Читаем без скачивания Численник - Ольга Кучкина

3 октября 2002

«Бесплотный дух и сходная фигура…»

Бесплотный дух и сходная фигуравступали с кем придется в отношенья,до пустяка, до ничего, до тенижелала страстно сплющиться натура.Не навязаться и не впасть в оплошность,не стать предметом общего веселья, —а никогда не потребляла зелья,и нечем подкрепить общенья роскошь.Зрачок нарочно придан близорукий —не вглядываться в окруженье зорко,пейзаж расплывчатый, смещенный – будто норка,в какой укрыться от смятенья скуки.И с памятью в беспамятство играла,подробности нарочно вытесняя,и длинная скамейка запаснаялишала сил задолго до финала.Такое неудачное творенье,такая тьма, такая безнадега.Тем удивительней расположенье Богахотя бы в малом сем.В стихотворенье.

4 октября 2002

«Ух, как быстро пролетели всякие времена…»

Ух, как быстро пролетели всякие времена,баки с грязным бельем остались в истории,сделав евроремонт, в новых ваннах отмыли свои вымена,побрызгали труссарди и на тусовку к Мариоттуили Астории.Мы одеты с иголочки и больше не едим с ножа,Зверевы делают нам лицо, а фигуру – Волковы,и даже если крутой усядется на ежа —улыбается, с задницей, утыканной иголками.При встрече охочее сверканье глаз,старанье для теле– и фотосъемки,клыки надежно спрятаны, культура, фас,такими пусть узнают нас современники и потомки.Демократия – по-нашему дерьмократия и есть,глянь на свои швейцарские, сколько настукало.В России надо жить столько, сколько не счесть,чтобы изжить из себя огородное пугало.

8 октября 2002

«Золотые рыбы проплывают…»

Золотые рыбы проплываютна ночном, на темно-синем фоне,привязались, вот уж привязались,с пятницы никак не отвязаться.Я не в духе, я себе не в радость,я себя с постели соскребаю,бледная, как немочь, а на фонерыбы золотые проплывают.Как в бреду, бреду к себе на кухню,суп сварить, помыть полы и чашки,может быть, привычка жить вернется,золотые проплывают рыбы.Совершив обманное движенье,боком и неловко – за компьютер,трону клавиши легко рукою,музыки ответной ожидая.Тщетно. Музыка молчит, и только буквыразлетаются, как слов осколкив бомбе, начиненной под завязкусмертоносным смыслом, как гвоздями.Мне не по себе. Я надорвалась.Любопытство, между тем, не меркнет.Проплывают рыбы золотыена дневном, на светло-сером фоне.Рыбка золотая, что с тобою?Отчего ты вдруг остановилась?Ждешь стоишь вопроса или просьбы?Милая, плыви, я справлюсь, справлюсь.

8 октября 2002

Дуомо

В проем Витторио-Эммануэлевнезапно вдвинулась тончайшая громада,за восхищеньем клетки не поспели,и в легкие извне проникла влага.Закашлялась, забилась, задохнулась —чуть зазвучала каменная месса,и сердце, переполнившись, метнулось,не удержало ядерного веса.И у подножия внезапного Дуомо,упав, разбилось в мелкие осколки,лишенное защиты, то есть дома,подстреленное, словно из двустволки.И небо, низкое, как в сумерках в России,поднявшись вверх, вдруг враз заголубело,и голуби на улице Россиниклевали сердце, падшее из тела.

17 октября 2002

«Отчего так грохочет ночное, в себе, подсознанье…»

Отчего так грохочет ночное, в себе, подсознанье,эта жизнь, что не та, эта жизнь, что не там и не с тем,и пробиты на раз ложно-краеугольные камни,только мстилось, что выстроен – выстрадан – былряд отличных систем.Днем казалось, что, как у людей, все почти что в порядке,и похож на людей, и, как люди, одет и обут,ночью видно, что это игра, специальные детские прятки,впрочем, и остальные играют в нее наобум.За обманом обман, не других, а себя горемычных,за атакой в атаку на немочь, и горечь, и желчь.Мы вернемся в Итаку. К истоку. К началам привычным.Ложь, как кожу, сдерем.И умрем. Если нас не сумели сберечь.

18 октября 2002

Синие розы

В отеле на столестояли синие розы.

Распахнута дверь на балкон,шум улицы в комнату втянут,и синие розы не вянутв отеле, завернутом в сон.Неоновой буквы лунатак выбелила подушку,что светятся пальцы под ушком,уложены пястью для сна.А сна ни в едином глазу,и жалко на сон прерываться,ведь самое тайное, братцы,нас пробует ночью на зуб.И вдруг как обвал – ничего.Такой тишины оглашенной,Божественной, совершенной,не знала вовек до того.Все звуки исчезли в момент,ни скрипа, ни хрипа, ни шага,упавшая на пол бумагасверкнула как мертвый сегмент.Не врач, не судья, не палач —как будто душа мировая,себя в этот миг открывая,шепнула: не бойся, не плачь.Без боли и страха пришлаисчерпанность жизни и чувства…И тут же задвигалась густоМилана ночная толпа.

18 октября 2002

«Мужчины и женщины тонкая связь…»

Мужчины и женщины тонкая связь,до гибельной дрожи и чудного срама,века пронеслись, как она началась,а длится все та же, сильна и упряма.Поездка на рынок, вчерашний обед,случайная ссора – все мелко и плоско,но пола и пола начальный заветвсе преобразит с вдохновеньем подростка.Любовным стихом обделила судьба,молчанием скована в возрасте пылком,когда господина вминало в рабаи било о стену то лбом, то затылком.Прекрасно-трагический опыт испит,ни срывов, ни слез, ни обид, ни разрывов,а немотный разум как будто бы спит,и любящих Бог усмехается криво.Теперь развязался язык.Я скажу,что близость с обоими производит:ты служишь мне всем,тебе верно служу,пусть жизнь, как дыханье, как крик на исходе.

