Читаем без скачивания Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы - Джерри Койн

Если ничего другого не остается, верующие находят способы очернить науку. Говорят, что наука – ненадежный метод познания мира (в конце концов, ее «истины» нередко пересматриваются), что она может быть использована во зло (читай: атомные бомбы и нацистская евгеника), а кроме того, она продвигает «сциентизм», то есть утверждает главенство естественных наук, вынуждая такие области, как история, литература и искусство, обретать наукообразность – или терять всякий смысл.

Есть еще два признака того, что примиренцы зашли в тупик. Во-первых, они настойчиво напоминают о том, что «наука не в состоянии доказать, что Бога нет» («невозможно доказать отрицание»). Во-вторых, они утверждают, что наука столь же недостоверна, как и религия, поскольку и то и другое зиждется в конечном итоге на вере. Как указывает психолог Николас Хамфри, очернение науки часто производит большее впечатление на верующих, нежели теологические аргументы в стиле «Бог пробелов»[14], поскольку «всегда найдется множество необычайных фактов, способных в принципе поставить под сомнение традиционное мировоззрение [науку], но существует относительно немного фактов, которые поддерживали бы конкретную альтернативу [религию]. Поэтому проект подавления науки всегда имеет больше шансов на успех, чем проект поддержки нового типа паранауки».

Эти идеи встречаются хотя и нередко, но разбросаны по весьма обширной литературе, и некоторые из них (об «ином способе познания») нечасто обсуждаются критически. В этой главе я постараюсь разобрать наиболее распространенные варианты критики науки. И это не просто буря в научном стакане воды. Клевета в адрес какой-то области знания и попытка поставить неопределенные «способы познания» в привилегированное положение наносят науке – а в конечном итоге и обществу – серьезный вред.

Новая естественная теология

Никто не выводит существование Бога из простого, из известного, из понятного, но только из сложного, неизвестного и непостижимого. Наше невежество и есть Бог; то, что мы знаем, – это наука.

Если религию можно рассматривать как веру без доказательств (их недостаточно, чтобы убедить наиболее разумных людей), это не означает, что религиозные люди полностью отказываются от доказательств. Если доказательства поддерживают имеющееся мнение, они принимаются. Более того, верующие готовы их искать, и не только через откровение. Эту жажду доказательств только подчеркивают бесконечные поиски гроба Господня и Ноева ковчега.

Но ответы на некоторые сложные вопросы до сих пор наукой не получены. В качестве примеров можно вспомнить происхождение жизни и биологические основы сознания. Мало того, не исключено, что эти вопросы настолько сложны, что решить их не удастся никогда. Подобные лакуны открывают возможности для теологии: она спешит предложить Бога в качестве решения. Разумеется, речь идет о знаменитых аргументах типа «Бог пробелов», и хотя проблемы с привлечением Бога в качестве решения любой упрямой загадки очевидны (в науке известно немало случаев заполнения пробелов и устранения богов), сверхъестественные решения появляются всякий раз, когда наука сталкивается с по-настоящему сложной проблемой. Вообще, подобные аргументы можно рассматривать как неуклюжую попытку примиренчества, то есть как использование религии для выполнения научной задачи. В то же время они представляют собой и форму апологетики: если Бог – это лучшее объяснение какого-то естественного феномена, значит, он существует.

Естественная теология представляет попытку разгадать методы Бога или отыскать доказательства его существования путем непосредственного наблюдения природы, а не через откровения Писания («теология откровения»). Она действует (по крайней мере, должна) аналогично науке: ее цель – показать, что некоторые загадки природы проще объяснить вмешательством Бога, чем естественными причинами. Философ Герман Филипс определяет естественную теологию как «попытку доказать истину какого-то конкретного религиозного учения на таких основаниях, которые могут принять неверующие, то есть не прибегая к откровению». Естественная теология популярна, поскольку, предлагая Бога в качестве единственного разумного решения некой научной проблемы, она импонирует и доброжелательно настроенным к науке верующим, и богословам. И те и другие понимают, что божественные решения укрепляют веру собратьев по религии и обращают сомневающихся.

