Читаем без скачивания Империя - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никомед сам сильно удивился, но ему вдруг стало легче. Он ни с кем не мог говорить так. Его племянник, может, и мальчик, но он станет царем. Он как будто снял с плеч ношу, о существовании которой почти не догадывался.
– Другие города должны опасаться того, что мы сделаем, – пробормотал Плистоанакс. – В этом средоточие уважения и силы.
– Они будут бояться! Но они видят и стены, которые растут от Афин к морю. Мы помешали вести работы, где смогли. Верные нам люди поднимают бунты на улицах, убивают мастеров-каменщиков, делают что могут. Но работы продолжаются. На каждом рынке люди судачат про эти стены, отсюда до Фракии. И на севере вспыхнули новые восстания против наших дорийцев. Они просят нас о помощи, но нам нужны все люди здесь. Если я отправлю три или четыре тысячи человек за пределы Пелопоннеса, Спарта останется беззащитной, нам будет не до нападения на Афины.
Удивительно, но Плистоанакс вдруг протянул руку и положил ее на плечо дяди. Это было настолько нелепо, что испуганный Никомед замер.
– Спарта правила эллинами, – сказал Плистоанакс. – Если они не смогут призвать нас на помощь, у нас не будет власти. Вот что должно быть главным для тебя, дядя. Не Афины! Если ты не можешь послать три или четыре тысячи, пошли одну, если союзники просят. Дорийцы – предки нашего народа. Они имеют право призывать нас на помощь. Пусть другие города снова увидят, как воюет Спарта. Может быть, тогда они выпрямят спину.
Никомед медленно и с облегчением вздохнул. Он кивнул и, поддавшись внезапному порыву, припал на одно колено, а когда поднял голову, Плистоанакс развернулся и пошел к своим товарищам, которые в тот день завершали обучение в агогэ. Никомед смотрел, как выстроились в ряд наставники, к ним присоединились отцы и братья мальчиков, а также женщины и совсем посторонние люди, которые интересовались тем, как воспитано новое поколение. Никомед тоже направился к ним. Он отвязал от пояса палку и со свистом взмахнул ею в воздухе.
В то утро началось последнее испытание – мучительный бег по горам, участников на ходу подхлестывали тренеры. Последние бегуны, пропетляв по улицам города, появились у поднятого из руин храма Юности. К тому моменту каждый их шаг сопровождался отметиной от удара палкой или стеблем речного тростника. Но бегущие мальчики молчали и не пытались защищаться. Когда они достигли храма Артемиды Орфии, все уже имели кровоточащие раны на теле и едва держались на ногах от усталости. Очень немногие позволяли себе вскрикнуть или застонать. Потому что это был конец. Таких мальчиков тут же отсылали прочь, и они никогда не становились спартиатами. Требования к ним жестоко высоки, подумал Никомед. Это означало, что их всегда мало и они совершенно особая порода. Никомед подозревал, что сын его брата вынесет проверку на прочность.
Регент подошел к рядам зрителей и стал смотреть, как мальчики огромной змеей стекаются на площадь. Испытание покажет, кто они на самом деле. Оно объединит их кровью и болью в единое братство. Никомед с невероятной нежностью вспоминал свой триумф. Почти бессознательно он ощупал шрамы на руках и на груди, поблекшие, как воспоминания. Он улыбнулся. Юность – восхитительная штука.
* * *
Перикл не понимал, почему Спарта не пошла на них. Ведь для спартанцев угроза применения силы – лучший способ добиться желаемого. Все их союзники и враги знали это. И все же они не появились.
Через несколько месяцев после первой яростной встречи под стенами Афин спартанцы прислали еще одну делегацию – выяснить, почему обещания не выполняются и работы, по всей видимости, продолжаются без перерыва. Какая самонадеянность! Спартанцы честно ожидали, что афиняне по их команде разберут стены. Когда они этого не сделали, началась кампания против их союзников и владений, где бы Афины ни заявляли свои права на земли и влияние. Ее движущей силой были злоба и ярость. Афинянам приходилось несладко.
Весна считалась сезоном войн. Всю зиму Перикл думал, что спартанцы явятся, как только переменится погода. Они не дураки! Им предельно ясно, что означают эти стены: свободу от их контроля, их тирании.
На улице потеплело. Клянусь всеми богами, спартанцам пора бы уже пойти в атаку! Это совершенно непонятно. Их власть ускользала с каждым уложенным в стену камнем, с каждой завершенной башней. В строительстве был смысл, если стены создавали препятствие для одного человека. Теперь же местами они были в два раза выше. Перикл считал, что через пару месяцев строители укрепят каждое оставшееся уязвимым место и Длинные стены будут возведены. Он чувствовал, что дело идет к взрыву, судя по бунтам и нападениям на рабочих, по растущему ощущению близости насилия. Враги афинян отчаянно стремились помешать им, но стены все равно росли. Самое позднее к концу лета строительство завершится, и тогда пусть Спарта жалуется и требует чего хочет.
– Это ни на что не похоже, – сказал Перикл Аспазии.
Она натаскала в их маленький дом растений и теперь поливала их, наполняя комнату запахом цветов. Пальцы у Аспазии были желтые от пыльцы, оставлявшей на коже тонкий след, похожий на татуировку. Цвет ей идет, подумал Перикл.
– Зенон говорит, они наверняка слабее, чем мы думаем, – небрежно ответила Аспазия.
Маленький философ явно был без ума от нее, что приводило почти в одинаковое смущение как жену Зенона, так и саму Аспазию.
– Может быть, – отозвался Перикл. – Хотя недооценка военного царя Спарты может нам дорого обойтись. Мы их разозлили, Аспазия, даже оскорбили. На прошлой неделе на Агоре произошли ужасные бунты – раздавались призывы снести стены. И у бунтовщиков есть поддержка в городе. Не знаю, сколько народу поднимется, когда спартанцы нападут на нас. Думаю, много.
Аспазия повернулась к нему, внимательно слушая. Она знала, что Периклу нравится обсуждать с ней разные вещи и он прислушивается к ее мнению по поводу его друзей или касавшихся их обоих дел. Она слишком часто оказывалась права, чтобы он пренебрегал ее словами, хотя его по-прежнему нужно было скорее мягко направлять, чем указывать ему, что делать. Стоило ей повысить