20 октября 2002

«Спаси моих детей!.. О Господи, трагична…»

Спаси моих детей!.. О Господи, трагичнакартинка, что идет и вхожа в каждый дом.Спаси ее детей!.. Сегодня смерть привычна,как воздух, как вода, что дышим мы и пьем.Спаси его детей!.. Пусть землю населяетне гибель, а живых людей живая жизнь.Я знаю, Кто на нас несчастье насылает,и ведаю, за что, без слез и укоризн.Здесь стыд давно забыт, и ум спекулятивен,играет на низах бесплодно и темно,и каждый негодяй убийственно активен,а добрый человек молчит, глядит в окно.О Господи, спаси нас!..

6 ноября 2002

«Я иду с моей подкоркой…»

Я иду с моей подкоркойпо Никитскому бульвару,листья, павшие на землю,засыхая, умирают.Я иду и наблюдаюгородские проявленья,и подкорка их приемлетчерез корку, что черствеет.Мне идут навстречу дети,и мамаши, и студенты,кто печален, а кто весел,кто глядится, будто сбрендил.Стайка юношей спесивыхнад колодой карт склонилась,как чеченцы, все чернявы,знать, кого-то проиграют.Неподалеку старухаодиноко на скамейкеразговаривает громко —не с собой, а по мобиле.У Есенина Сережифотографию на памятьдевочка бесстрашно просит,чтобы сделал ей прохожий.А другая бедолагапо соседству со скульптуройопрокидывает в глоткуводку из стеклянной фляги,там, на дне, ее немного,тетка всасывает жидкостьи глядит окрест глазами,что давно остекленели.Направляюсь к «Бенетону»,просто так, а не по делу,утомясь бульварной жизнью,я хочу сменить картинку.В «Бенетоне» все красиво,вещи новенькие шепчут:вот твой выбор, дорогая,выбери меня скорее.Но подкорка в паре с коркой,что затеяли прогулку,от пьянчужки и от листьев,павших мертвыми на землю,никуда не отпускают,как приклеились, заразы.Вот вам выбора свобода,о которой все болтают.

25 ноября 2002

Городская баллада

Сумерки. Стыло. И я за рулем.Осени поздней характер невесел.Город огни высоко понавесил:солнечный свет не сдается внаем.Что за пастух гонит стадо автов сторону эту, другую и третью,пахнет железом, бензином и смертьюнечто во тьме, что нигде и ничто.Я выбиваюсь из стада легко,я выбираюсь на верную трассу,мне ли печалиться, доке и асу,блики летят в лобовое стекло.Лента дорожная под колесо,смятая, с маху ложится, мне к спеху,опыт с удачей приводят к успеху,скоро мой дом, я мурлычу вальсок.Вдруг неожиданный съезд и тоннель,ряд роковых понуждений – и что же!..мне же налево!.. но жесткое ложевправо несет, в боковую панель.Выровняв руль на лихом вираже,выровняв пульс и сырое дыханье…Если бы знать за мгновенье, заранее,что путепровод проложен уже!В планах – давно, а на деле – никак,вот и привычка людей к долгострою,не ожидала финала, не скрою,и просмотрела какой-либо знак.Гон как безвыходность и чернота,ни перекрестка и ни разворота,род протяженного водоворота,та еще немощь, и мощь еще та.Я удаляюсь все дальше во мглу,дом мой в мираж превратился нелепо,будто за мною кто гонится слепо,будто подсела на злую иглу.Но объявления промельк скупой,съезд как возможность и как искушенье,я пробираюсь направо в смущенье —сбились, как овцы на водопой.Движемся тихо, к металлу металл,стопорим ход лошадей поминутно,а за окошком промозгло и мутно,пробка, и каждый смертельно устал.Бесы новейшие жмут и кружат,втиснув в ряды, из рядов не пускают,ложным единством сознанье ласкают,нюхают выхлоп и тихо визжат.В мокром асфальте блестят фонари,я пребываю в чужом измеренье,руки замерзли и мерзнут колени,и пустота, как Чапаев, внутри.Все незнакомо. Окрестность чужда.Остановиться спросить невозможно.Замкнуты стекла чужие безбожно,чтоб не проникла чужая нужда.Петли петляя, как заяц в кустах,я нахожу, что лечу в Подмосковье,дружбой оставлена и любовью,чей-то чужой исполняя устав.Волей враждебной, сильнее моей,движима обочь и прочь из столицы,то ль наяву, то ли мне это снится, —где я, зачем, сколько стою нулей?..

Минуло два окаянных часа,как сплошняком загребущим изъята,вся из себя стеснена и помята, —дома, десяток дорог прочесав.Опыт престранный подмены пути,род заблужденья себя и потеритам, где, с разбегу в удачу поверив,в поле попала, что перекати.Словно добычу, меня отпустив,в городе вечер темнеет с досады, —глядя в окно, без малейшей надсады,я напеваю минувший мотив.Я вспоминаю вчерашний вальсок,сутью вещей околдована напрочь,и, без привычки снотворного на ночь,ждет меня славной бессонницы срок.

…Утренним солнцем освещена,в светлое небо взгляну из оконца,загородивши рукою от солнцавраз проступившие письмена.

30 ноября 2002