Читаем без скачивания Злобный заморыш (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

Процесс отливания морской водой мне не особо понравился, более того, что пришлось на остатках скудных сил отползти к стене, пока не начали помогать подняться. Преступники не мешали, получая какое-никакое развлечение и щедро комментируя мои нелепые движения. Прислонившись спиной к стене каюты, я кожей ощутил ножны орочьего ножа. Это чуток успокоило. Дав мне слегка отдышаться и сфокусировать взгляд, Мырь начал говорить:

— В общем, кид, всё у нас с тобой довольно просто выйдет. Я тебя собираюсь сбагрить Механику, за недорого. Тот шкет очень уж громко орал, что ты ему едва ли не интереснее собственного сына, а шкету я поверил. Знаешь почему?

— Почему? — выдохнул я.

— Когда нам грамотные попадаются, их особые условия ждут, кид, — Мыря, достав нож, начал чистить себе ногти, — Сюда, на Эласту, много благородных тащится. Они, суки, гордые, кланяться и служить не приучены, ломать их долго. А стоят дорого, образованные же. Так вот, мы каждому такому поросенку правую ногу рубим. Сразу. Чисто так, аккуратно. Срезали — и в подвал, чтобы подумал. Так вот, когда пацан сразу верещать начал, кто его папаша, никто ему не поверил. Чего только не выдумывают, не представляешь. И императоры у них родней, а генералы за их благородные яйца сюда армию привезут… В общем, сам понимаешь. Но вот когда пацан и без ноги визжать тоже самое продолжил, тут Жесткий заинтересовался…

Лай и рычание собак стал громче. Животные определенно беспокоились.

— Вы отхерачили ногу сыну Механика? — выкашлял я из себя удивленное. Вопрос произвел странный эффект — силуэты подельников Мыря на секунду синхронно вспыхнули серым, а он сам — серым и красным. Каким-то образом я понял, что головорезы испугались, а их главарь еще и разозлился.

— Не мы, Должничок, — почти пропел бандит, — Жесткий. Это здесь стандарты такие. Счетоводы, управляющие, приказчики — они везде нужны. Тихие, послушные, верные. Грамотные. А с одной ногой пути-дорожки закрыты, особо-то не поковыляешь. Ты лучше слушай, что я тебе предлагаю…

Предложение Мырь сделал разумное и приятное. У бандита всё было на мази, кроме одной маленькой детали — с остальной бандой он смену лидерства не обсуждал. В авторитете был неслабом, слушали его как родного, но ждали все-таки Жесткого, который должен был привезти крупный бакшиш за сопляка. Заявка Мыря могла встретить ну очень большое недопонимание, а вот для этого ему и нужен был я. Если я выступлю как представитель Механика, заранее знавший и отославший начальству весточку, что его сын попал к Жесткому, а затем пришедший с рыжим полицейским требовать пацана назад, то чаша весов качнется в сторону Мыря. Здорово качнется. Убедить подельников, что куда выгоднее сдать Жесткого людям Механика, обобрав бывшее (и жадноватое) начальство на все деньги, Мырь сможет без труда. Как и научить меня, что именно нужно говорить, чтобы трущобные жители купились.

Дальше всё просто. Меня и Жесткого с королевскими почестями передают тем, кого пришлет Механик, возможно за небольшой выкуп, в банде меняется атаман, ну а ставший одноногим Хорион… уплывает к покупателю, которым выступают люди уже Алхимика. Мырь был так добр, что назвал мне место и время, где будет произведен обмен, аргументируя, что догнать Жесткого с пацаном сейчас уже нереально. Следующий поезд до того городка будет лишь через неделю. А в случае отказа…

— Ну что, кид, мы с тобой кореша? — если бы аура бандита не вспыхнула на мгновение страхом, я бы подумал, что он буквально мечтает со мной подружиться.

Гулко лаяли обеспокоенные псы, явно непривыкшие к качке.

— Кореша, — прокряхтел я, медленно вставая.

— Тогда иди сюда! — мне был сделан широкий приглашающий жест, — Горто, запри собак, мы через пять минут пойдем наверх!

— Пора бы уже, — проворчал названный Горто, направляясь к двери, — Пацаны заколебались ждать под ветерком.