Естественная теология используется уже не одно столетие. Особенно популярна она была на Западе после возникновения науки, но до того, как религия начала сдавать свои позиции, то есть между XVII и XIX веками. При этом она, кстати говоря, входила в инструментарий науки. Как мы уже знаем, Исаак Ньютон ссылался на Бога, говоря о стабилизации планетарных орбит. В то время при отсутствии других естественных объяснений это звучало убедительно.

Самым известным аргументом в пользу естественной теологии были рассуждения священника и философа Уильяма Пейли, который в книге «Естественная теология» (1802 г., второе название «Доказательства существования и признаки Божества») утверждал, что «устройство» животных и растений может служить убедительным доказательством существования благожелательного Бога. Самый знаменитый его пример был связан с «камероподобным» глазом человека – органом настолько сложным и состоящим из такого количества взаимосвязанных частей, что его возникновение просто невозможно было объяснить естественными процессами. Пейли писал: «Если говорить об анализе инструмента, тот факт, что глаз создан для зрения, столь же очевиден, как факт, что телескоп создан для помощи зрению». Даже молодому Дарвину этот аргумент поначалу показался убедительным, хотя позже он его отверг, доказав, что создать такой сложный орган мог естественный отбор.

Надо сказать, что критика ранней естественной теологии несколько несправедлива. В то время ее можно было рассматривать как науку, поскольку она ставила перед собой цель познания природы при помощи самых лучших обоснований из тех, что имелись в распоряжении ученых. Среди множества явлений, имевших, согласно тогдашним взглядам, божественное происхождение, были душевные болезни, молнии, происхождение Вселенной, магнетизм и, разумеется, эволюция. Научный характер естественной теологии проявлялся и в том, что по крайней мере некоторые ее версии не останавливались на рациональных объяснениях постфактум, а пытались предсказывать и делать проверяемые заявления. Креационизм, к примеру, имеет свое мнение о возрасте Земли, об отсутствии переходных форм между «разновидностями» живых существ и т. д. В 1859 г. он был достойным соперником теории эволюции. Именно поэтому Дарвин в «Происхождении видов» так тщательно показывал, что его новая теория лучше объясняет существующие данные, чем это делает креационизм.

К середине XIX века теология наконец-то утратила статус научной дисциплины. В основном это стало результатом деятельности Дарвина, которому удалось опровергнуть лучший аргумент в пользу существования Бога, а также успехов физики и медицины в замене религиозных объяснений естественными. Упадку теологии способствовала и философия – Юм и Кант привели убедительные аргументы против веры в чудеса, разумного замысла и логических построений в пользу существования Бога.

Тем не менее в последнее время мы наблюдаем возвращение теологии, отчасти объясняемое подъемом теории разумного замысла, согласно которой в теории эволюции имеются лакуны, которые невозможно заполнить без привлечения создателя. Хотя сторонники этой теории утверждают, что создатель – это не обязательно иудео-христианский Бог (им мог быть даже инопланетянин, говорят они), это чистое лицемерие. Христианские корни теории разумного замысла, да и отдельные заявления ее сторонников, показывают, что ее назначение – заменить «болезнь» натурализма чисто христианской метафизикой. Разумный замысел – это просто креационизм, тщательно замаскированный под что-то более научное в бесплодной попытке обойти решения судов США, запрещающие проповедовать религию в государственных школах.

Критика аргументов типа «Бог пробелов» восходит еще к Древней Греции, как можно видеть из знаменитого заявления врача Гиппократа из Коса:

Люди считают эпилепсию божественной болезнью, потому что не понимают ее. Но если бы они называли божественным все, чего не понимают, то божественному не было бы конца.

На теологические опасности такой тактики указал Дитрих Бонхёффер, писавший из нацистской тюрьмы незадолго до того, как был казнен за участие в заговоре против Гитлера:

Как неразумно использовать Бога для латания дыр в наших знаниях! Если на самом деле границы знания постепенно отодвигаются все дальше и дальше (а так и должно быть), то и Бог отодвигается вместе с ними, так что ему постоянно приходится отступать. Мы должны найти Бога в том, что нам известно, а не в том, что нам неведомо.