Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и когда его самого хлопнула универсальная пятьдесят восьмая статья, он не унимался: "Хотя я сейчас нахожусь в лагере, но меня не покидает беспокойство: в отдельных киноорганизациях находились лица, которые по собственной, а может быть, по чужой воле вредили делу дальнейшего подъема советской кинематографии, стремились выхолащивать идейную направленность наших фильмов… Все это я подробно изложил в заявлении от 29 мая 1950 г. на имя министра Госбезопасности… В октябре 1950 г. в Озерлаге, на лагерном пункте 02 я выдал органам письменное обязательство содействовать им в разоблачении лиц, ведущих антисоветскую агитацию. Это содействие я оказываю искренне, честно и нахожу в этом моральное удовлетворение, осознание, что я здесь, в необычных условиях, приношу известную пользу общему делу борьбы с врагами СССР".
Было такое вечатление (если отрваться от цитат), что он замучал своими инициативами Контору так, что его решили выгнать публично. После этого о нём написали все кому не лень, и жизнь продолжалась. Но история с Дьяковым интереснее — дело не в том, что ведущие "Эха Москвы" путаются в именах и званиях, не в том, что этические установки релятивны, а в том, что эта история модельна.
Извините, если кого обидел.
02 августа 2005
История про другую книгу (IV)
Теперь я расскажу, почему эта история с несчастным Дьяковым — отправная точка для разных полезных рассуждений.
Во-первых, мало ли что про кого скажут. А ведь если будут сильно пиздить, то подпишешь любую бумагу, и не надо героических фантазий, где была недоработка органов. А в стране, где было специальное слово "приписки", можно ничего и не подписывать. И без тебя обойдутся. Не хуже любой другой знаменитости, даже будучи на воле, одобришь любое безобразие. Напишешь свой "Батум", свою "Там, где Сталин, там свобода" и прочие дела. Даже Юрий Гагарин, наверное, из лучших побуждений что-то такое про абстракционистов завернул.
Во-вторых, вот мы мне поверили. Читали про писателя Дьякова и поверили. А ну как я его оболгал — не то от скуки, не то от того, что он чересчур моей девушке понравился. Вы книгу его читали? Нет, скажите, читали? Вы в дело уголовное смотрели? И не надо мне на журнал "Огонёк" кивать. Я вам ссылку на него дал? Это ведь вы мне поверили без ссылок и оригиналов. Да и в газетах и нынче, и присно и во веки — такое пишут и будут писать, что мама не горюй. Вон в газете "Труд" ещё при Советской власти про летающие тарелки писали и сейчас пишут. Достоевский — жену убил, а самолёт с командой "Пахтакор" советское ПВО сбила. А про меня только один раз написали, что я знатный попохват и бросаюсь на девушек — и что? Знаете, что началось? Как приходится мне теперь и какие толпы народа… Впрочем, хватит.
Так вот я вам вот что скажу, если объявить человека хорошим, то тут можно рискнуть и поверить. А вот когда он выходит форменным мерзавцем, то лучше повременить. Рисковать не надо. Есть один способ, который я никому не рекомендую, но сам его придерживаюсь. Нужно опросить тех, кому доверяешь, а потом, перекрестившись, сделать как сердце прикажет. Один из тех людей, кому я в данном случае доверяю, был Варлам Шаламов. Году в 1964, переписываясь со Солженицыным (который книги Дьякова иначе как записками придурка не называл. "Придурком" был, понятно, не сумасшедший, а человек пристроившийся на непыльную работу в лагере), так вот ему Шаламов написал вот что: "В публику допущены три «бывалых» человека — Алдан-Семенов, Шелест и Дьяков. Сомнительный опыт Галины Серебряковой тут явно не годился. Что касается авторов нескольких сочинений на тему «люди остаются людьми», то знакомиться с этими произведениями не было нужды, поскольку главная мысль выражена в заголовке. В лагерных условиях люди никогда не остаются людьми, лагеря не для этого и созданы. А вот могут ли люди терпеть больше, чем любое животное — главная закономерность тридцать восьмого года — это, по-видимому, авторами не имелось в виду… Когда подлеца сажают ни за что в тюрьму (что нередко случалось в сталинское время, ибо хватали всех, и подлец не всегда успевал увернуться), он думает, что только он один в камере — невинный, а все остальные — враги народа и так далее. Этим подлец отличается от порядочного человека, который рассуждает в тюрьме так: если я невинно мог попасть, то ведь и с моим соседом могло случиться то же самое. Ручьев и Дьяков — представители первой группы, а Горбатов — второй. Как ни наивен генерал, который усматривает причины растления в легкости сопротивления пыткам. Держались бы, дескать, и всех освободили бы.…. Все эти авторы — Дьяков, Шелест и Алдан-Семенов — бездарные люди. Их произведения бездарны, а значит, антихудожественны. И большое горе, нелепость, обида какая-то в том, что Вам и мне приходится читать эти рассказы «по долгу службы» и определять — соответствует ли этот антихудожественный бред фактам или нет? Неужели для массового читателя достаточно простого упоминания о событиях, чтобы сейчас же возвести это произведение в рамки художественной литературы, художественной прозы".
Это всё к тому, что знаменитые пушкинские обвинения в адрес Булгарина не во всём были справедливы, но вот последняя фраза "беда — что скучен твой роман" объясняет многое. Не то, что гений и злодейство — тю-тю, лю-лю, пушкинские слова говорят не о битве людей, а о битве идей. Среди писателей и художников полно мерзавцев и негодяев, но есть, помимо личных качеств, склонности к блуду или пьянству, мизантропии и жадности, особый строй букв, технология мазка. Те детали, что превращают произведение искусства в кадавра,
