Читаем без скачивания Мама - Наталья Евгеньевна Назарова

– Почему ты раньше не сказала? – спросила я.

– Ну… не знаю… я не могла сформулировать. И потом… ты могла не понять.

– Когда это я еще что-то не поняла?

– Я и сейчас не уверена, что ты до конца понимаешь…

– Возможно. Но зачем было Колю натравливать?

– Я не натравливала. Я делилась с ним своими чувствами! Я пыталась говорить с тобой, но не смогла!

– Ты говорила со мной о носках!! Не об обязанностях по дому и не о своих чувствах!!

– Ты бы все равно меня не поняла.

– Когда это я тебя не поняла? Хоть раз?

– Ладно. Я думаю, нам стоит отложить этот разговор, и обеим подумать. Мы еще успеем поговорить. Нам есть, о чем подумать.

– Хорошо. Ладно. Давай.

Мы повесили трубку. Я плакала.

Я только что поняла, что этот случай с Колей отрезал нас навсегда. Она навсегда уехала. А я навсегда осталась. Наверное, это правильно – наносить боль, чтобы больше неповадно было. Но как же это меня сломало… как же это меня сломало, Женя… Я не думаю, что ты мстила или делала это специально – скорее по неведению, неуверенности, усталости, глупости… Как же больно, когда наши сердца в слепых руках, которые не осознают, что они держат. Как же глупо, больно и полной страдания складывается жизнь из-за принятого или непринятого решения, из-за того, что ты наделал – и уехал…

Я понимаю сейчас, что это я ем эти купоны обиды, но я же их ем. И что делать, что делать? Наши жизни развелись навсегда… из-за чего? из-за чего? из-за носков в коридоре? из-за моих гулянок? из-за усталости? из-за эгоизма?

значит, одной из нас было неважно. обеим – в разные моменты. отношения не будут строится сами – за ними надо следить, даже если это твои родные…

меня в этом всем пугает не глубина страдания, которое мы можем причинить друг другу, а необратимость жизни и времени, прожитого в страданиях. меня пугает необратимость перелома. Честно, мне себя жаль – веселая, красивая, уверенная в себе девушка превратилась в жалкое существо, мучимое изнутри. Навсегда. На год, на два, на три – пока ценой на грани возможности не заплатишь за выход. И все равно, эти год, два, три – навсегда.

Я реву.

Я даже не знаю, если вернуться в 16, 14 лет – что бы я могла изменить? Ничего. Или очень мало. Это Женя выбрала молчать и молча переживать. Она выбрала считать меня недостойной разговора, а, может, была слишком слаба, чтобы ввязываться со мной в разговоры. Почему мы отдалились? Потому что я не мела пол и не ходила на рынок? Нет, честно. Потому что была эгоисткой и думала только о себе? Мне кажется, только в той мере, что это никому не мешало. Почему она не поговорила со мной? Искренне?

После долгих недель таких разговоров с собой и долгих слез, я сочла, что Женя не сказала мне всего. Что это слишком жестоко – так отвечать на носки в коридоре, на эгоизм или на отсутствие меня дома.. Если только это не месть. А это не месть.

Мне очень нужен был разговор с Женей. Я хотела понять, потому что это мучило меня и не отпускало. Потому что это было одной из причин моего несчастья, моего мизерного положения, моего ничтожества.

Мне очень нужно было узнать, почему. Потому что моей логике, и всем мыслимым здоровым объяснениям это не поддавалось…

Прошла неделя. Я боялась, что папа не уедет. Что бы я тогда стала делать? Я бы не смогла затеять этот разговор еще раз. Я боялась, что он уедет – обиженный и злой. Ближе к концу второй недели пап пришел домой с шампанским и красной рыбой.

– У нас сегодня праздник! – сказал папа.

Я делала бутерброды, а он открывал шампанское.

– За мою любовь! И счастье! – произнес он.

– Я нашел женщину, которая мне понравилась еще на дне рождения Миши. Мы встретились и сходили в кино. Я ей все рассказал, как есть. Потом еще раз встретились. Я думал, я ей не понравился. А потом она мне сама позвонила, мы встретились еще раз, сходили к ней в гости. Потом поехали дальше. Когда она пришла домой, ее сын сказал: А где дядя Женя? Ты почему без него вернулась? В общем, я переезжаю к ней!

– Да ладно! Так не бывает!

– Ага, – сиял папа.

– Я решил быть с ней до конца откровенным. Я рассказал ей все, как есть. Вот, смотри фотки, папа протянул мне телефон. – Она живет с мамой и сыном.

– А сколько ему лет?

– Двенадцать.

– А как его зовут?

– Ваня. Но у нее своя комната, и мы будем жить в ней.

– Так это ж просто отлично! – я кинулась к папе и обняла его.

Мы разговаривали весь вечер. Татьяна на фотографиях была очень мила, как там она на самом деле – не знаю.

Произошло чудо. Никто не может стать счастливым за две недели. Ситуация казалась неразрешимой. Татьяна спасла меня от самоуничижения, а папу – от обиды. И вообще, подарила ему счастье! И я была счастлива, что папа уедет не на съемную квартиру, не к друзьям и не к родителям, а строить новую жизнь с прекрасным человеком, который его понял.

Я так и сказала Жене. Она тоже подивилась. И Варе сказала – мы с ней встретились, хотя несколько недель до этого виделись только в институте.

Когда папа уехал, мне снова стало пусто. Трудно расставаться с человеком, даже если все сложно.

26 марта я сняла траур, который носила 15 месяцев. Это было немного трудно – но нужно.

Я купила себе светлую одежду. Но сшила траурную повязку. – И пошла в институт. Забавно, но траурная повязка больше бросалась в  глаза, чем траур. После пары мои одногруппники столпились в сторонке. В конце концов Лёша подошел ко мне и поздравил с красивым нарядом. Я сделала вид, что мне все равно. Он меня раздражал, а их всех вместе я и вовсе ненавидела. В этот момент. Я проносила траурную повязку до июня, пока она не слетела у меня с руки, а я и не заметила.

После этого мы встречались с Галей. Она ни слова не сказала про смену цветовой гаммы одежды. Я сказала ей в конце:

– Спасибо, что ничего не сказал о том, что я сняла траур.

– Я тобой горжусь!, – ответила она.

В начале марта я была у Игоря Игоревича, специалиста по спине.

– Ты можешь получить все, что захочешь, – говорил он. – Главное в этом мире – твое желание. Вот чего ты хочешь? Хочешь машину?

– Нет.

Игорь Игоревич удивился. Он, видимо, думал, что все хотят машину.

– А чего ты хочешь?

– Я хочу помириться с Женей, – и это действительно было то, чего я