Читаем без скачивания Мама - Наталья Евгеньевна Назарова

не проверяет, где ты. Когда никто не волнуется, жива ли ты. Я долго гуляла, курила и думала. Было обидно: Маме нравилось, что я учу французский, и что я смогу свободно общаться в Париже. Самоощущение с французским у меня тоже было хорошее. Я чувствовала, что знаю его и могу учить. Для меня было неожиданностью решение экзаменаторов. Я знала, что плохо сдала, но что через полгода они поставят два… Надо это изменить. Но можно ли это изменить за полгода? Думаю, можно. Это же не две недели. Если каждый раз делать домашнее задание и каждый раз приходить, я смогу изменить ситуацию. Но где взять сил на это? У менян ет сил даже проснуться вовремя и вытолкнуть себя из дома на занятия. Но у меня нет выбора. Я не смогу жить и знать, что меня не аттестовали по французскому, что я подвела маму и папу.Я не смогу жить и знать, что вот сейчас идёт французский, на который я не пошла. Мне нужно сделать это. Встать и сделать. Восстать из мёртвых. Как птица феникс.

Я посмотрела на площадь, которая оказалась передо мной, и подумала:

– Я – Птица-Феникс, и я встану из моего… или чужого – пепла. Я не пропущу ни одного занятия по французскому в этом семестре. И буду делать всю домашнюю работу и тянуть руку. И если в конце результат будет тем же – что ж…он не будет тем же.

Наверное, в этом было немного злости. На бессилие. От бессилия.

Если не из Мамного пепла, то из своего собственного. Да! Это моё решение! Я выкурила пачки три, пока его приняла.

Это было, наверное, самой тяжелой работой, которую я пока что сделала в жизни. Мне очень легко даётся вкалывание – за ночь сделать 19 упражнений, а потом отдыхать, например, за ночь поклеить обои, за три дня прополоть огород… А каждый день прикладывать усилие был мой персональный адок. Но я его прошла. И стала гордиться собой. Эта гордость и удовлетворение появились не сразу, а через пару месяцев, когда я втянулась, когда поняла, что учителя одобряют и оценивают, когда мне самой понравилось.Мне стало проще делать и другие задания. Потому что я получала удовлетворение от того, что я встаю. Что я могу. Что у меня есть силы. Даже на это. Хотя бы на это. Мне стало проще вставать по утрам. Мне стало проще жить – у меня появилось дело и смысл.

В следующем семестре я так же не пропустила почти ни одного занятия по испанскому, и по другим предметам, которые мне нравились.

Это решение поменяло меня. Оно дало мне решимости, заполнило бесконечные вечера дома, и еще – это был первый шаг от моего состояния, первое решение справляться и вылезти, спастись.

Решение, чтобы все было не таким, каким было.

27 марта.

 Я выросла.

Все эти даты… время… смены времен года… как-то странно на душе. Все меняется и все остается. А я развиваюсь и понимаю.

Классные ощущения. Изменений.

смски

От Андрея:

Наташенька, не могу не сказать тебе! Ты настолько потрясающе вчера выглядела, что мысль о сексе с тобой не выходит у меня из головы весь день )))

23.12

Ты умница!

24.12

От Вари:

Хотела сказать, что у тебя появилась просто замечательна улыбка. У меня внутри улыбается, когда ее вспоминаю =)

Бог, ты еще веришь в меня?

Я считаю силу, забравшую Маму у меня, враждебной.

В январе мне подвернулась работа переводчиком на съемках. Режиссер-испанец мне очень понравился. Он был намного старше меня, умный, опытный. Когда мы курили, я спросила его: Что вы делаете, когда вам грустно?

А он мне ответил:

– У меня нет времени на грусть. Грусть ничему не служит.

Нельзя принимать свою искренность за юношество.

Я давно и глубоко несчастна. Я только сейчас это поняла.

Я так удивляюсь, что хоть что-то делаю, что сохраняю все следы об этом…

Нам с Женей положена была пенсия по утере кормильца. Звучит настолько отталкивающе, что я даже на свой счет это не принимала.

– Если вы с вашей мамой жили в одной квартире, вам придется доказать это через суд. И тогда вы получите пенсию, – сказала тетенька из собеса.

Я была ошеломлена.

– А как?

– Подайте иск в суд. Это стоит 100 рублей. А дальше – соседи могут показать, счета, подписанные вами, что угодно, что может доказать, что вы жили вместе.

– Да любой это скажет.

– Надо, чтобы сказали в суде.

Я написала иск в суд. Через какое-то время узнала, что нужны дополнительные бумаги. Описывать это все долго и нудно. Я проводила часы и часы и часы и часы и часы в суде. Женя сказала:

– Может, не надо?

Сама она не хотела этим заниматься.

– Не знаю.

Мне и самой суд не нравился. Деньги? Были бы не лишними. Но я не знала, сколько их будет. И вообще – получать деньги за то, что у меня нет Мамы было дико и неприятно. Но я итак ходила по всем этим службам. Итак проводила часы и часы и часы во всех частях города по самым разнообразным и немыслимым поводам. Я была как робот. Мне было не жалко. Я бы сказала – я  не соображала. Но я соображала. Просто мои мысли были далеко-далеко от того места, где я находилась – была ли я у бабушки или у себя дома, на улице и где там еще…

Судья спросила наши имена, их записали. Она долго читала дело, а потом начала задавать нам вопросы. Потом попросила свидетелей выйти. Женя сказала:

– Только, пожалуйста, мы сказали им, что Мама умерла от сердца…

– А от чего она умерла на самом деле? – спросила судья.

– Раак… – еле справилась с собой Женя, и на глаза у нее навернулись слезы.

Как близко Ее смерть. Даже если мы улыбаемся, занимаемся делом, делаем вид… Одно слово – и все. Необходимость сидеть здесь – и все. Я опустила глаза потому, что Женя сказала что-то очень личное. Обнажила свою боль, которая была только нашей. Показала ее судье, хотя это очень лично.

Судья помолчала немного, а потом позвала свидетелей.

– Я, Ольга. Мы въехали в этот дом в тот же год, что они. С их Мамой мы вместе возили коляски и иногда забирали друг для друга молочную кухню. Ее детей я знаю с младенчества. Все это время они жили вместе, в этой квартире, и выезжали только на лето по бабушкам. Часто все вместе, иногда – с папой.

Вопросов нет.

Тетя Женя.

– Я живу в этом доме со дня, как его пустили в пользование, с 1960ого года. И их мать я знаю с тех пор, как она въехала, и ее первого мужа, и их отца, и этих девочек – они жили там вместе