Прямо возле Мыря я вновь не удержался на ногах, падая на четвереньки с надсадным всхлипом. Елозя по полу в попытке утвердить руки на качающейся палубе, я услышал его досадливый комментарий по поводу покойного Круппа, того бомжа, кто отоварил меня дубинкой. Какой всё-таки нужный оказался бомж, как же он пришёлся к месту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мырь был очень опытным и тертым бандитом. Злым, резким, до ужаса метким и решительным, но его подвели две мелких и незначительных детали. Первой было то, что он, торопясь, не дал себе труда меня обыскать, поэтому вонзающийся ему в кишечник Аргумент стал очень большим сюрпризом. Возможно даже не фатальным, возможно, я бы просто не успел как следует развернуть и воткнуть столь здоровый нож, но тут в дело вступила деталь номер два. Бандит был человеком, а я кидом. Мои физические кондиции были куда лучше, чем у человека, живущего непростой жизнью в плохих условиях.

Остановив руку с револьвером, летящими в моё ухо, я с надсадным уханием вырвал старрх, слегка проворачивая его в ране. Шипы на кастете орочьего ножа распороли штаны и скрытую за ними плоть, превращая вытягивание в какое-то жуткое потрошение. Вырвав нож, я тотчас начал уходить вбок, доворачивая голову в попытке определить местоположение и боеготовность второго находящегося в комнате бандюги, но тот оказался начеку. Меня дважды толкнуло — в спину и руку, бросая вперед, мимо медленно падающего Мыря.

— Критическая ситуация! Активирован «Боевой режим»!

Мир слегка притухает, как будто включился «Демпфер эмоций». Чувства обесцвечиваются, мир слегка приостанавливается, время начинает идти нехотя и неравномерно.

Рука опирается точно в пол, превращая неконтролируемое падение в кувырок, предсказуемость которого я сбиваю ударом ноги в пол, чтобы укатиться с линии огня. Это почти получается, одна пуля летит мимо, вторая вскользь задевает ногу, отрывая подошву ботинка и срывая кожу с пятки. Я скручиваюсь, чтобы поймать в поле зрения стрелка, который попал по мне три раза из четырех выстрелов, вижу, как он дергает стволом револьвера, пытаясь поймать меня в прицел. Хорошо, один или два патрона. Надо действовать.

Старрх летит по кривой дуге в лицо бандита. Шансы, что я попаду острием — нулевые, но на данный момент это единственный отвлекающий фактор у меня под рукой. Пригибаясь, тот уворачивается от здоровенного ножа, но это дает мне почти целую секунду движения. Достаточно, чтобы подняться на ноги, уловить точку опоры с качающейся палубы, рвануться на носках вперед. Опасность, что кровь сейчас зальет ступню, усложнив мне перемещение, отметаю как несущественную в ближайшие две-три секунды.

Рывок удачен, от предпоследней пули я почти сознательно уклоняюсь, видя движение пальца на спусковом крючке стрелка. Еще раз прожать он не успевает, так как моё тело врезается в него, а пальцы левой руки сжимают и выкручивают пах. Мы падаем на пол, и через долю секунды я уже уверенно впиваюсь зубами в горло человека. Сжать покрепче челюсти, запуская руку туда, где видел рукоять самого обычного ножа, используемого при любой оказии.

Удар-удар-удар-удар-удар. Тычу в туловище бандита со скоростью швейной машинки, но тот в отчаянии всё-таки успевает сделать гадость — жестко тычет пятерней в лицо. От боли сжимаю челюсти куда сильнее, чем вообще представлял себе возможным, слышу хруст. Поле зрения сузилось, боль, на лице непроизвольная гримаса. Вывод — у меня что-то с глазом.

Неважно.

Дверь сзади распахивается, демонстрируя ствол и напряженное лицо отправленного к собакам Горто, что-то услышавшего сквозь их лай. Он не представляет для меня особой опасности, так как я уже подобрал выпавший из рук его подельника револьвер. Попасть из незнакомого оружия по мужику в другом конце полутемной каюты, да еще и с нарушенным зрением — подвиг не для меня. Зато я вполне могу попасть в пузатую лампу, просто задрав ствол вверх.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Бандит делает несколько выстрелов почти вслепую, а затем начинает торопливо пятиться. Времени достаточно, чтобы поднять старрх и вырвать из холодеющей руки покойного Мыря револьвер. Горто везет — он получает пулю в солнечное сплетение, тут же ничком падая на пол и начиная заливать его кровью. Собаки бесятся вовсю, превращаясь из надежного шумового прикрытия в тревожный фактор, способный привлечь ко мне внимание. Разум это холодно отмечает, а затем я… останавливаюсь, как сломанный механизм.