Читаем без скачивания Русская фольклорная демонология - Владимир Рябов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот, это, сваха, ей же Марина [умершая дочь рассказчицы — В. Р.] приснилась тогда, что она ночную рубашку просила. И деньги вроде как просила. И она не сама поехала, а мне говорит: «Поедешь [на кладбище — В. Р.], прикопай ночную рубашку и по углам [могилы — В. Р.] монетки». Я говорю: «Мне не снилась, меня не просила. Тебе надо — езжай и делай что хочешь». Так что есть еще люди, вот так вот верят[1522].
Согласно некоторым фольклорным текстам, живым является не сам вставший из могилы мертвец, а нечистая сила в его обличье: «И вот она тосковала об нем, и пришел к ей свой муж [покойный — В. Р.], как он. А это был бес, и вот они жили с ним три года, она даже не признала, что это ей не муж»[1523], «человеку мертвому не прийти, это только чёрт, он людей соблазняет, принимает облик человека»[1524], «какой уж тут сын [покойный — В. Р.] ходил — тут нечистая сила ходила»[1525], «к вдовам муж покойный ходит, но это же не покойный, а в его образе хто-то приходит, чтобы увести с собой, может, или просто соблазнить женщину»[1526].
Иногда считается, что черти буквально сдирают с покойника кожу, надевают ее на себя и, приняв таким образом облик умершего, приходят к скорбящим родственникам. Так, в одном из фольклорных текстов умирает старая колдунья, а ее внучка видит, как из-под печки вылезают два чёрта — «большой да крохотный». Большой («старый») чёрт схватил тело за ноги, «как дернул — сразу всю шкуру сорвал». После этого маленький чертенок уволок старухино мясо под печь, а старый чёрт залез в старухину шкуру и «лег на том на том самом месте, где лежала колдунья»[1527]. Эта история заканчивается тем, что чёрта прогоняют, окатив труп кипятком, однако закономерным здесь было бы и посмертное хождение демона в облике старухи-покойницы. Считалось, что войти в покойника способны и ерестуны (так на Русском Севере называли злых колдунов, живых или встающих из могилы после смерти). Они «подстерегают минуточку, когда к суседу подойдет скорая смертушка, и, только душа расстанется с телом, ерестун входит в покойника»[1528].
Тоже, жила-была одна вдова с детками и «покойный муж» ее [нечистый дух под видом мужа — В. Р.] с ей жил. Знала баба, что эфто за муж за такой. «Как-де так? — думает, — мужа я сама схоронила и таперича кажинную память панафиду служу [заказывает панихиду в церкви во все поминальные дни — В.Р.], а накось, при мне и сичас муж все. Нет, не ладно что-то эфто. Нечистый тут впутался: потому покойника-то своего я страсть любила, а эфтого не люблю, хотя и эфтот акурат такой же, как и тот, желанной. Ох, я грешница окаянная!»
Только вот однажды в деревне ихной помер сусед. На похороны звали и вдову эту с мужем (а какой, в омут, муж). Ну, знамо, по порядку, как есть: покойника принесли к приходу за обедню [в церковь на службу — В. Р.], а потом и на кладбище. Все подошли к могиле и вдова со своим [мнимым мужем — В. Р.] тоже. Ну, опустили покойника в могилу, а черной-то [нечистый дух под видом мужа — В. Р.] и говорит вдове: «Встань, — говорит, — мне на левую ногу своей левой ногой и гляди в гроб». Баба так и сделала. И видит она, что кто-то с покойника кожу дерет. «Што эфто делают? Почито?» — спросила баба. «А эфто, — говорит «черной», — вот пошто: какая баба, тоись жена, больно прытко тоскует по муже, да ревит, то черти <…> сдерут с покойника кожу, а апосля один из ихнего отродья эфту кожу наденет на себя и в мужевниной коже будет к его вдове ходить». [Так — В. Р.] объяснил сожитель своей приятельнице. «А как этого миноваться?» — спросила она. «А нужно, — говорит, — добыть парную узду (?), да эфтой-то уздой и хлестнуть «его».
Ну, зарыли покойника и пошли домой. А баба уж удумала, што ей надыть. В эфтот день ей не пришлось: потом на поминках были — стало, и сыты, и пьяны. А уж дело-то было на другой день. Сели эфто все обедать и «он», как завсегда, тоже сел. Вот стала баба подавать на стол хлебово, а сама в другую руку захватила узду, раньше уж припасла ее и держала на шестке. Подошла к столу, одной рукой хлебово ставит, а другой — как марызнет (ударит, хлестнет) «его» и ребят тех, что прижила с ним. Все они и пропали. Только и слышно было: «Эх, не образумясь [не подумав — В. Р.], да сам себя!»[1529].
Мертвец: образ и звук
Иногда покойник может быть невидим, о его присутствии судят по косвенным признакам, например по действиям: внезапно открывшейся двери[1530], сдернутому одеялу[1531], сброшенным с печи валенкам[1532]. В истории из Архангельской области «[покойный — В. Р.] старик приходил ночью, ложился к ней [жене — В. Р.] в постель и тыкал под бок»[1533].
Иногда увидеть покойника удается только близким. Так, в архангельской бывальщине девушка тоскует по своему умершему возлюбленному, в результате чего мертвец начинает ее посещать и даже ходить вместе с ней на вечеринки, оставаясь при этом невидимым для других людей[1534]. В рассказе из Новгородской губернии умершую жену видит только муж, к которому она ходит. Мужчина, которого преследует и мучает покойница, оказывается на крыльце собственного дома: «лежит весь в синяках, рукой ко двору показывает: “Вон она [жена — В. Р.], гоните ее!”. Односельчане, ставшие свидетелями этой сцены, не видят покойницу[1535]. В быличке из Читинской области умершая мать ходит к своим дочерям. Зашедший к ним ночью гость слышит шарканье в сенях и старушечий кашель, но ничего не видит. Дочь покойницы поясняет гостю: «Это она тебя испугалась»[1536].
Согласно некоторым свидетельствам, самоубийцы являются, «кажутся» тем, кто так или иначе вступал в контакт с их мертвым телом: доставал утопленника из воды, висельника — из петли
