напал на их союзников и поддержал врагов. Я заставил наших союзников подтвердить свою верность и послал корабли куда только можно. Хотя сейчас
