Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Извините, если кого обидел.
27 июля 2005
История про наследника
У меня была странная история, связанная с одной толстой книгой. Очень давно, в одном хорошем доме я разглядывал её форзац — там было обращение к новой хозяйке и совет не читать во время сессии. Намекали, что чтение будет захватывающим и помешает учебному долгу. Сессий у меня тогда не было, но я всё равно не стал читать это толстое изделие советской полиграфии пятидесятых годов.
Но потом автора показали мне в телевизоре.
Эту книгу, роман «Наследник из Калькутты» написал Роберт Штильмарк. Его жена (мне неизвестно, которая по счёту) работала в музее, кажется, где-то на Севере. Опять же, мне неизвестно — где. Но это неважно.
Внезапно к ней в музей ввалился человек. Немолодой, но бывалый. Человек не лез за словом в карман. Он говорил красиво, и в итоге работница музея потеряла голову и уехала с ним. Я даже не знаю, куда она уехала. Неважно куда — например, в Ленинград.
Бывшая музейная работница прожила со стариком (я сознательно усугубляю его возраст) несколько лет — до его смерти. Она любила его, и спустя несколько лет, улыбаясь чему-то, эта красивая ещё женщина рассказывала о своей жизни.
Эта история была лучше действительности — решил я и забыл её.
Но случайно, и в случайном доме, уже не таком счастливом, как тот, первый, я нашёл ту самую книгу и стал читать под бесконечный весенний дождь. На какой-то остров то и дело высаживаются моряки в ботфортах, пряча и перепрятывая золото и людей, судьба, в свою очередь, снова прячет героев по другим странам и островам, время от времени доставая, отряхивая, а потом отправляя обратно. Всё это напоминало путанный костюмированный сериал, в котором донна Роза д'Альвадорец никак не может вырваться из лап диких обезьян, а все недоумевают, куда она подевалась. Странная скука охватила меня, и я отложил книгу.
Роберт Штильмарк вырос у Покровского бульвара, в Малом Трехсвятительском переулке. Отца, бывшего офицера, а потом преподавателя в Текстильном институте, сжевало в тридцать восьмом — то ли за немецкие корни, то ли за погоны прошлого. Я знал, что Штильмарк окончил что-то литературно-художественное, а потом работал в ВОКСе. Эта контора с самого начала была филиалом ОГПУ. В квази-автобиографическом романе он как-то жутко напыщенно об этом пишет: «есть чиновники ведомства, коим разрешены и рекомендованы все низости, выгодные для власть предержащих», «целая система лжи, подкупа, коварства, лицемерия, запугивания, растления, цинизма, тайны и тьмы», «широчайшая практика доносительства, провокации, клеветы и шантажа, бесправия жертв и абсолютного произвола властителей и начальников, носящих ромбы в петлицах».
Потом Штильмарк работал в газетах и издательствах, ездил за границу, затем успел повоевать — воспоминатели тут немного путаются между разведротой и топографической службой при штабе — но отчего бы это поставить в очередь одно за другим. Другие биографы настаивают на издательстве Генштаба, или его топогафическом управлении и технических курсах для офицеров. Говорят так же, что в апреле 1945 он был преподавателем кафедры оперативного искусства Военного института иностранных языков (Тут тоже некоторый разнобой даже в рассказах его детей). Не трибунал пришёл за Штильмарком, на него наехало ОСО — два руля одно колесо. Прикатилась за ним тачка Особого совещания — и тут мемуаристы тоже начинают путаться — одни рассказывают, что должность Штильмарка хотел освободить под своего человека сам Лаврентий Павлович, другие говорят, что очередная жена, прописавшись, написала донос, третьи и вовсе разводят руками. Это стройный хор безумцев. Так или иначе — в апреле прибрали, а в июле к Штильмарку прикатился червонец по 58–10.
Некоторое время он просидел в Новоиерусалимском монастыре на пересылке — а под теми стенами лет через двадцать прошло моё детство. У меня странная связь с многими биографическими пунктами странствий Штильмарка. Потом он попал на литейный завод в Ховрино, и, наконец, машина выплюнула его в северо-восточном направлении. Штильмарк попал в Игарку завлитом в лагерный театр, и в итоге упал ниже некуда — в колонну на лесоповал. Спасло его от общей участи умение "тискать романы" — лучше прочих, и абсолютно безжалостно описанное Шаламовым.
Но для меня история только начиналась.
Извините, если кого обидел.
29 июля 2005
История про роман о наследнике
Дальше случилась известная история — нашёлся нарядчик Василевский, что предложил Штильмарку написать книгу. Нарядчик, не очень понимал советский литературный расклад. Начало пятидесятых было временем перемен — империя обособлялась, искала свои корни. Как опята на историческом пне росли толстые романы. Читать их сейчас совершенно невозможно — они написаны по аверченковскому принципу «и всё заверте…», только вместо любовного сюжета, там патриотический. Отчасти это было связано с историей Ажаева, написавшего «Далеко от Москвы». Это наблюдение странным образом преломилось в голове нарядчика и он нанял Штильмарка не рассказывать роман в бараке, а писать его на бумаге. Штильмарк сидел на втором этаже местной бани, и освобождённый от работ писал свой нескончаемый текст.
И тут первый момент для обобщений — это метафора сериала, бесконечной «Санта-Барбары» — закончишь сюжет и получишь пилу в руки. Сейчас у тысяч сценаристов мотивация несколько меньше, но стиль тот же — палочка со словами «Жив курилка!» передаётся всё дальше и дальше.
Штильмарк писал роман чуть больше года, и не без оснований задумался об оксюмороне. Можно было предполагать, что для простоты дел литературного негра опустят в вечную мерзлоту. Но заказчик смекнул, что то, что знают двое, знает и свинья, и дело решилось соавторством. Штильмарк работал топографом, а потом вышел на поселение — то самое, про которое солженицынский герой, вспоминает при слове «вечно» — «выслан на спецпоселение навечно, без права возврата к месту прежнего жительства и за самовольный выезд (побег) с места обязательного поселения буду осужден на 20 лет каторжных работ». Какой-то бухалтер переписал «Наследника из Калькутты» каллиграфическим почерком и пухлый том отправили по инстанциям — где он благополучно и осел. Потом, про доверенности Василевского и Штильмарка рукописный том получил сын моего героя в конторе на задах ресторана «Пекин».
Рукопись перепечатали, она пошла по рукам литературных людей, и вот типографская машина в 1958 году начала делать из неё книги — под двумя фамилиями.
Потом, через год состоялся суд. Это был такой очень интересный суд, но без того, чтобы засунуть нос в материалы дела, о нём говорить не стоит. А вкратце дело было